«И все же, - думала Энни, оставляя позади ранчо, - это лучше, чем ничего».
Все-таки у травы есть цвет.
Все-таки трава живая.
- Ну, хватит! - одернула она свою тень. - Хватит, Энни, перестань!
Правой рукой она держала поводья, левая лежала на бедре и слегка дрожала.
Стараясь отогнать печальные мысли, Энни принялась осматривать угодья: не повреждены ли ветром и ливневыми паводками деревянные мостки, перекинутые Бертом и Нандо через арройо', а их на тысяче шестистах гектарах земли немало. Она то и дело поглядывала направо, где возвышалась опаленная зноем бурая гряда, заслонявшая по утрам ранчо от беспощадного солнца. Словно обнажившийся узловатый корень гигантского древнего дерева, она тянулась вдоль новой двухполосной асфальтированной дороги. На восток дорога вела к автомагистрали, на запад - к Месе.
В резервацию.
Отсюда ее не видно.
Поодаль, метрах в восьмистах, гряда наступала на дорогу - высокая, сплошь заросшая колючим кустарником и островками жесткой травы (попробуешь сорвать - раскровенишь ладонь), усеянная камнями и вросшими в грунт валунами…
Словно стеной отгородила она резервацию от внешнего мира.
А может - мир от коночинов…
Но не для всех стена оказалась достаточно высокой и прочной
И многие ушли из резервации - посмотреть, что там за стеной, какая жизнь…
Энни повезло: за стеной она обрела Берта и недолгую, но прибыльную карьеру в Голливуде. Другим жизнь за стеной принесла лишь боль и разочарования да могилу вдали от родного дома.
Алмаз вдруг шарахнулся в сторону, и Энни посмотрела на землю - нет ли поблизости гремучих змей. Самое время им выползать: солнце уже высоко, жарко - свернутся кольцами и замрут в ожидании жертвы на теплых камнях.
Да нет, змей не видно, но Алмаз внезапно встал на дыбы, явно давая понять, что не имеет ни малейшего желания идти дальше.
И тут Энни увидела ястребов.
Хищники (их было пять) довольно низко кружили над дорогой. Энни чертыхнулась и направила коня в ту сторону. У нее на ранчо осталось совсем мало скота: после смерти Берта она продала почти все стадо и уже давно его не пополняла. Время от времени какая-нибудь из оставшихся коров умудрялась пролезть сквозь колючую проволоку, ограждавшую выгон, и, заблудившись, падала в арройо[1] или становилась жертвой гремучки, а иногда просто не могла найти воду и траву и, обессилев, погибала от жажды и голода.
Подъехав поближе, Энни заметила за своим забором, граничившим здесь с дорогой, припаркованный на песчаной обочине фургон. Разглядеть его как следует мешало дымчатое марево над раскаленным асфальтом.
- Ну, что скажешь? - обратилась она к Алмазу. - Может, это туристы?
Пустыня, раскинувшаяся за горами Сандиа, привлекала своей необычной суровой красотой: голая и бесплодная, с редкими и потому особенно яркими мазками цвета, она таила в себе опасность. Иной раз заедет сюда турист, чтобы прогуляться, поразмять ноги, полюбоваться пейзажем, и, не рас считав силы, зайдет слишком далеко - в такую жару нелегко оценить расстояние.
Кажется, прошел совсем немного, а всего через минуту ты вдруг один, среди безжизненной пустыни.
А на обратный путь не всегда хватает сил… Метров через двадцать Алмаз заупрямился и встает намертво.
- Ну же, пошел! Будь умником! - пыталась уговорить его Энни, но конь тряс головой и старался куснуть ее за сапог - верный признак, что он не собирается двигаться с места.
Энни беспомощно смотрела, как жеребец нервно прядает ушами: понукать его бесполезно. В упрямстве Алмаз ей не уступит, да и силой с ним не потягаешься.
- Ну тогда замри! - мрачно буркнула она и соскочила с седла. - Стоять, злодей ты этакий!
Потерев руки о джинсы, Энни побрела к фургону, ища глазами, кто это додумался оставить тут машину.
Не прошла она и десяти метров, как услышала жужжание мух.
От дурного предчувствия у Энни екнуло в груди, но она не остановилась. С забором все в порядке, заметила она: проволока цела, столбики на месте. Фургон оказался темно-зеленого цвета, весь в дорожной пыли и застарелой грязи.
- Эй! Есть там кто? - на всякий случай позвала Энни.
Тишина, только мухи жужжат, как растревоженный улей.
Ветер подталкивал ее в спину.
Энни обошла куст можжевельника и, бросив взгляд на землю, схватилась за живот.
- Боже мой! - выдохнула она. - Какой ужас!
Нет, это была не заблудившаяся корова.
