Так она и познакомилась с моим будущим отчимом, лордом Блэкмором, и вскоре вышла за него замуж.
Гидеон подошел к ней и положил руки на перила.
– Уверен, брак положил конец всем благим намерениям.
Сара подняла глаза. Капитан не отрываясь смотрел в мерцающие океанские волны. Сейчас его лицо казалось печальным, даже суровым.
– Ничего подобного, – возразила Сара. – Граф до последнего дня всеми силами поддерживал дело реформ. – Она помолчала, водя рукой по блестящей гладкой меди, и добавила: – Мать всегда брала меня с собой и сумела внушить уверенность в том, что если люди очень захотят и очень постараются, то зло непременно отступит. Я стараюсь продолжить семейное дело.
– Поэтому решили погубить себя среди воровок и убийц?
Сара посмотрела ему в глаза.
– Еще совсем недавно вы называли их «несчастными погибшими душами».
– Называл, и что же? Все равно ни за что не поверю, что ваш сводный брат мог одобрить опасное путешествие, пусть и с высокой целью.
– А он не одобрил. – В эту минуту солнце спряталось за незаметно прилетевшие облака, и палуба погрузилась в недолгую, неглубокую тень. – Он всеми силами старался отговорить меня от поездки. Но, разумеется, не смог. Ведь я достаточно взрослая и имею право отправиться туда, куда считаю нужным. Так что в конце концов Джордану пришлось смириться и отступить.
Улыбка исчезла с лица капитана так же внезапно, как скрылось за облаками солнце.
– Вы и впредь намерены поступать подобным образом? Позвольте предупредить вас, Сара Уиллис. Ваша семья потакала своеволию и самоуверенности, но я этого делать не собираюсь. Ни на моем корабле, ни на моем острове не место прихотям и капризам.
– Ваш остров? А мне казалось, что идея Атлантиса всегда подразумевала утопическое понятие равенства и отсутствия собственности.
Капитан помрачнел.
– Так оно и есть. Но ведь кто-то должен устанавливать правила и следить за их исполнением. Мои люди мне доверяют. И всем остальным на острове придется подчиняться выработанным мною правилам. Понимаю, как трудно с этим смириться человеку вашего склада. Вы дочь графа Блэкмора и привыкли немедленно получать то, что хотите. Но в конце концов вам придется признать право сильного. Неповиновение властям может вам дорого обойтись.
Сара пропустила мимо ушей угрозу, однако презрение, с которым прозвучали слова «дочка графа Блэкмора», вызвало любопытство. Ненависть к аристократам выходила за пределы разумного. Вряд ли ее можно было объяснить одним лишь американским патриотизмом.
– Хотелось бы знать, – спокойно произнесла она, – какой смысл вы вкладываете в понятие «неповиновение властям» и что за ужасный английский аристократ научил вас так отчаянно презирать тех, кого вы назвали «людьми моего склада».
Глаза капитана сверкнули; он напрягся и резко шагнул в сторону, будто зверь, который готовится к нападению. Сара тоже невольно отступила и даже прикрыла лицо рукой, словно ожидая удара.
– Поверьте, – произнес наконец Гидеон, – вам незачем это знать.
Повернувшись на каблуках, капитан решительно зашагал прочь, а Сара так и осталась стоять, дрожа от страха.
Мельком взглянув на компас, Гидеон повернул штурвал на четверть оборота. День клонился к вечеру, косые лучи солнца не обжигали, а дарили мягкое, приятное тепло.
Весь день Гидеон избегал встречи с учительницей, поручив ее заботам Барнаби Кента, но от собственных мыслей не убежишь. История матери маленькой бунтарки не давала покоя: активная поборница реформ вышла замуж за графа. Неужели такое возможно? Впрочем, Сара могла драматизировать события. Преувеличить реформаторские усилия и матери, и ее собственные. Гидеон на своем веку повидал немало английских графов и хорошо знал, что эти осторожные и в то же время высокомерные люди ни за что не позволили бы своим женщинам испачкать ручки в пыли бедности, не говоря уже о такой грязи, как преступления и тюрьмы.
И все же Сара оказалась на борту тюремного фрегата «Добродетель». Забыв о собственном благе, отважно отстаивала права осужденных женщин. О ее принадлежности к графскому роду Гидеон узнал, лишь когда учительница пыталась убедить его оставить плавучую тюрьму в покое. Будь она робкой или чванливой, ни за что не отважилась бы ни на один из этих поступков.
