Меррик передала нож Луи, а сама подняла обеими руками в воздух куклу.
Я смотрел то на Меррик, то на призрак Медовой Капли – темный и далекий, лишенный всякого движения.
– Твои вещи, моя милая Клодия, – взвыла Меррик и, выхватив из костра пылающую ветку, подожгла одежду на несчастной кукле, которая разве что не взорвалась, охваченная пламенем. Фарфоровое личико сразу почернело. Но Меррик по-прежнему обеими руками сжимала куклу.
Призрак Медовой Капли вдруг начал исчезать.
Меррик уронила горящую куклу в котел и, продолжая говорить, взялась за страницу из дневника.
– Это твои слова, моя милая Клодия, прими же мое подношение, прими мое признание и преданность. – Она подержала страницу над огнем жаровни и, когда та занялась пламенем, подняла над головой.
В котел полетел пепел. Меррик снова схватила нож.
Силуэт Медовой Капли был виден еще в течение нескольких секунд, после чего, как мне показалось, его развеял ветер. Опять вспыхнули зажженные перед статуэтками свечи.
– Клодия, дочь Агаты, – взывала Меррик, – я тобой повелеваю, выступи вперед, стань видимой, ответь мне из хаоса, ответь своей рабыне Меррик. Все ангелы и святые вместе с Благословенной Матерью, Девой Марией, заставьте Клодию ответить на мой призыв.
Я не мог отвести взгляд от дымящейся черноты. Медовая Капля исчезла, но на ее месте возникло что-то другое. Казалось, сама темнота принимает форму маленькой фигурки, сначала очень расплывчатой, но с каждой секундой становящейся все более четкой. Существо протянуло свои маленькие ручки и двинулось к столу, приближаясь к нам. Призрачное видение плыло по воздуху, глаза его, обращенные на нас, поблескивали, ноги переступали, не касаясь земли, протянутые руки потеряли прозрачность и стали видимыми, как и сияющие золотистые волосы.
Это была Клодия – девочка с дагерротипа, белолицая и хрупкая, с большими блестящими глазами и светящейся кожей. Ее свободные белые одеяния колыхались на ветру.
Я невольно попятился. Но фигура остановилась, по-прежнему не касаясь земли, и белые ручки опустились по бокам. Призрак казался таким же реальным в этом приглушенном свете, как в далеком прошлом Медовая Капля.
Маленькое личико было полно любви. Это был ребенок, живой, нежный ребенок. Отрицать невозможно: это была Клодия.
Когда она заговорила, то оказалось, что у нее тонкий, приятный девчоночий голосок.
– Зачем ты меня позвал, Луи? – с душераздирающей непосредственностью спросила она. – Зачем тебе понадобилось пробуждать меня от сна? Ради собственного утешения? Неужели тебе мало воспоминаний?
Меня охватила такая слабость, я чуть не потерял сознание.
Девочка неожиданно сверкнула глазами, бросив взгляд на Меррик. И снова зазвучал нежный голосок:
– Прекрати сейчас же свои заклинания. Я тебе не подчиняюсь, Меррик Мэйфейр. Я пришла ради того, кто стоит справа от тебя. Я пришла спросить, зачем меня позвал Луи. Что еще ему от меня нужно? Разве при жизни я не отдала ему всю свою любовь?
– Клодия, – с мукой в голосе заговорил Луи. – Где пребывает твой дух? Он обрел покой или блуждает? Ты не хочешь, чтобы я пришел к тебе? Клодия, я готов. Я готов быть рядом с тобой.
– Что? – изумился ребенок, в его тоне появились нотки ненависти. – После стольких лет злостной опеки ты полагаешь, что я и в смерти захочу быть рядом с тобой? – Тембр голоса изменился, словно она произносила слова любви. – Ты мне отвратителен, злобный папаша, – призналась она, и из маленького рта вырвался сатанинский смех. – Отец, пойми меня, – шептала девочка, на лице ее проступила нежность. – При жизни я так и не нашла слов, чтобы сказать тебе правду. – Я услышал, как она дышит. Казалось, все ее маленькое существо охвачено отчаянием. – В этом безграничном мире, где я сейчас нахожусь, нет места для такого проклятия. И та любовь, которую ты когда-то обрушил на меня, не значит теперь ничего. – Она продолжила, словно стремясь утешить его и в то же время с явным удивлением и странной обреченностью: – Тебе нужны от меня клятвы? Так вот, я от всей души проклинаю тебя... Проклинаю за то, что ты отнял у меня жизнь... Проклинаю за то, что у тебя не хватило милосердия для той смертной, какой я когда-то была... Проклинаю за то, что ты видел во мне только то, что хотели видеть твои глаза и чего жаждали ненасытные вены... Проклинаю за то, что ты устроил мне на земле настоящий ад, в котором вы с Лестатом чувствуете себя так хорошо.
Маленькая фигурка придвинулась: личико с полными щечками, блестящие глазки, смотрящие прямо поверх котла, крошечные ручки, сжатые в кулачки.
Я протянул руку. Мне хотелось дотронуться до этого призрака – таким живым он казался. В то же время мне хотелось попятиться, укрыться самому и укрыть Луи, словно это могло чему-то помочь.
– Закончи свою жизнь, да, – произнесла она с беспощадной нежностью, блуждающим взглядом оки-дывач все вокруг. – Отдай ее в память обо мне. Да, я согласна, чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы ты отдал мне свой последний вздох. Пусть тебе будет больно, Луи. Ради меня. Я хочу увидеть, как твой дух попытается высвободиться из тисков измученной плоти.
Луи протянул было руку к призраку, но Меррик схватила его за запястье и оттолкнула.
Ребенок продолжал говорить – неторопливо и рассудительно:
– Как это согреет мою душу, если я увижу твои страдания, как это облегчит мои бесконечные блуждания. Я бы не задержалась здесь с тобой ни на секунду. Я бы никогда не стала искать тебя в черной пропасти.
Когда Клодия смотрела на Луи, лицо ее выражало простое любопытство, без малейшего намека на ненависть.
– Какая гордыня, – прошептала она с улыбкой, – что ты позвал меня, оставив свое обычное уныние! Какая гордыня заставила тебя вызвать меня сюда своими обычными молитвами! – Послышался короткий, наводящий ужас смешок. – Как велика твоя жалость к самому себе, что ты даже меня не боишься, а ведь я, будь у меня сила этой ведьмы или любой другой, лишила бы тебя жизни собственными руками. – Клодия подняла ручки к лицу, словно собираясь расплакаться, но потом снова их опустила. – Умри за меня, преданный мой, – дрожащим голоском сказала она. – Думаю, мне это понравится. Понравится не меньше, чем страдания Лестата, которые я едва помню. Думаю, что вновь испытаю удовольствие – пусть на короткое время, – увидев твою боль. А теперь, если у тебя все, если у тебя больше не осталось ни моих игрушек, ни воспоминаний, отпусти меня – и я вернусь в свое забытье. Не припомню, почему я обречена на вечную муку. Я обрела понятие вечности. Отпусти меня.
Неожиданно она метнулась вперед, схватила со стола нефритовый нож, подлетела к Луи и, размахнувшись маленькой ручкой, всадила острие ему в грудь.
Он повалился на самодельный алтарь, прижав правую руку к ране, зелье из котла выплеснулось на камни, Меррик в ужасе попятилась, а я не мог даже пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101