На земле, неестественно раскинув руки и ноги, лицом вниз лежали два трупа. Над ними, то взлетая, то вновь опускаясь, тучей роились черные жирные мухи. Неподалеку, всего в нескольких шагах, неспешно иоводя крыльями, сидел ястреб.
Он щелкнул клювом.
Энни поскорее отвернулась, зажмурилась и, согнувшись пополам, с трудом подавила подступившую к горлу тошноту.
Сомнений нет, перед ней человеческие останки.
Она сразу поняла это по их форме.
Поняла и другое: несмотря на тучи мух и бьющее в глаза солнце, было очевидно - с них заживо содрали кожу.
Глава 2
Солнце раскалилось добела и было особенно душно от безветрия.
По улицам столицы, сердито ревя, сновали автомобили. Изнуренные июльским пеклом пешеходы вяло передвигали ноги, тупо уставившись в землю и молясь за здравие кондиционеров. Но жара все не спадала, а их мольбы зачастую оставались без ответа.
Накалились до предела страсти, резко выросло число преступлений в состоянии аффекта, но расплачивались за все причиненные погодой неудобства ни в чем не повинные жертвы.
Офис в цокольном этаже Гувер Билдинг[2] являл собой, по некоторым данным, живой монумент победе порядка над хаосом.
Это была длинная, узкая комната, разделенная пополам стеклянной перегородкой от пола до потолка. Когда-то в перегородке была дверь, но ее давным-давно сняли. Стены пестрели плакатами и объявлениями, а все столы, полки и подоконники завалены книгами, папками и стопками бумаги. Здесь было не слишком светло, но и не то чтобы мрачно. Кондиционер, как и следовало ожидать, не работал.
В дальней комнате двое мужчин и одна женщина склонились над разложенными на столе папками и пристально изучали черно-белые фотографии. На каждой из них был запечатлен полуобнаженный труп, лежащий на кафельном полу ванной комнаты.
- Еще чуть-чуть, и у нас от всего этого поедет крыша! - пожаловался высокий полный мужчина с коротким рыжим ежиком. Коричневый костюм так плотно облегал его фигуру, что вряд ли ему было в нем удобно. Мужчина ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки - вот и все его уступки невыносимой жаре и духоте. Он провел рукой по загорелой щеке и отер руку о брючину. - Уверен, это подпись, только, убей меня Бог, не разберу какая.
- Ну так надень очки, Стэн! - вмешалась женщина. Она была почти с него ростом, круглолицая, с гладкой, нежной кожей, узкоглазая и темнобро-вая, в безупречно сшитом кремовом льняном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Все-таки у травы есть цвет.
Все-таки трава живая.
- Ну, хватит! - одернула она свою тень. - Хватит, Энни, перестань!
Правой рукой она держала поводья, левая лежала на бедре и слегка дрожала.
Стараясь отогнать печальные мысли, Энни принялась осматривать угодья: не повреждены ли ветром и ливневыми паводками деревянные мостки, перекинутые Бертом и Нандо через арройо', а их на тысяче шестистах гектарах земли немало. Она то и дело поглядывала направо, где возвышалась опаленная зноем бурая гряда, заслонявшая по утрам ранчо от беспощадного солнца. Словно обнажившийся узловатый корень гигантского древнего дерева, она тянулась вдоль новой двухполосной асфальтированной дороги. На восток дорога вела к автомагистрали, на запад - к Месе.
В резервацию.
Отсюда ее не видно.
Поодаль, метрах в восьмистах, гряда наступала на дорогу - высокая, сплошь заросшая колючим кустарником и островками жесткой травы (попробуешь сорвать - раскровенишь ладонь), усеянная камнями и вросшими в грунт валунами…
Словно стеной отгородила она резервацию от внешнего мира.
А может - мир от коночинов…
Но не для всех стена оказалась достаточно высокой и прочной
И многие ушли из резервации - посмотреть, что там за стеной, какая жизнь…
Энни повезло: за стеной она обрела Берта и недолгую, но прибыльную карьеру в Голливуде. Другим жизнь за стеной принесла лишь боль и разочарования да могилу вдали от родного дома.
Алмаз вдруг шарахнулся в сторону, и Энни посмотрела на землю - нет ли поблизости гремучих змей. Самое время им выползать: солнце уже высоко, жарко - свернутся кольцами и замрут в ожидании жертвы на теплых камнях.
Да нет, змей не видно, но Алмаз внезапно встал на дыбы, явно давая понять, что не имеет ни малейшего желания идти дальше.
И тут Энни увидела ястребов.
Хищники (их было пять) довольно низко кружили над дорогой. Энни чертыхнулась и направила коня в ту сторону. У нее на ранчо осталось совсем мало скота: после смерти Берта она продала почти все стадо и уже давно его не пополняла. Время от времени какая-нибудь из оставшихся коров умудрялась пролезть сквозь колючую проволоку, ограждавшую выгон, и, заблудившись, падала в арройо[1] или становилась жертвой гремучки, а иногда просто не могла найти воду и траву и, обессилев, погибала от жажды и голода.
