– Воспользуйся сильной кровью, которую может даровать тебе Дэвид, и тогда ты обретешь возможность существовать не убивая, сможешь прекратить вечный поиск злодеев. Я понимаю, что, возможно, пользуюсь вашим языком излишне вольно. Это от избытка гордости. Гордость всегда была грехом тех из нас, кто посвятил жизнь Таламаске. Мы верим, что наблюдаем чудеса, верим, что создаем чудеса. И мы забываем при этом, что на самом деле ничего не знаем. Мы забываем, что, возможно, ищем то, чего вообще нет.
– Нет, есть, и немало, – возразил Луи, для убедительности мягко встряхнув ее руку. – И ты, и Дэвид убедили меня в этом, хотя, быть может, помимо своей воли. Есть еще много всего неизведанного. Скажи, когда мы сможем поговорить с призраком Клодии? Что еще от меня требуется прежде, чем ты начнешь колдовать?
– Колдовать? – тихо переспросила она. – Да, это будет колдовство. Вот, возьми этот дневник, – она передала ему книжку, – вырви из нее страницу, любую страницу, которая кажется тебе самой сильной или с которой тебе больше всего хочется расстаться.
Луи взял дневник левой рукой, не желая отпускать Меррик.
– Какую все-таки страницу мне вырвать? – настаивал он.
– Реши сам. Я сожгу ее, когда буду готова. Ты больше никогда не увидишь тех слов.
Меррик жестом отпустила его, велев действовать. Он открыл тетрадь обеими руками, снова вздохнул, как будто даже вид ее был невыносим, но потом начал читать тихо и неторопливо:
«Сегодня вечером, проходя мимо кладбища, я, этакая потерянная малышка, одиноко идущая навстречу опасности, предмет всеобщей жалости, купила хризантемы и побродила недолго среди свежих могил с разлагающимися в них мертвецами, размышляя, какая участь была бы уготована мне после смерти, будь мне позволено умереть. Я ходила и гадала, было бы во мне тогда столько ненависти, как теперь? Было бы во мне столько любви, как теперь?»
Осторожно прижав книгу к колену, Луи вырвал из нее лист, подержал его немного под лампой, после чего передал Меррик, проводив листок таким взглядом, словно совершил ужасное воровство.
Меррик бережно взяла страницу и положила на колени рядом с куклой.
– Теперь, прежде чем ответить, подумай хорошенько, – сказала она. – Ты когда-нибудь знал имя ее матери?
– Нет, – не задумываясь ответил Луи, потом вдруг засомневался, но снова отрицательно покачал головой.
– Она ни разу не назвала ее имени?
– Она была маленькой девочкой, и в ее рассказах звучало только слово «мама».
– Подумай хорошенько, – настаивала Меррик. – Вспомни первые вечера, проведенные с Клодией, вспомни ее детский лепет, прежде чем он сменился в твоем сердце воспоминаниями о женском голосе. Постарайся вспомнить. Имя ее матери. Мне нужно его знать.
– Не помню, – признался он. – Думаю, что она ни разу его не... Впрочем, я не слушал, ведь женщина была мертва Я так и нашел малышку, обхватившую остывшее тело. – Я понял, что Луи сломлен. Он беспомощно взирал на Меррик, а она лишь кивнула.
Меррик посмотрела вниз, потом снова перевела взгляд на него, и, когда заговорила, ее голос звучал особенно ласково.
– Есть еще кое-что, – сказала она. – Ты не все мне отдал.
Луи поднял на нее исполненный горя взгляд.
– О чем ты? – спросил он с несчастным видом. – Что ты имеешь в виду?
– У меня страница из ее дневника, – сказала Меррик. – У меня есть кукла, которую она сохранила, хотя могла бы выбросить. Но ты оставил у себя что-то еще.
– Я не могу это отдать. – Нахмурив темные брови, Луи достал из кармана маленький дагерротип в картонном футляре. – Не могу допустить, чтобы это погибло, не могу, – прошептал он.
– Ты полагаешь, что будешь по-прежнему дорожить этими реликвиями после всего, что случится? – спросила Меррик, стараясь его успокоить. – Или думаешь, что наше колдовство не принесет результата?
– Не знаю, – признался он. – Знаю только, что не хочу лишиться этой вещи. – Он щелкнул крошечным замочком, открыл футляр и долго смотрел на портрет, пока, видимо, хватало сил его видеть, а потом опустил веки.
– Отдай портрет для моего алтаря, – попросила Меррик. – Обещаю, он останется цел.
Луи не шевельнулся и молча позволил ей взять снимок. Я внимательно наблюдал за Меррик. Ее поразило это старое изображение вампира, запечатленное навеки на хрупком посеребренном стекле.
– Ты не находишь, что она была прелестна? – спросил Луи.
– Она была разной, – ответила Меррик.
Она захлопнула футляр, но не защелкнула маленькую золотую пряжку и положила дагерротип на колени рядом с куклой и вырванной из дневника страницей, а потом обеими руками снова потянулась к правой руке Луи, раскрыла и поднесла к свету его ладонь. Увиденное заставило ее тихо охнуть.
– Никогда не видела такой линии жизни, – прошептала Меррик. – Только взгляни – глубокая и бесконечная. – Она принялась рассматривать его ладонь под разными углами. – Все мелкие линии давным-давно исчезли, а эта, главная, продолжается.
– Я могу умереть, – возразил он негромко, но с вызовом. И печально добавил: – Знаю, что могу. Я умру, когда наберусь смелости. Мои глаза навсегда закроются, как у всех смертных, живших в мое время.
Меррик ничего не сказала, продолжая разглядывать открытую ладонь. Потом она ощупала ее, явно восхищаясь шелковистой кожей.
– Я вижу три большие любви, – прошептала она, словно нуждаясь в его разрешении произнести это вслух. – Три глубокие любви за все это время. Лестат? Да. Клодия? Несомненно. Но кто третий? Можешь сказать?
Он смешался, глядя на нее и не находя сил для ответа. Щеки его пылали, глаза засияли еще ярче.
Меррик отпустила его руку и тоже вспыхнула румянцем.
Неожиданно Луи посмотрел на меня, будто только сейчас вспомнил о моем существовании. Похоже, я ему зачем-то понадобился. Я ни разу не видел его таким взволнованным и оживленным. Любой, кто сейчас вошел бы в комнату, подумал, что перед ним обыкновенный молодой человек весьма приятной наружности.
– Ты готов, друг мой? – спросил он. – Ты готов начать?
Меррик тоже взглянула на меня. Ее глаза подернулись слезами. Наконец, различив меня среди теней, она послала мне доверчивую улыбку.
– Каков будет ваш совет, Верховный глава? – спросила она приглушенным, но полным уверенности голосом.
– Не смейся надо мной, – парировал я, испытывая странное удовольствие от того, что в ее глазах промелькнула боль.
– Я и не думала смеяться, Дэвид. Я спрашиваю, готов ли ты начать?
– Готов, Меррик, – ответил я. – Я всегда готов обратиться к духу, в которого едва верю и на помощь которого ни в малейшей степени не рассчитываю.
Она взяла обеими руками листок из дневника и внимательно его изучила, а возможно, перечитала снова, так как губы ее шевелились.
Потом она посмотрела снова на меня и перевела взгляд на Луи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101