Но давайте не будем лукавить. Забудем о Холкрофте. Я имею в виду вашего настоящего отца. Тридцать лет назад Генрих Клаузен сделал некоторые распоряжения. Он часто курсировал между Берлином, Женевой и Цюрихом — конечно, не ставя об этом в известность германские власти. Им был подготовлен один документ, против которого мы... — Манфреди сделал паузу и улыбнулся, — ...как заинтересованные нейтралы, не могли ничего возразить. К документу прилагалось письмо, написанное Клаузеном в апреле 1945 года. Оно адресовано вам, его сыну.
Банкир потянулся к лежащему на столе коричневому конверту.
— Подождите! — сказал Ноэль. — Это были распоряжения финансового характера?
— Да.
— Тогда это меня не интересует. Отдайте деньги благотворительным организациям. Он перед ними в долгу.
— Вряд ли бы вы так легко отказались от этих денег, если бы вам стала известна сумма.
— И какова же она?
— Семьсот восемьдесят миллионов долларов.
Глава 2
Холкрофт недоверчиво воззрился на банкира, почувствовав, как кровь отхлынула от лица. За вагонным окном звуки вокзала слились в какофонию приглушенных аккордов, едва доносившихся сквозь толстые стенки вагона.
— Но не думайте, что вы можете завладеть сразу всей суммой, — сказал Манфреди, откладывая письмо на край стола. — Там есть некоторые условия, которые, впрочем, для вас не представляют никакой опасности. По крайней мере, насколько нам известно.
— Условия? — Холкрофт понял, что говорит шепотом. Он попытался взять себя в руки. — Какие условия?
— Они изложены очень четко. Эта огромная сумма денег должна быть потрачена на благо людей в разных уголках мира. Ну и, разумеется, какая-то часть денег предназначается лично для вас.
— А что вы имели в виду, сказав, что в условиях нет ничего опасного... насколько вам известно?
Увеличенные стеклами очков глаза банкира сощурились, он отвел на мгновение взгляд, и по его лицу пробежала тень тревоги. Манфреди полез в лежащий на столе кожаный «дипломат» и достал из него длинный тонкий конверт со странными пятнами на обратной стороне. Это были четыре круга, похожие на темные монеты, приклеенные к уголкам конверта.
Манфреди положил конверт под лампу. Круги оказались не монетами, а восковыми печатями. Все печати остались нетронутыми.
— Согласно инструкциям, данным нам тридцать лет назад, этот конверт — в отличие от письма вашего отца — нельзя было вскрывать. Он содержит нечто, не имеющее отношения к договору, который мы составили, и, насколько нам известно, Клаузен не знал о существовании этого конверта. Его письмо убедит вас в этом. Конверт попал к нам в руки спустя несколько часов после того, как курьер доставил нам письмо вашего отца, — последнее, что мы получили от него из Берлина.
— И что же здесь?
— Неизвестно. Мы знаем, что в конверте находится послание, написанное людьми, которые были в курсе дел вашего отца и свято верили в правоту его дела. Они считали его подлинным великомучеником Германии. Нам было поручено передать вам это письмо нераспечатанным. Вам следует прочитать его прежде, чем вы увидите письмо вашего отца.
Манфреди перевернул конверт лицевой стороной. Там было что-то написано от руки по-немецки.
— Вы должны расписаться там внизу, чтобы засвидетельствовать, что вы получили его в надлежащем состоянии.
Ноэль взял конверт и прочитал слова, смысл которых остался ему неясен:
«Dieser Brief ist mit ungebrochener Siegel empfangen worden. Neuaufbau oder Tod».
— Что здесь написано?
— Что вы рассмотрели конверт и обнаружили, что печати не сломаны.
— Я могу быть в этом уверен?
— Молодой человек, вы говорите с директором «Ла Гран банк де Женев»! — Швейцарец не повысил голос, но в его интонации прозвучал упрек. — Вам должно быть достаточно моего слова. И в конце концов, какое это имеет значение?
Никакого, подумал Холкрофт, и само собой разумеющийся вопрос заставил его встревожиться.
— А что вы сделаете, когда я подпишу конверт? Манфреди некоторое время молчал, словно решая, отвечать или нет. Он снял очки, вытащил из нагрудного кармана шелковый платочек и протер стекла. Наконец он произнес:
— Это особо важная информация...
— Но и моя подпись — тоже особо важная, — прервал его Ноэль. — Особо важная!
