Конечно, дело изобилует нарушениями закона, начиная с заключения в тюрьму и избиений несовершеннолетней, допроса без присутствия компетентного судейского чиновника, без адвоката, защищавшего ce интересы, и, сверх того, ввиду отсутствия доказательств и заслуживающих доверия свидетелей; в деле действительно многого нет, причин сдать его в архив более чем достаточно. И порядочный судья не позволит себе поддаться низкому чувству мести, недостойному служителя Фемиды. Кроме того, какое имеет значение, что в архиве сертана появится ещё одно дело? Никакого, конечно… Доктор Пио изучил всеобщую историю, читая Зевако и Дюма: Париж стоит свеч. А Кажазейрас разве не стоит заключения сдать дело в архив?
Когда он наконец закончил писать — почерк мелкий, латинские буквы, — то поднял глаза на стоящего у окна доктора и улыбнулся:
— Это из уважения к вам и вашей семье.
— Спасибо, и примите мои поздравления, сеньор судья Кажазейраса-до-Норте.
Эмилиано подошёл к столу, взял дело и перелистал. Прочёл куски из допросов и показаний Терезы и Даниэла — какая мерзость! Бросил дело на стол, повернулся и направился к выходу.
— Рассчитывайте на назначение, сеньор судья, но не забывайте, что и впредь меня интересует всё, что происходит в этом краю.
Всё ещё в раздражении, он вернулся на завод.
Несколько дней спустя Эмилиано направился в Аракажу, намереваясь наведаться в филиал банка, и там встретил Лулу Сантоса, из разговора с которым он понял, что Тереза и знать не знала о его вмешательстве в её дело и его интересе к ней. Это значило одно: Эмилиано не обманулся, блеск её глаз говорил не только уме и красоте, но и об отваге.
Из Аракажу доктор выехал немедленно, он даже не стал ждать поезда, а поехал на машине. Всю дорогу он торопил шофёра: некоторые участки шоссе были такие же плохие, как дороги, по которым едут на волах и ослах. Приехав к вечеру на завод, он проследовал верхом в Кажазейрас, где принял ванну и переоделся. И тут же отправился в пансион Габи, впервые в жизни. Завидев его, официант Арруда бросил клиентов, помчался за Габи. Хозяйка пансиона тоже не заставила себя ждать, одышка говорила о её поспешном появлении.
— Невероятный почёт для нас! Какая радость!
— Добрый вечер. У вас девушка по имени Тереза…
Габи не дала ему закончить; Тереза — чудо, бесценное приобретение, видно, слава о ней дошла и до доктора и привела его сюда.
— Красавица девочка, к вашим услугам. Жемчужина…
— Она поедет со мной… — Он вытащил из бумажника несколько банкнот и протянул взволнованной своднице. — Сходите за ней…
— Вы увезёте её, доктор, на ночь или на несколько дней?
— Навсегда. Она не вернётся. Давайте побыстрее.
Сидящие за столиком клиенты молча наблюдали за происходящим; Арруда вернулся в бар, но, совершенно обалдевший, не мог подавать напитки. Габи молчала, проглотив возражения, она спрятала деньги — несколько банкнот по пятьсот крузейро. Да и что бы она выиграла, если бы стала возражать? Придётся ждать, когда Тереза надоест доктору и он прогонит её. Бесспорно, задержится она у него недолго, месяц-два, не больше.
— Присядьте, доктор, выпейте чего-нибудь, пока я чемодан подготовлю, а она уложит вещи…
— Не нужно чемодана, я её беру в том, что на ней есть. Ничего больше. Ничего не надо.
Он посадил Терезу на круп своего коня и тут же увёз.
9
Закончив осмотр, доктор Амарилио покрыл тело простынёй:
— Скоропостижно, да?
— Он только простонал и тут же умер, я даже не поняла… — Тереза задрожала, закрыв лицо руками.
Врач колебался, но ему необходимо было задать вопрос:
— Как же это произошло? Он слишком много поел за обедом, тяжёлая пища, и сразу после… Не так ли?
— Он съел только кусочек рыбы, немного риса и кружочек ананаса… В пять он пополдничал. Потом мы с ним прошлись до моста, а когда вернулись, он сел в гамак, и мы около двух часов разговаривали в саду. После десяти мы легли.
— Может, у него были какие-то неприятности в последнее время? Не знаете?
Тереза молчала: даже врачу она не хотела доверить то, о чём они беседовали, жалобы и горечь Эмилиано. Он умер сразу, какой смысл спрашивать: от болезни или расстройств? Уж не надеется ли врач воскресить его? Врач продолжал:
— Говорят, что Жаиро, его сын, повинен в банковской растрате, серьёзное хищение, и доктор Гедес, узнав…
Он замолчал, так как Тереза, сделав вид, что не понимает, всматривалась в лицо покойника. Врач настаивал:
— Я только хочу знать причину, почему сдало сердце. У него было хорошее здоровье, но неприятности, которые есть у каждого, нас убивают. Позавчера он сказал мне, что здесь, в Эстансии, он восстанавливает силы, оправляется от волнений. Вы не нашли его каким-то не таким?
— Для меня доктор Эмилиано всегда был одинаковым, с первого дня. — Она умолкла, но не выдержала и добавила: — Нет, неправда. С каждым днём он был лучше. Во всём. Я только могу сказать, что для меня равного ему нет. Не спрашивайте меня больше.
На мгновение воцарилась тишина. Амарилио вздохнул. Тереза права, не к чему копаться в жизни Гедеса. Ясно одно, что ни покой в Эстансии, ни общество подруги не смогли поддержать его сердце.
— Дочь моя, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Если бы всё зависело от меня, я бы оставил его здесь до погребения, и мы — вы, я, сеньор Жоан, те, кто его действительно любил, — проводили бы его на кладбище. Только это от меня не зависит.
— Я знаю, со мной он проводил мало времени. Нет, я не жалуюсь… рядом с ним я была счастливой каждую минуту.
— Я попытаюсь связаться с родственниками. Дочь и зять находятся в Аракажу. Если телефон не работает, придётся направить нарочного с запиской. — Прежде чем уйти, он спросил: нужно ли прислать человека, чтобы обмыть и одеть тело, или об этом позаботятся Лулу и Нина?
— Я сама позабочусь о нём, пока он мой.
— Я скоро вернусь, принесу свидетельство о смерти, приведу священника.
Зачем священник, ведь Эмилиано в Бога не верил. Впрочем, церковных праздников он не пропускал и возил священника на завод, чтобы тот отслужил мессу на празднике Святой Анны. Падре Винисиус, изучавший теологию в Риме, умел пить вино и был приятным сотрапезником.
10
Доктор любил, когда элегантно одетая Тереза — её туалеты привозились из Баии — хозяйничала за обеденным столом, вокруг которого собирались его друзья и однокашники по факультету права Нассименто Фильо, падре Винисиус, а также Лулу Сантос, специально приехавший из Аракажу.
Они беседовали обо всём сразу: спорили о политике, о кулинарии, литературе и религии, искусстве, мировых и бразильских событиях, о последних идеях и моде, моде, которая с каждым днём становится всё более и более вызывающей, о падении нравов и прогрессе науки. На темы искусства, литературы и кулинарии спорили, как правило, только доктор и Жоан Нассименто, последний с отвращением относился к современному искусству — мазне без смысла и красоты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142