Подъехав поближе, Энни заметила за своим забором, граничившим здесь с дорогой, припаркованный на песчаной обочине фургон. Разглядеть его как следует мешало дымчатое марево над раскаленным асфальтом.
- Ну, что скажешь? - обратилась она к Алмазу. - Может, это туристы?
Пустыня, раскинувшаяся за горами Сандиа, привлекала своей необычной суровой красотой: голая и бесплодная, с редкими и потому особенно яркими мазками цвета, она таила в себе опасность. Иной раз заедет сюда турист, чтобы прогуляться, поразмять ноги, полюбоваться пейзажем, и, не рас считав силы, зайдет слишком далеко - в такую жару нелегко оценить расстояние.
Кажется, прошел совсем немного, а всего через минуту ты вдруг один, среди безжизненной пустыни.
А на обратный путь не всегда хватает сил… Метров через двадцать Алмаз заупрямился и встает намертво.
- Ну же, пошел! Будь умником! - пыталась уговорить его Энни, но конь тряс головой и старался куснуть ее за сапог - верный признак, что он не собирается двигаться с места.
Энни беспомощно смотрела, как жеребец нервно прядает ушами: понукать его бесполезно. В упрямстве Алмаз ей не уступит, да и силой с ним не потягаешься.
- Ну тогда замри! - мрачно буркнула она и соскочила с седла. - Стоять, злодей ты этакий!
Потерев руки о джинсы, Энни побрела к фургону, ища глазами, кто это додумался оставить тут машину.
Не прошла она и десяти метров, как услышала жужжание мух.
От дурного предчувствия у Энни екнуло в груди, но она не остановилась. С забором все в порядке, заметила она: проволока цела, столбики на месте. Фургон оказался темно-зеленого цвета, весь в дорожной пыли и застарелой грязи.
- Эй! Есть там кто? - на всякий случай позвала Энни.
Тишина, только мухи жужжат, как растревоженный улей.
Ветер подталкивал ее в спину.
Энни обошла куст можжевельника и, бросив взгляд на землю, схватилась за живот.
- Боже мой! - выдохнула она. - Какой ужас!
Нет, это была не заблудившаяся корова.
На земле, неестественно раскинув руки и ноги, лицом вниз лежали два трупа. Над ними, то взлетая, то вновь опускаясь, тучей роились черные жирные мухи. Неподалеку, всего в нескольких шагах, неспешно иоводя крыльями, сидел ястреб.
Он щелкнул клювом.
Энни поскорее отвернулась, зажмурилась и, согнувшись пополам, с трудом подавила подступившую к горлу тошноту.
Сомнений нет, перед ней человеческие останки.
Она сразу поняла это по их форме.
Поняла и другое: несмотря на тучи мух и бьющее в глаза солнце, было очевидно - с них заживо содрали кожу.
Глава 2
Солнце раскалилось добела и было особенно душно от безветрия.
По улицам столицы, сердито ревя, сновали автомобили. Изнуренные июльским пеклом пешеходы вяло передвигали ноги, тупо уставившись в землю и молясь за здравие кондиционеров. Но жара все не спадала, а их мольбы зачастую оставались без ответа.
Накалились до предела страсти, резко выросло число преступлений в состоянии аффекта, но расплачивались за все причиненные погодой неудобства ни в чем не повинные жертвы.
Офис в цокольном этаже Гувер Билдинг[2] являл собой, по некоторым данным, живой монумент победе порядка над хаосом.
Это была длинная, узкая комната, разделенная пополам стеклянной перегородкой от пола до потолка. Когда-то в перегородке была дверь, но ее давным-давно сняли. Стены пестрели плакатами и объявлениями, а все столы, полки и подоконники завалены книгами, папками и стопками бумаги. Здесь было не слишком светло, но и не то чтобы мрачно. Кондиционер, как и следовало ожидать, не работал.
В дальней комнате двое мужчин и одна женщина склонились над разложенными на столе папками и пристально изучали черно-белые фотографии. На каждой из них был запечатлен полуобнаженный труп, лежащий на кафельном полу ванной комнаты.
- Еще чуть-чуть, и у нас от всего этого поедет крыша! - пожаловался высокий полный мужчина с коротким рыжим ежиком. Коричневый костюм так плотно облегал его фигуру, что вряд ли ему было в нем удобно. Мужчина ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки - вот и все его уступки невыносимой жаре и духоте. Он провел рукой по загорелой щеке и отер руку о брючину. - Уверен, это подпись, только, убей меня Бог, не разберу какая.
- Ну так надень очки, Стэн! - вмешалась женщина. Она была почти с него ростом, круглолицая, с гладкой, нежной кожей, узкоглазая и темнобро-вая, в безупречно сшитом кремовом льняном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41