— Позвольте мне закончить! — возразил банкир, водружая очки на нос. — Я хотел сказать, что эта особо важная информация, возможно, уже более не является актуальной. Столько лет прошло! Конверт следует послать в абонентский ящик в Сесимбру. Это город в Португалии к югу от Лиссабона, на мысе Эспишель.
— Почему эта информация может быть не актуальна? — Манфреди соединил обе ладони.
— Дело в том, что абонентский ящик, куда следует послать письмо, уже не существует. Письмо пролежит какое-то время в отделе невостребованной почты и вернется к нам.
— Вы уверены?
— Да, уверен.
Ноэль полез в карман за ручкой и перевернул конверт, чтобы еще раз взглянуть на восковые печати. Их не ломали, но какое это имеет значение, в самом деле? Холкрофт положил конверт перед собой и расписался.
Манфреди поднял руку.
— Вы понимаете — что бы ни содержалось в этом конверте, это не имеет никакого отношения к нашему участию в договоре, разработанному «Ла Гран банк де Женев». С нами никто не консультировался, и мы не были ознакомлены с содержанием этого конверта.
— Вы как будто чем-то встревожены. По-моему, вы только что сказали, что это уже не имеет значения. Ведь все это было так давно.
— Меня всегда тревожат фанатики, мистер Холкрофт. И ничто и никогда не заставит меня изменить моей точки зрения. Это, знаете ли, типичная банкирская предосторожность.
Ноэль стал ломать печати. Воск от времени затвердел, и ему пришлось приложить немалые усилия. Он распечатал конверт, вытащил оттуда сложенный листок бумаги и развернул его.
Долго пролежавшая в конверте бумага обветшала, из белой превратившись в коричневато-желтую. Текст на английском языке был написан крупными буквами готическим шрифтом. Чернила сильно выцвели, но разобрать буквы еще было можно. Холкрофт сразу взглянул на нижнюю часть листка, ища подпись. Подписи не было. Он начал читать.
Написанное тридцать лет назад послание производило жуткое впечатление: это был какой-то горячечный бред. Можно было подумать, что оно родилось в воспаленном воображении людей с расстроенной психикой, которые, собравшись в темной комнате, по теням на стене и по собственным догадкам о характере неродившихся еще людей пытались предугадать будущее.
"С сего момента сын Генриха Клаузена подвергается испытанию. Еще есть те, кто может узнать о женевских делах и кто попытается воспрепятствовать ему, их единственной целью в жизни будет стремление убить его, тем самым погубив мечту, взлелеянную титаническим воображением его отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Банкир потянулся к лежащему на столе коричневому конверту.
— Подождите! — сказал Ноэль. — Это были распоряжения финансового характера?
— Да.
— Тогда это меня не интересует. Отдайте деньги благотворительным организациям. Он перед ними в долгу.
— Вряд ли бы вы так легко отказались от этих денег, если бы вам стала известна сумма.
— И какова же она?
— Семьсот восемьдесят миллионов долларов.
Глава 2
Холкрофт недоверчиво воззрился на банкира, почувствовав, как кровь отхлынула от лица. За вагонным окном звуки вокзала слились в какофонию приглушенных аккордов, едва доносившихся сквозь толстые стенки вагона.
— Но не думайте, что вы можете завладеть сразу всей суммой, — сказал Манфреди, откладывая письмо на край стола. — Там есть некоторые условия, которые, впрочем, для вас не представляют никакой опасности. По крайней мере, насколько нам известно.
— Условия? — Холкрофт понял, что говорит шепотом. Он попытался взять себя в руки. — Какие условия?
— Они изложены очень четко. Эта огромная сумма денег должна быть потрачена на благо людей в разных уголках мира. Ну и, разумеется, какая-то часть денег предназначается лично для вас.
— А что вы имели в виду, сказав, что в условиях нет ничего опасного... насколько вам известно?
Увеличенные стеклами очков глаза банкира сощурились, он отвел на мгновение взгляд, и по его лицу пробежала тень тревоги. Манфреди полез в лежащий на столе кожаный «дипломат» и достал из него длинный тонкий конверт со странными пятнами на обратной стороне. Это были четыре круга, похожие на темные монеты, приклеенные к уголкам конверта.
Манфреди положил конверт под лампу. Круги оказались не монетами, а восковыми печатями. Все печати остались нетронутыми.
