– спросил я. – Духов деревни?
– Нет, – ответила Меррик. – Я видела Медовую Каплю на Солнце. Она наблюдала за мной. Я видела Медовую Каплю. О Господи, я видела Медовую Каплю. Разве ты не понимаешь, чего она добилась?
Я не стал отвечать, хотя, конечно, все понимал. Однако позволил Меррик самой произнести это вслух.
– Она привела меня сюда, помогла добраться до маски, сквозь которую я могу ее видеть, она передала мне в руки средство, с помощью которого сумеет приходить в этот мир!
– Послушай меня, дорогая, – сказал я и, потянувшись, дотронулся до ее руки. – Борись с этим призраком. У него не больше прав на тебя, чем у любого другого призрака. Жизнь принадлежит живым, Меррик, и жизнь сильнее смерти! Не ты утопила Медовую Каплю на Солнце. Она сама заявила о твоей невиновности.
Меррик не ответила. Она оперлась локтем о колено и положила голову на правую руку, держа маску в левой. Кажется, она смотрела на нее, но я не уверен. Ее охватила дрожь.
Я мягко взял у нее маску и осторожно положил на свою кровать. Затем, вспомнив о предметах, унесенных из пещеры, порылся в карманах, чтобы их достать. Четыре резные ольмекоидные фигурки изумительной работы: два лысых и грузных создания и два худых нахмуренных божества. При взгляде на крошечные лица по мне пробежал озноб. Я мог бы поклясться, что услышал на секунду целый хор голосов, как будто кто-то повернул ручку настройки приемника... И сразу наступила тишина – тяжелая, гнетущая тишина. Меня прошиб пот.
Эти маленькие фигурки, крошечные божества, блестели точно так же, как маска.
– Все это мы увезем с собой, – объявил я. – А что касается меня, то я хочу вновь отправиться в пещеру, как только восстановлю силы.
Меррик подняла на меня взгляд.
– Неужели ты серьезно? – спросила она. – Хочешь бросить вызов тем призракам?
– Да, я готов бросить им вызов. Не скажу, что собираюсь отнести в пещеру маску, чтобы смотреть на них сквозь прорези. На такое я, конечно, не решусь. Но нельзя оставлять там столько неисследованных таинственных предметов. Я должен вернуться, потому что хочу изучить все как можно тщательнее. Потом, мне кажется, мы должны связаться с одним из университетов, занимающихся активным исследованием здешних мест, и поставить их в известность о находке. Надеюсь, ты понимаешь, что я не намерен сообщать им о маске. По крайней мере до тех пор, пока мы не будем уверены, что безоговорочно являемся ее владельцами.
Ситуация с университетами, раскопками и притязаниями на древние находки была довольно запутанной, поэтому мне не хотелось ее обсуждать. Я чувствовал жар во всем теле. С желудком творилось что-то неладное, хотя, как правило, со мной такого не бывает.
– Мне необходимо снова увидеть пещеру, – продолжал объяснять я. – Только сейчас я понял, почему ты сюда стремилась. Хочу вернуться туда хотя бы один раз, может быть, два, чтобы выяснить...
Я замолчал на полуслове. Приступ тошноты прошел.
Она смотрела на меня глубоким печальным взглядом. Вид у нее был такой же больной, как у меня. Запустив обе руки в густые пряди волос, она отбросила их с прелестного лба. В зеленых глазах горел огонь.
– Ты знаешь, – вновь заговорил я, – что в нашем распоряжении четверо помощников, которые без труда сумеют вывезти из страны маску и доставить в Новый Орлеан. Хочешь, я передам им маску сейчас же?
– Нет, пока ничего не предпринимай, – ответила Меррик, поднимаясь на ноги. – Пойду в церковь.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы помолиться, Дэвид! – нетерпеливо ответила она и сердито посмотрела на меня. – Неужели ты вообще ни во что не веришь? Я иду в церковь, чтобы помолиться.
Меррик ушла.
Минут через двадцать я наконец налил себе рома. Меня мучила жажда. Странное ощущение: и тошнота, и жажда одновременно. Если не считать возни нескольких кур или индеек – не знаю, кого именно, – в деревне стояла тишина и никто не нарушил моего уединения.
Я уставился на маску и только тут понял, что у меня ужасно болит голова и кровь стучит в висках. Я не придал этому значения, так как никогда особенно не страдал от головных болей, но тут вдруг вместо маски я увидел расплывчатое пятно.
Я попытался сфокусировать взгляд и не смог. Меня охватил жар, и каждый укус насекомого, полученный в джунглях, вдруг снова напомнил о себе.
– Чепуха, – вслух произнес я, – мне сделали все чертовые прививки, какие только можно, включая те, что не были известны медицине в те времена, когда Мэтью подхватил свою лихорадку...
