Но Арон не слушает. Арон жадно пьет кровь. Брайен достает из сумки распятие и фляжку со святой водой. Обливает Арона, и тот истошно кричит. Святая вода прожигает плоть, словно жидкий огонь.
— Освободи меня, — говорит Арон Магир. — Вытащи меня отсюда... ты не знаешь, какая боль...
Брайен достает из сумки заточенный кол. Вбивает его в грудь Арона. Тот падает, и кол протыкает его насквозь — выходит из спины с сердцем на острие. Сердце — как окровавленный кусок мяса на вертеле.
Брайен выходит обратно на лестничную площадку.
И опять бежит вверх по ступеням — к некоей невидимой цели.
* * *
• поиск видений •
Леди Хит оказалась в кабине лифта. Но лифт без кнопок. Нет даже стрелок ВВЕРХ — ВНИЗ. Она не знает, куда она едет — вверх или вниз. Но ощущение движения присутствует. Хотя, может быть, это такой обман чувств, и лифт просто стоит. Верхний свет периодически начинает мигать. Лифт шикарный: стены отделаны бархатом, на полу — мягкий ковер, а в углу на обломке поддельной коринфской колонны стоит бюст какого-то римского императора. Это явно какой-то отель. «Клэриджс», может быть, или «Плаца»... и она снова школьница. Приехала повидаться с дедушкой...
Лифт открывается прямо в номер. Бархатные занавески на окнах. Очертания небоскребов на фоне неба. Грохот уличного движения. Наверное, это Нью-Йорк.
Принц Пратна сидит в кресле.
— Здравствуй, Премкхитра, — говорит он.
Хит соединяет ладони в традиционном вай и становится на колени, так чтобы ее голова не возвышалась над головой старейшины рода.
— Подойди ближе, моя хорошая, — говорит он. Не вставая с колен, она подползает чуть ближе. Он улыбается, и она думает про себя: я слышала столько историй про дедушку, что он испорченный и нехороший, но он кажется добрым и милым. Почему, интересно, о нем сочиняют столько плохого?
Леди Хит замечает, что через комнату протянута сайсин, священная веревка. Она обвивает петлей ножки кресла и журнального столика рядом с креслом. Дедушка сидит в магическом круге, а сама Хит остается снаружи.
— Дедушка, — спрашивает она, — а зачем тебе сайсин?
— Это защита, моя хорошая. — В его глазах — доброта и забота. — Случилось ужасное. Злые силы вырвались из нижнего мира и угрожают нарушить космическое равновесие. Войди в круг, Премкхитра. Тебе тоже нужна защита. Ты еще совсем девочка, а Америка — страна жесткая и суровая. Я пытался отговорить твоих папу с мамой, чтобы они тебя не посылали сюда, но...
Он протягивает руку, и в руке вдруг возникает кукла Барби.
— Вот. Ты всегда хотела такую куклу, — говорит он, — а родители так и не нашли время, чтобы тебе ее купить...
Хит смеется... девочка у нее внутри смеется... она переступает сайсин, бежит к дедушке, хочет обнять...
Кукла стареет, ссыхается, рассыпается в пыль...
Она — на кладбище в Бангкоке... где-то поодаль монахи читают мантры... в тени высокой пагоды горит огонь — погребальный костер... ее дедушка больше не добрый старик с милой улыбкой... теперь он чудовище, состоящее из одной головы и внутренностей, которые тянутся за ним по земле, когда он ползет к ней... все ближе и ближе...
— Дедушка! — кричит она.
— Это все из-за тебя, — говорит он. Теперь его голос — как режущий ухо скрежет. — Ты написала мне из Америки — расхвалила этого своего Тимми Валентайна... что он — самый лучший и вообще самый-самый... из-за тебя Боги Хаоса погнались за ним... если б не ты, я никогда бы не стал вот таким... это ты виновата, ты...
— Нет! — кричит она, разворачивается и бежит прочь. Но он приближается. Она бежит и бежит — мимо все тех же мраморных плит, гранитных ангелов, каменных львов в тайском стиле... Она понимает, что круг замкнулся... что ей не сбежать...
Она чувствует, как к ноге прикасается липкий язык...
Дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя съесть я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо почему я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя я хочу тебя съесть высосать все дерьмо из твоей задницы чтоб тебе провалиться вы — люди — вы просто ходячие мешки с дерьмом а я так голоден голоден голоден я хочу тебя съесть съесть все твое дерьмо дерьмо дерьмо твое дерьмо
И вдруг она кое-что вспоминает. То есть ей кажется, будто это воспоминание. Но она не уверена. Может быть, это просто фантазия. Выдумка. Ей лет семь-восемь. Она лежит в кроватке. Нянюшка рассказала ей на ночь сказку про фи красу и предупредила, что надо остерегаться Си Ю, маньяка-убийцу, который ест печень маленьких детей. Она вся дрожит, вся в холодном поту. Ей приснился кошмар. Кондиционер не работает, потому что из-за урагана на всей улице нет электричества, и она знает — чувствует, — что в комнате кто-то есть. Злое чудовище, сотканное из тьмы. Оно наклонилось над ней, оно хочет ее схватить. Она говорит себе: Мне приснился кошмар. Это — сон, просто сон. Не надо, наверное, чтобы няня рассказывала мне такие ужасти перед сном, — но это не помогает, потому что чудовище не уходит, и она говорит себе: Я же большая девочка, и я знаю, что фи красу не существует на самом деле, это все сказки, — но когда она закрывает глаза и зажмуривается, она чувствует, как что-то мокрое и холодное прикасается к ее щеке, чей-то язык... и она замирает от ужаса, а когда собирается закричать, чья-то рука зажимает ей рот, и она давится криком, и слышит голос... скрипучий голос чудовища... и он говорит: Я так зол на тебя, я хочу тебя съесть... и она замыкается в этом воспоминании, отгораживаясь от всего, что происходит сейчас, и говорит себе: Это сон, просто сон... я, наверное, сплю, и мне снится...
Чудовище на кладбище уже обвивает ее, как щупальцами, скользкими внутренностями, и она кричит...
— Нет! Дедушка, нет! Тебе пора умереть, по-настоящему... а мне надо убить эти жуткие воспоминания... прогнать тебя из моих кошмаров...
Фи красу истошно кричит. Кажется, самый воздух сотрясается от его пронзительных воплей...
— Иди к своему новому перерождению, — говорит она. — Иди, дедушка, и возьми с собой всю мою любовь. Я прощаю тебя. И люблю.
Крик вонзается в ночь...
И вдруг все меркнет. Она вышла из круга сайсин. Теперь она оказалась в огромном храме, и там стоит деревянная лодка, а в ней — тело принца Пратны, и лодка горит в погребальном огне. Может быть, думает Хит, это видение из будущего. Она видит своих родителей. Мать одета в шикарное черное платье от Диора. Отец — в белом костюме с черной траурной повязкой на рукаве. Монахи читают слова из буддистских писаний:
Все преходящее — только иллюзия.
Жизнь есть страдание.
Воздух пропитан ароматами благовонных курений и жасмина. Атмосфера вовсе не тягостная, потому что буддистские похороны — время для радости, когда душа покидает несовершенный мир и переходит на высший план бытия.
— Иди к своему новому перерождению, дедушка, — шепчет она, стирая слезинку, дрожащую в уголке глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116