Капитан улыбнулся. Да, робость Сары вполне можно было сравнить со сдержанностью боевого корабля. Очень красивого, с точеными линиями корпуса – от носа и до кормы, – но все же боевого, готового в любой момент вступить в битву. Едва дело касалось подопечных и их благополучия, миниатюрная мисс мгновенно преображалась в хорошо вооруженный бриг. Мужество и упорство красавицы казались немыслимыми, мучительными... и отрезвляющими. Порой они заставляли капитана усомниться в справедливости собственных действий. Может быть, не стоило захватывать тюремный парусник?
Этот солдат в юбке мог смутить покой любого человека, уверенного в собственной правоте. Да ниспошлет Господь терпение тому, кто на ней женится.
Гидеон едва не застонал. Воображение уже в который раз рисовало ему одну и ту же картину. Раскинув тонкие изящные руки, Сара лежит на кровати, устремив на него затуманенный страстью взор, и манит к себе словно сирена.
Нет, это счастье не для него. Пусть кто-нибудь другой ответит на роковой зов и сядет на мель у смертельно опасного побережья. Сам он ни за что не поддастся искушению.
Но тогда другой познает восторг поцелуев, радость прикосновения к нежной шелковистой коже, неповторимый аромат пышных каштановых волос, свежесть юного обнаженного тела. В этот момент его собственное тело недвусмысленно отозвалось на нарисованную воображением картину, и Гидеон негромко выругался.
– Хорн, хватит мечтать, спустись в трюм и послушай, что преподает на своих уроках эта женщина, – раздался за спиной ехидный голос Барнаби.
Гидеон обернулся. Англичанин стоял на верхней ступеньке ведущей на квартердек лестницы.
– Меня ничем не удивишь, – откликнулся капитан и снова повернулся к штурвалу. У него не было сейчас ни малейшего желания снова общаться с учительницей. Пусть мистер Кент сам займется соотечественницей.
– Тебя, возможно, и не удивишь, но это вовсе не означает, что не о чем беспокоиться. Ты, конечно, образован гораздо лучше меня, но разве «Лисистрата» не та самая комедия, в которой женщины отказываются выполнять супружеские обязанности, требуя от мужей прекращения войны?
Гидеон со стоном вцепился в штурвал. «Лисистрата» относилась к тем произведениям, которые отец чуть ли не силой заталкивал ему в горло, как только парнишка научился читать.
– Да, именно так. Но только не говори, пожалуйста, что она пытается научить их тому же. Это же древнегреческая литература!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Гидеон подошел к ней и положил руки на перила.
– Уверен, брак положил конец всем благим намерениям.
Сара подняла глаза. Капитан не отрываясь смотрел в мерцающие океанские волны. Сейчас его лицо казалось печальным, даже суровым.
– Ничего подобного, – возразила Сара. – Граф до последнего дня всеми силами поддерживал дело реформ. – Она помолчала, водя рукой по блестящей гладкой меди, и добавила: – Мать всегда брала меня с собой и сумела внушить уверенность в том, что если люди очень захотят и очень постараются, то зло непременно отступит. Я стараюсь продолжить семейное дело.
– Поэтому решили погубить себя среди воровок и убийц?
Сара посмотрела ему в глаза.
– Еще совсем недавно вы называли их «несчастными погибшими душами».
– Называл, и что же? Все равно ни за что не поверю, что ваш сводный брат мог одобрить опасное путешествие, пусть и с высокой целью.
– А он не одобрил. – В эту минуту солнце спряталось за незаметно прилетевшие облака, и палуба погрузилась в недолгую, неглубокую тень. – Он всеми силами старался отговорить меня от поездки. Но, разумеется, не смог. Ведь я достаточно взрослая и имею право отправиться туда, куда считаю нужным. Так что в конце концов Джордану пришлось смириться и отступить.
Улыбка исчезла с лица капитана так же внезапно, как скрылось за облаками солнце.
– Вы и впредь намерены поступать подобным образом? Позвольте предупредить вас, Сара Уиллис. Ваша семья потакала своеволию и самоуверенности, но я этого делать не собираюсь. Ни на моем корабле, ни на моем острове не место прихотям и капризам.
– Ваш остров? А мне казалось, что идея Атлантиса всегда подразумевала утопическое понятие равенства и отсутствия собственности.
Капитан помрачнел.
– Так оно и есть. Но ведь кто-то должен устанавливать правила и следить за их исполнением. Мои люди мне доверяют. И всем остальным на острове придется подчиняться выработанным мною правилам. Понимаю, как трудно с этим смириться человеку вашего склада. Вы дочь графа Блэкмора и привыкли немедленно получать то, что хотите. Но в конце концов вам придется признать право сильного. Неповиновение властям может вам дорого обойтись.