До меня вдруг дошло, что я разговариваю сам с собой. Плеснув себе еще добрую порцию рома, я выпил ее залпом.
И вдруг в голову пришла мысль, что мне станет гораздо лучше, если в палатке не будет столько народа, мне захотелось, чтобы все эти люди ушли.
Потом я понял, что никаких людей в палатке быть не может. Ведь никто не входил.
Я попытался восстановить в памяти последние несколько минут, но какое-то звено оказалось утерянным. Повернувшись, я снова взглянул на маску, а потом выпил еще рома, который к этому времени уже казался мне слаще нектара, отставил стакан и взял в руки маску.
Она казалась невесомой. Я поднял драгоценную вещь так, чтобы сквозь нее проходил свет, и она на секунду вроде бы ожила. Чей-то голос лихорадочно зашептал мне о всевозможных мелочах, о которых мне следует побеспокоиться, а другой голос добавил:
– Через тысячу лет придут и другие заботы. – Только эти слова были произнесены на незнакомом мне языке.
– Как же так? Я ведь тебя понимаю, – вслух сказал я, и тогда шепчущий голос произнес что-то вроде проклятия и зловещего пророчества – насчет того, что некоторые вопросы лучше не затрагивать, оставить как есть.
Палатка заходила ходуном. Точнее, заходила ходуном кровать, на которой я сидел. Я прижал к себе маску и ощутил прилив уверенности. Но весь мир изменился. Я сам изменился.
И вдруг понял, что стою на высокой площадке, с которой открывается чудесный вид на горы, покрытые темно-зеленым лесом, а над головой простирается ярко-голубое небо.
Я опустил взгляд вниз и увидел тысячную толпу, окружившую площадку. На вершинах других пирамид тоже стояли огромные массы людей. Они шептали, кричали и пели. Но рядом со мной на площадке находились лишь несколько человек, и все они преданно смотрели мне в глаза.
– Ты призовешь дождь, – произнес чей-то голос прямо мне в ухо, – и он прольется. Но однажды вместо дождя начнет падать снег, и в тот день ты умрешь.
– Нет, этого никогда не случится! – воскликнул я. У меня вдруг закружилась голова, я испугался, что сейчас упаду с площадки. Тогда я повернулся и протянул руки к моим последователям. – Вы жрецы? Скажите, кто вы? – спросил я. – Я Дэвид. И требую ответа. Я не тот, за кого вы меня принимаете!
В следующую же секунду я оказался в пещере и медленно повалился на мягкую от пыли землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Нет, – ответила Меррик. – Я видела Медовую Каплю на Солнце. Она наблюдала за мной. Я видела Медовую Каплю. О Господи, я видела Медовую Каплю. Разве ты не понимаешь, чего она добилась?
Я не стал отвечать, хотя, конечно, все понимал. Однако позволил Меррик самой произнести это вслух.
– Она привела меня сюда, помогла добраться до маски, сквозь которую я могу ее видеть, она передала мне в руки средство, с помощью которого сумеет приходить в этот мир!
– Послушай меня, дорогая, – сказал я и, потянувшись, дотронулся до ее руки. – Борись с этим призраком. У него не больше прав на тебя, чем у любого другого призрака. Жизнь принадлежит живым, Меррик, и жизнь сильнее смерти! Не ты утопила Медовую Каплю на Солнце. Она сама заявила о твоей невиновности.
Меррик не ответила. Она оперлась локтем о колено и положила голову на правую руку, держа маску в левой. Кажется, она смотрела на нее, но я не уверен. Ее охватила дрожь.
Я мягко взял у нее маску и осторожно положил на свою кровать. Затем, вспомнив о предметах, унесенных из пещеры, порылся в карманах, чтобы их достать. Четыре резные ольмекоидные фигурки изумительной работы: два лысых и грузных создания и два худых нахмуренных божества. При взгляде на крошечные лица по мне пробежал озноб. Я мог бы поклясться, что услышал на секунду целый хор голосов, как будто кто-то повернул ручку настройки приемника... И сразу наступила тишина – тяжелая, гнетущая тишина. Меня прошиб пот.
Эти маленькие фигурки, крошечные божества, блестели точно так же, как маска.
– Все это мы увезем с собой, – объявил я. – А что касается меня, то я хочу вновь отправиться в пещеру, как только восстановлю силы.
Меррик подняла на меня взгляд.
– Неужели ты серьезно? – спросила она. – Хочешь бросить вызов тем призракам?
– Да, я готов бросить им вызов. Не скажу, что собираюсь отнести в пещеру маску, чтобы смотреть на них сквозь прорези. На такое я, конечно, не решусь. Но нельзя оставлять там столько неисследованных таинственных предметов. Я должен вернуться, потому что хочу изучить все как можно тщательнее. Потом, мне кажется, мы должны связаться с одним из университетов, занимающихся активным исследованием здешних мест, и поставить их в известность о находке. Надеюсь, ты понимаешь, что я не намерен сообщать им о маске. По крайней мере до тех пор, пока мы не будем уверены, что безоговорочно являемся ее владельцами.
