Он знал истории ее сестры Пен и матери, леди Джиневры Мэллори и ее битвы со старым королем Генрихом VIII. Ничего не скажешь, женщины Мэллори сделаны не из обычного теста.
Малколм уже сидел на козлах крестьянской телеги, но спрыгнул, чтобы помочь Пиппе сесть в задке, заваленном только что выдубленными овечьими шкурами и нечесаной шерстью.
– Что за скверный запах! – воскликнула она.
– Да, люди не всегда понимают, что цветы растут из грязи, а из вонючей шерсти получается тонкое сукно, – съязвил Лайонел.
Пиппа решительно уселась на груду шкур.
– От меня самой несет, так что мы будем прекрасно гармонировать.
– Боюсь, что это только начало. Дальше будет хуже, – засмеялся Лайонел. – Ты можешь сидеть, пока мы не подберемся к городским стенам, а потом придется зарыться в шкуры. А сверху мы прикроем тебя кипой шерсти.
– Какая мерзость, – пробормотала она. – Предупреждаю, меня скорее всего стошнит.
Расслышав за жалобами намерение ни в коем случае не сдаваться, Лайонел так же весело ответил:
– Перетерпишь. Это ненадолго. Как только мы въедем в город и окажемся на складе, сможешь немного подышать свежим воздухом. Потом мы снова тебя упакуем.
Он прыгнул на козлы рядом с Малколмом и велел:
– Едем.
– А зачем меня паковать?
– Знаешь историю о Клеопатре и ковре?
– Слышала.
– Тот же принцип. Тебя внесут на борт в кипе ткани.
– Ах вот как! – воскликнула Пиппа, хватаясь за борт телеги, подскочившей на особенно глубокой рытвине. – Но если никто меня не увидит, этот маскарад кажется и вовсе бесполезным.
– Ничего, пригодится на всякий случай. Что ж, он совершенно прав.
– А как попадешь на борт ты?
– В обличье грузчика, таскающего кипы с тканью, в одной из которых будешь ты.
Пиппа кивнула и замолчала. Трудно найти недостатки в таком идеальном плане, хотя страхи от этого не уменьшились.
Осенние сумерки уже начали сгущаться, и стаи грачей с громкими криками хлопотливо рассаживались по деревьям, устраиваясь на ночь. На лугах мычали коровы, ожидавшие дойки. Сельская местность была такой спокойной, мирной, и Пиппе невольно взгрустнулось. Если им удастся сбежать, сможет ли она когда-нибудь вернуться па родину? А мама? Увидит ли она маму хоть еще разок?
Воздух почему-то застрял в горле, и Пиппа, к своему ужасу, услышала громкий всхлип. Она постаралась тут же превратить его в зевок, поскольку Лайонел немедленно обернулся на едва слышный звук.
– Что-то спать захотелось, – промямлила она.
Лайонел не поверил, но не стал допытываться. Зачем добиваться, чтобы она облекла в слова свои сомнения и страхи? Ничего хорошего это ей не даст. И потому он спросил М ал кол м а:
– В какое время они закрывают ворота?
– В шесть. Мы как раз проедем за минуту-другую до этого часа.
– Прекрасный расчет. Если повезет, они будут слишком спешить домой, к своим очагам, чтобы пристально всматриваться в наши лица.
Стены города едва виднелись в полумраке, когда Малколм остановил телегу под кустами. Лайонел забрался в задок и расстелил на дне шкуру.
– Скорее, Пиппа.
Пиппа легла, стараясь не вдыхать вонь мочи, которую использовали для выделки. Лайонел бросил на нее еще одну шкуру, а сверху нагромоздил кипы шерсти.
– Дышать можешь?
– Пытаюсь этого не делать.
– Старайся не шевелиться.
Он вернулся к Малколму, и телега снова покатилась. Пиппа лежала неподвижно; шерсть щекотала нос, и она прилагала отчаянные усилия, чтобы не чихнуть, одновременно втягивая воздух ртом. Дно телеги было твердым и неровным, и что-то больно упиралось между лопатками. Но хуже всего была невозможность видеть, что происходит.
Телега остановилась, и она услышала голос Малколма:
– Едем на пристань, сэр. Везем шкуры и шерсть.
Они, должно быть, у самых ворот. Что-то ударилось и борт телеги, и Пиппа инстинктивно затаила дыхание. В кипу шерсти ткнули твердым предметом, скорее всего вилами. Сейчас прикрытие будет отброшено, и стража увидит, кто прячется в телеге.
Она задыхалась, но опасалась втянуть в легкие воздух. Ее охватил ужас, хуже которого она и представить не могла. Но тут телега снова дернулась, поползла вперед. Пиппа судорожно вздохнула и немедленно расчихалась.
– Эй вы там, стойте! – раздался повелительный голос.
Пиппа услышала торопливые шаги.
Господи Боже! Она чихнула, как раз когда они проезжали через ворота!
Лайонел, непонимающе уставившись на подбегавшего стражника, чихнул, зажал нос пальцами, высморкался и вытер ладонь о штаны.