Сара пропустила мимо ушей угрозу, однако презрение, с которым прозвучали слова «дочка графа Блэкмора», вызвало любопытство. Ненависть к аристократам выходила за пределы разумного. Вряд ли ее можно было объяснить одним лишь американским патриотизмом.
– Хотелось бы знать, – спокойно произнесла она, – какой смысл вы вкладываете в понятие «неповиновение властям» и что за ужасный английский аристократ научил вас так отчаянно презирать тех, кого вы назвали «людьми моего склада».
Глаза капитана сверкнули; он напрягся и резко шагнул в сторону, будто зверь, который готовится к нападению. Сара тоже невольно отступила и даже прикрыла лицо рукой, словно ожидая удара.
– Поверьте, – произнес наконец Гидеон, – вам незачем это знать.
Повернувшись на каблуках, капитан решительно зашагал прочь, а Сара так и осталась стоять, дрожа от страха.
Мельком взглянув на компас, Гидеон повернул штурвал на четверть оборота. День клонился к вечеру, косые лучи солнца не обжигали, а дарили мягкое, приятное тепло.
Весь день Гидеон избегал встречи с учительницей, поручив ее заботам Барнаби Кента, но от собственных мыслей не убежишь. История матери маленькой бунтарки не давала покоя: активная поборница реформ вышла замуж за графа. Неужели такое возможно? Впрочем, Сара могла драматизировать события. Преувеличить реформаторские усилия и матери, и ее собственные. Гидеон на своем веку повидал немало английских графов и хорошо знал, что эти осторожные и в то же время высокомерные люди ни за что не позволили бы своим женщинам испачкать ручки в пыли бедности, не говоря уже о такой грязи, как преступления и тюрьмы.
И все же Сара оказалась на борту тюремного фрегата «Добродетель». Забыв о собственном благе, отважно отстаивала права осужденных женщин. О ее принадлежности к графскому роду Гидеон узнал, лишь когда учительница пыталась убедить его оставить плавучую тюрьму в покое. Будь она робкой или чванливой, ни за что не отважилась бы ни на один из этих поступков.
Капитан улыбнулся. Да, робость Сары вполне можно было сравнить со сдержанностью боевого корабля. Очень красивого, с точеными линиями корпуса – от носа и до кормы, – но все же боевого, готового в любой момент вступить в битву. Едва дело касалось подопечных и их благополучия, миниатюрная мисс мгновенно преображалась в хорошо вооруженный бриг. Мужество и упорство красавицы казались немыслимыми, мучительными... и отрезвляющими. Порой они заставляли капитана усомниться в справедливости собственных действий. Может быть, не стоило захватывать тюремный парусник?
Этот солдат в юбке мог смутить покой любого человека, уверенного в собственной правоте. Да ниспошлет Господь терпение тому, кто на ней женится.
Гидеон едва не застонал. Воображение уже в который раз рисовало ему одну и ту же картину. Раскинув тонкие изящные руки, Сара лежит на кровати, устремив на него затуманенный страстью взор, и манит к себе словно сирена.
Нет, это счастье не для него. Пусть кто-нибудь другой ответит на роковой зов и сядет на мель у смертельно опасного побережья. Сам он ни за что не поддастся искушению.
Но тогда другой познает восторг поцелуев, радость прикосновения к нежной шелковистой коже, неповторимый аромат пышных каштановых волос, свежесть юного обнаженного тела. В этот момент его собственное тело недвусмысленно отозвалось на нарисованную воображением картину, и Гидеон негромко выругался.
– Хорн, хватит мечтать, спустись в трюм и послушай, что преподает на своих уроках эта женщина, – раздался за спиной ехидный голос Барнаби.
Гидеон обернулся. Англичанин стоял на верхней ступеньке ведущей на квартердек лестницы.
– Меня ничем не удивишь, – откликнулся капитан и снова повернулся к штурвалу. У него не было сейчас ни малейшего желания снова общаться с учительницей. Пусть мистер Кент сам займется соотечественницей.
– Тебя, возможно, и не удивишь, но это вовсе не означает, что не о чем беспокоиться. Ты, конечно, образован гораздо лучше меня, но разве «Лисистрата» не та самая комедия, в которой женщины отказываются выполнять супружеские обязанности, требуя от мужей прекращения войны?
Гидеон со стоном вцепился в штурвал. «Лисистрата» относилась к тем произведениям, которые отец чуть ли не силой заталкивал ему в горло, как только парнишка научился читать.
– Да, именно так. Но только не говори, пожалуйста, что она пытается научить их тому же. Это же древнегреческая литература!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91