Ситуация с университетами, раскопками и притязаниями на древние находки была довольно запутанной, поэтому мне не хотелось ее обсуждать. Я чувствовал жар во всем теле. С желудком творилось что-то неладное, хотя, как правило, со мной такого не бывает.
– Мне необходимо снова увидеть пещеру, – продолжал объяснять я. – Только сейчас я понял, почему ты сюда стремилась. Хочу вернуться туда хотя бы один раз, может быть, два, чтобы выяснить...
Я замолчал на полуслове. Приступ тошноты прошел.
Она смотрела на меня глубоким печальным взглядом. Вид у нее был такой же больной, как у меня. Запустив обе руки в густые пряди волос, она отбросила их с прелестного лба. В зеленых глазах горел огонь.
– Ты знаешь, – вновь заговорил я, – что в нашем распоряжении четверо помощников, которые без труда сумеют вывезти из страны маску и доставить в Новый Орлеан. Хочешь, я передам им маску сейчас же?
– Нет, пока ничего не предпринимай, – ответила Меррик, поднимаясь на ноги. – Пойду в церковь.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы помолиться, Дэвид! – нетерпеливо ответила она и сердито посмотрела на меня. – Неужели ты вообще ни во что не веришь? Я иду в церковь, чтобы помолиться.
Меррик ушла.
Минут через двадцать я наконец налил себе рома. Меня мучила жажда. Странное ощущение: и тошнота, и жажда одновременно. Если не считать возни нескольких кур или индеек – не знаю, кого именно, – в деревне стояла тишина и никто не нарушил моего уединения.
Я уставился на маску и только тут понял, что у меня ужасно болит голова и кровь стучит в висках. Я не придал этому значения, так как никогда особенно не страдал от головных болей, но тут вдруг вместо маски я увидел расплывчатое пятно.
Я попытался сфокусировать взгляд и не смог. Меня охватил жар, и каждый укус насекомого, полученный в джунглях, вдруг снова напомнил о себе.
– Чепуха, – вслух произнес я, – мне сделали все чертовые прививки, какие только можно, включая те, что не были известны медицине в те времена, когда Мэтью подхватил свою лихорадку...
До меня вдруг дошло, что я разговариваю сам с собой. Плеснув себе еще добрую порцию рома, я выпил ее залпом.
И вдруг в голову пришла мысль, что мне станет гораздо лучше, если в палатке не будет столько народа, мне захотелось, чтобы все эти люди ушли.
Потом я понял, что никаких людей в палатке быть не может. Ведь никто не входил.
Я попытался восстановить в памяти последние несколько минут, но какое-то звено оказалось утерянным. Повернувшись, я снова взглянул на маску, а потом выпил еще рома, который к этому времени уже казался мне слаще нектара, отставил стакан и взял в руки маску.
Она казалась невесомой. Я поднял драгоценную вещь так, чтобы сквозь нее проходил свет, и она на секунду вроде бы ожила. Чей-то голос лихорадочно зашептал мне о всевозможных мелочах, о которых мне следует побеспокоиться, а другой голос добавил:
– Через тысячу лет придут и другие заботы. – Только эти слова были произнесены на незнакомом мне языке.
– Как же так? Я ведь тебя понимаю, – вслух сказал я, и тогда шепчущий голос произнес что-то вроде проклятия и зловещего пророчества – насчет того, что некоторые вопросы лучше не затрагивать, оставить как есть.
Палатка заходила ходуном. Точнее, заходила ходуном кровать, на которой я сидел. Я прижал к себе маску и ощутил прилив уверенности. Но весь мир изменился. Я сам изменился.
И вдруг понял, что стою на высокой площадке, с которой открывается чудесный вид на горы, покрытые темно-зеленым лесом, а над головой простирается ярко-голубое небо.
Я опустил взгляд вниз и увидел тысячную толпу, окружившую площадку. На вершинах других пирамид тоже стояли огромные массы людей. Они шептали, кричали и пели. Но рядом со мной на площадке находились лишь несколько человек, и все они преданно смотрели мне в глаза.
– Ты призовешь дождь, – произнес чей-то голос прямо мне в ухо, – и он прольется. Но однажды вместо дождя начнет падать снег, и в тот день ты умрешь.
– Нет, этого никогда не случится! – воскликнул я. У меня вдруг закружилась голова, я испугался, что сейчас упаду с площадки. Тогда я повернулся и протянул руки к моим последователям. – Вы жрецы? Скажите, кто вы? – спросил я. – Я Дэвид. И требую ответа. Я не тот, за кого вы меня принимаете!
В следующую же секунду я оказался в пещере и медленно повалился на мягкую от пыли землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101