– Что стряслось, дружище? – спросил он, снова чихнув. – Чертова шерсть! Лезет прямо в нос, спасу нет!
Мужчина подозрительно оглядел его, нагнулся над телегой и заглянул внутрь, приблизив лицо к кипе шерсти. И неожиданно чихнул сам.
– И впрямь в нос лезет, – кивнул он, вытирая нос рукавом. – Поганая же штука!
Хлопнув по борту телеги, он вернулся к напарнику, который тужился прикрыть массивную створку железных ворот.
Лайонел, небрежно посвистывая, обменялся многозначительными взглядами с Малколмом. Никто из них не вздумал оглянуться или сунуть нос в телегу.
Пиппа тем временем боролась с приступами тошноты, вызванными, как она понимала, исключительно паникой и не имевшими ничего общего с беременностью. Просто следствие сильного испуга.
Колеса телеги гремели по булыжникам. Пиппа сосредоточилась на окружавших ее звуках, стараясь отвлечься от дурноты. Совсем рядом звучали голоса, грубые, недовольные, ворчливые, кто-то тяжело дышал, раздавалось странное поскрипывание и хлопки, словно на ветру развевались огромные простыни. Должно быть, они уже в порту.
Телега снова остановилась, и Пиппе показалось, что прошло еще несколько часов, прежде чем вонючие покрывала были сброшены и она уставилась в ясное ночное небо, вдыхая соленый воздух, чувствуя, как свежий ветер холодит разгоряченные щеки. Разбушевавшийся желудок мигом угомонился.
Над ней склонился Лайонел и, взяв за руку, поднял.
– Прости, не знаю, как получилось… я не удержалась… – оправдывалась она, садясь.
– Все хорошо, что хорошо кончается. Пойдем.
Он сжал ее талию и опустил на булыжники. Они находились в маленьком дворике, почти пустом, если не считать нескольких тюков с тканями.
Пиппа огляделась.
– Где Малколм?
– Уехал. Он должен посадить донью Бернардину на идущее в Испанию судно, а потом отправится в Дербишир, рассказать твоим родным, что произошло, и заверить, что ты в безопасности. Ты и Робин.
Пиппа ошеломленно вытаращилась на него:
– Ты и об этом подумал?
– Вероятно, и тебе в голову приходило нечто подобное.
Нечто подобное!
Она и помыслить боялась о том, что станет с матерью, когда та узнает о ее внезапном исчезновении! Поэтому и старалась оттеснить тяжкие думы в самый потаенный уголок сознания, твердя себе, что пройдет много недель, прежде чем новости достигнут Дербишира, а к тому времени она скорее всего сумеет переслать письмо из Франции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Малколм уже сидел на козлах крестьянской телеги, но спрыгнул, чтобы помочь Пиппе сесть в задке, заваленном только что выдубленными овечьими шкурами и нечесаной шерстью.
– Что за скверный запах! – воскликнула она.
– Да, люди не всегда понимают, что цветы растут из грязи, а из вонючей шерсти получается тонкое сукно, – съязвил Лайонел.
Пиппа решительно уселась на груду шкур.
– От меня самой несет, так что мы будем прекрасно гармонировать.
– Боюсь, что это только начало. Дальше будет хуже, – засмеялся Лайонел. – Ты можешь сидеть, пока мы не подберемся к городским стенам, а потом придется зарыться в шкуры. А сверху мы прикроем тебя кипой шерсти.
– Какая мерзость, – пробормотала она. – Предупреждаю, меня скорее всего стошнит.
Расслышав за жалобами намерение ни в коем случае не сдаваться, Лайонел так же весело ответил:
– Перетерпишь. Это ненадолго. Как только мы въедем в город и окажемся на складе, сможешь немного подышать свежим воздухом. Потом мы снова тебя упакуем.
Он прыгнул на козлы рядом с Малколмом и велел:
– Едем.
– А зачем меня паковать?
– Знаешь историю о Клеопатре и ковре?
– Слышала.
– Тот же принцип. Тебя внесут на борт в кипе ткани.
– Ах вот как! – воскликнула Пиппа, хватаясь за борт телеги, подскочившей на особенно глубокой рытвине. – Но если никто меня не увидит, этот маскарад кажется и вовсе бесполезным.
– Ничего, пригодится на всякий случай. Что ж, он совершенно прав.
– А как попадешь на борт ты?
– В обличье грузчика, таскающего кипы с тканью, в одной из которых будешь ты.
Пиппа кивнула и замолчала. Трудно найти недостатки в таком идеальном плане, хотя страхи от этого не уменьшились.
Осенние сумерки уже начали сгущаться, и стаи грачей с громкими криками хлопотливо рассаживались по деревьям, устраиваясь на ночь. На лугах мычали коровы, ожидавшие дойки. Сельская местность была такой спокойной, мирной, и Пиппе невольно взгрустнулось. Если им удастся сбежать, сможет ли она когда-нибудь вернуться па родину? А мама? Увидит ли она маму хоть еще разок?