— Согласно инструкциям, данным нам тридцать лет назад, этот конверт — в отличие от письма вашего отца — нельзя было вскрывать. Он содержит нечто, не имеющее отношения к договору, который мы составили, и, насколько нам известно, Клаузен не знал о существовании этого конверта. Его письмо убедит вас в этом. Конверт попал к нам в руки спустя несколько часов после того, как курьер доставил нам письмо вашего отца, — последнее, что мы получили от него из Берлина.
— И что же здесь?
— Неизвестно. Мы знаем, что в конверте находится послание, написанное людьми, которые были в курсе дел вашего отца и свято верили в правоту его дела. Они считали его подлинным великомучеником Германии. Нам было поручено передать вам это письмо нераспечатанным. Вам следует прочитать его прежде, чем вы увидите письмо вашего отца.
Манфреди перевернул конверт лицевой стороной. Там было что-то написано от руки по-немецки.
— Вы должны расписаться там внизу, чтобы засвидетельствовать, что вы получили его в надлежащем состоянии.
Ноэль взял конверт и прочитал слова, смысл которых остался ему неясен:
«Dieser Brief ist mit ungebrochener Siegel empfangen worden. Neuaufbau oder Tod».
— Что здесь написано?
— Что вы рассмотрели конверт и обнаружили, что печати не сломаны.
— Я могу быть в этом уверен?
— Молодой человек, вы говорите с директором «Ла Гран банк де Женев»! — Швейцарец не повысил голос, но в его интонации прозвучал упрек. — Вам должно быть достаточно моего слова. И в конце концов, какое это имеет значение?
Никакого, подумал Холкрофт, и само собой разумеющийся вопрос заставил его встревожиться.
— А что вы сделаете, когда я подпишу конверт? Манфреди некоторое время молчал, словно решая, отвечать или нет. Он снял очки, вытащил из нагрудного кармана шелковый платочек и протер стекла. Наконец он произнес:
— Это особо важная информация...
— Но и моя подпись — тоже особо важная, — прервал его Ноэль. — Особо важная!
— Позвольте мне закончить! — возразил банкир, водружая очки на нос. — Я хотел сказать, что эта особо важная информация, возможно, уже более не является актуальной. Столько лет прошло! Конверт следует послать в абонентский ящик в Сесимбру. Это город в Португалии к югу от Лиссабона, на мысе Эспишель.
— Почему эта информация может быть не актуальна? — Манфреди соединил обе ладони.
— Дело в том, что абонентский ящик, куда следует послать письмо, уже не существует. Письмо пролежит какое-то время в отделе невостребованной почты и вернется к нам.
— Вы уверены?
— Да, уверен.
Ноэль полез в карман за ручкой и перевернул конверт, чтобы еще раз взглянуть на восковые печати. Их не ломали, но какое это имеет значение, в самом деле? Холкрофт положил конверт перед собой и расписался.
Манфреди поднял руку.
— Вы понимаете — что бы ни содержалось в этом конверте, это не имеет никакого отношения к нашему участию в договоре, разработанному «Ла Гран банк де Женев». С нами никто не консультировался, и мы не были ознакомлены с содержанием этого конверта.
— Вы как будто чем-то встревожены. По-моему, вы только что сказали, что это уже не имеет значения. Ведь все это было так давно.
— Меня всегда тревожат фанатики, мистер Холкрофт. И ничто и никогда не заставит меня изменить моей точки зрения. Это, знаете ли, типичная банкирская предосторожность.
Ноэль стал ломать печати. Воск от времени затвердел, и ему пришлось приложить немалые усилия. Он распечатал конверт, вытащил оттуда сложенный листок бумаги и развернул его.
Долго пролежавшая в конверте бумага обветшала, из белой превратившись в коричневато-желтую. Текст на английском языке был написан крупными буквами готическим шрифтом. Чернила сильно выцвели, но разобрать буквы еще было можно. Холкрофт сразу взглянул на нижнюю часть листка, ища подпись. Подписи не было. Он начал читать.
Написанное тридцать лет назад послание производило жуткое впечатление: это был какой-то горячечный бред. Можно было подумать, что оно родилось в воспаленном воображении людей с расстроенной психикой, которые, собравшись в темной комнате, по теням на стене и по собственным догадкам о характере неродившихся еще людей пытались предугадать будущее.
"С сего момента сын Генриха Клаузена подвергается испытанию. Еще есть те, кто может узнать о женевских делах и кто попытается воспрепятствовать ему, их единственной целью в жизни будет стремление убить его, тем самым погубив мечту, взлелеянную титаническим воображением его отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144