Воздух почему-то застрял в горле, и Пиппа, к своему ужасу, услышала громкий всхлип. Она постаралась тут же превратить его в зевок, поскольку Лайонел немедленно обернулся на едва слышный звук.
– Что-то спать захотелось, – промямлила она.
Лайонел не поверил, но не стал допытываться. Зачем добиваться, чтобы она облекла в слова свои сомнения и страхи? Ничего хорошего это ей не даст. И потому он спросил М ал кол м а:
– В какое время они закрывают ворота?
– В шесть. Мы как раз проедем за минуту-другую до этого часа.
– Прекрасный расчет. Если повезет, они будут слишком спешить домой, к своим очагам, чтобы пристально всматриваться в наши лица.
Стены города едва виднелись в полумраке, когда Малколм остановил телегу под кустами. Лайонел забрался в задок и расстелил на дне шкуру.
– Скорее, Пиппа.
Пиппа легла, стараясь не вдыхать вонь мочи, которую использовали для выделки. Лайонел бросил на нее еще одну шкуру, а сверху нагромоздил кипы шерсти.
– Дышать можешь?
– Пытаюсь этого не делать.
– Старайся не шевелиться.
Он вернулся к Малколму, и телега снова покатилась. Пиппа лежала неподвижно; шерсть щекотала нос, и она прилагала отчаянные усилия, чтобы не чихнуть, одновременно втягивая воздух ртом. Дно телеги было твердым и неровным, и что-то больно упиралось между лопатками. Но хуже всего была невозможность видеть, что происходит.
Телега остановилась, и она услышала голос Малколма:
– Едем на пристань, сэр. Везем шкуры и шерсть.
Они, должно быть, у самых ворот. Что-то ударилось и борт телеги, и Пиппа инстинктивно затаила дыхание. В кипу шерсти ткнули твердым предметом, скорее всего вилами. Сейчас прикрытие будет отброшено, и стража увидит, кто прячется в телеге.
Она задыхалась, но опасалась втянуть в легкие воздух. Ее охватил ужас, хуже которого она и представить не могла. Но тут телега снова дернулась, поползла вперед. Пиппа судорожно вздохнула и немедленно расчихалась.
– Эй вы там, стойте! – раздался повелительный голос.
Пиппа услышала торопливые шаги.
Господи Боже! Она чихнула, как раз когда они проезжали через ворота!
Лайонел, непонимающе уставившись на подбегавшего стражника, чихнул, зажал нос пальцами, высморкался и вытер ладонь о штаны.
– Что стряслось, дружище? – спросил он, снова чихнув. – Чертова шерсть! Лезет прямо в нос, спасу нет!
Мужчина подозрительно оглядел его, нагнулся над телегой и заглянул внутрь, приблизив лицо к кипе шерсти. И неожиданно чихнул сам.
– И впрямь в нос лезет, – кивнул он, вытирая нос рукавом. – Поганая же штука!
Хлопнув по борту телеги, он вернулся к напарнику, который тужился прикрыть массивную створку железных ворот.
Лайонел, небрежно посвистывая, обменялся многозначительными взглядами с Малколмом. Никто из них не вздумал оглянуться или сунуть нос в телегу.
Пиппа тем временем боролась с приступами тошноты, вызванными, как она понимала, исключительно паникой и не имевшими ничего общего с беременностью. Просто следствие сильного испуга.
Колеса телеги гремели по булыжникам. Пиппа сосредоточилась на окружавших ее звуках, стараясь отвлечься от дурноты. Совсем рядом звучали голоса, грубые, недовольные, ворчливые, кто-то тяжело дышал, раздавалось странное поскрипывание и хлопки, словно на ветру развевались огромные простыни. Должно быть, они уже в порту.
Телега снова остановилась, и Пиппе показалось, что прошло еще несколько часов, прежде чем вонючие покрывала были сброшены и она уставилась в ясное ночное небо, вдыхая соленый воздух, чувствуя, как свежий ветер холодит разгоряченные щеки. Разбушевавшийся желудок мигом угомонился.
Над ней склонился Лайонел и, взяв за руку, поднял.
– Прости, не знаю, как получилось… я не удержалась… – оправдывалась она, садясь.
– Все хорошо, что хорошо кончается. Пойдем.
Он сжал ее талию и опустил на булыжники. Они находились в маленьком дворике, почти пустом, если не считать нескольких тюков с тканями.
Пиппа огляделась.
– Где Малколм?
– Уехал. Он должен посадить донью Бернардину на идущее в Испанию судно, а потом отправится в Дербишир, рассказать твоим родным, что произошло, и заверить, что ты в безопасности. Ты и Робин.
Пиппа ошеломленно вытаращилась на него:
– Ты и об этом подумал?
– Вероятно, и тебе в голову приходило нечто подобное.
Нечто подобное!
Она и помыслить боялась о том, что станет с матерью, когда та узнает о ее внезапном исчезновении! Поэтому и старалась оттеснить тяжкие думы в самый потаенный уголок сознания, твердя себе, что пройдет много недель, прежде чем новости достигнут Дербишира, а к тому времени она скорее всего сумеет переслать письмо из Франции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103