иначе стало это, это и это. Потому что каждое "это" имело самое невинное объяснение. Скажем, Стив только что нахамил потому, что ему просто "шлея под хвост попала". А Фарук, предположим, стал апатичным и вялым потому, что в последнее время неведомо для всех страдает от запоров. Лишь совокупность мелочей, эта лавина агрессивности и злобы, создавала удручающее впечатление глобальных перемен в университетской жизни.
Джим был напуган "тектоническими сдвигами" - глубинным движением пластов университетского бытия, неясным гулом, который предвещал что-то вроде землетрясения.
Возможно, Хоуви прав во всем - и действительно в определенное время определенные события неизбежны, как приход зимы после осени. К примеру, социальные потрясения в Америке в шестидесятые годы не имели одной-единственной причины, не имели даже явных катализаторов.., они попросту произошли. Скажем, Мартин Лютер Кинг не был ни причиной, ни следствием. Он появился, потому что время потребовало Мартина Лютера Кинга; вместо него мог быть какой-нибудь Джон Апджон Смит, калибром поменьше, но с теми же последствиями.
Вот и в университете происходит то, что не может не произойти.
Нет, глупые мысли. Напрасно он принимает все так близко к сердцу. Как выразился Стив, "очень мы нежные".
Джим несколько растерянно посмотрел на Фарука, словно спрашивал его: что мне делать со Стивом - поставить на место или пропустить его слова мимо ушей?
Фарук равнодушно пожал плечами и отвернулся.
- А что ты можешь сделать? - сказал он.
Ну, сделать Джим мог многое. Пригрозить Стиву увольнением. Профессор Нортон, курирующий "Сентинел", несомненно, поддержит главного редактора в этом вопросе. А если Нортон и не выгонит Стива, то может припугнуть его низкой оценкой за журналистскую практику. Если применить силу и показать, кто тут начальник, то в редакции все быстро станет на свои места. Однако прежней дружеской атмосферы такими мерами не восстановить...
Джим молча направился в кабинет Нортона. Он был так взволнован, что даже не постучался. Просто открыл дверь и вошел.
- Нам надо поговорить, - выпалил он с порога.
Нортон сидел за столом. Бледный и злой. Джим и прежде замечал, что куратор в последнее время плохо выглядит. Но сегодня он казался тяжелобольным. Возможно, это впечатление было особенно острым потому, что Нортон теперь очень редко появлялся в редакции и Джим видел его в лучшем случае раз в неделю.
В прошлом семестре, еще весной, все было иначе. Нортон заглядывал чуть ли не каждый день, частенько самолично переписывал неудачные заметки и статьи, помогал правильно расположить материал на полосах - словом, вкалывал вместе с ними, а не ограничивался ролью наблюдателя и советчика. Но в этом учебном году он даже роль наблюдателя и советчика почти игнорировал - если и приходил в редакцию, то уединялся в своем кабинете и по мере возможности избегал общения с сотрудниками газеты.
Джим озабоченно спросил:
- Простите, профессор Нортон, вы в порядке? Как вы себя чувствуете? Вы не больны?
Куратор отрицательно покачал головой и попробовал изобразить улыбку. Она получилась очень печальной.
- Нет, я здоров. Все в порядке. Только устал. Джим кивнул, хотя про себя подумал: "Черта с два вы здоровы: вон испарина на лбу, да и руки дрожат". Было так мучительно смотреть на Нортона, которого вдруг подкосило, что Джим отвел глаза и уставился на стену над его головой.
- Нам надо поговорить, - повторил он.
- Выкладывай.
- Мне кажется.., вы, конечно, извините.., но, по-моему, вам следует больше участвовать в ежедневной жизни газеты. В этом семестре вы как-то в стороне, и поэтому некоторые сотрудники газеты вообразили, что им все позволено...
- Ну, ведь им и впрямь все позволено, - с болезненной улыбкой произнес Нортон.
- Но мне кажется, вам самому надо убедиться, что позволенное позволенному рознь...
- Что, Джим, достали тебя?
- Нет, не то чтобы достали, просто...
- Что "просто"?
Джим заставил себя взглянуть в глаза куратору. Тот все еще улыбался, но такой жалкой грустной улыбкой!
- Профессор Нортон... - начал Джим.
- Я увольняюсь, - перебил его куратор. - Я уже переговорил с деканом.
Улыбка на его лице окончательно потухла и сменилась выражением смертельной усталости.
- Но почему?
- Меня точно достали.
Теперь Джиму показалось, что профессор вот-вот расплачется. Вполне возможно, что Нортон на грани нервного срыва.
- Расскажите мне, - быстро сказал Джим. Он был полон сострадания. - Если вам надо выговориться - не держите в себе. Если вам нужно...
- Единственное, что мне нужно, так это побыть одному. Проваливай!
Джим попятился, нащупал дверную ручку у себя за спиной.
- Хорошо, хорошо, - пробормотал он. Он открыл дверь, на прощание виновато улыбнулся и вышел вон.
Стив стоял у стола художника и встретил главного редактора наглой ухмылкой:
- Ну что, сел на ежа? С Нортоном где сядешь, там и слезешь.
Джим бросил на него холодный взгляд и произнес:
- Ты уволен. Собирай вещички со своего поганого стола. Больше в газете ты не работаешь. Ухмылки как не бывало.
- Эй, ты что?
- Ты не глухой.
- Да я просто дурака валял. Джим, я же только шутил!
- Ты здесь больше не работаешь, - сказал Джим и, не оборачиваясь, прошел к своему столу.
3
- Добрый день, профессор Эмерсон. Ян кивнул Марии, направляясь к ящику для корреспонденции и проходя мимо стола секретарши кафедры английского языка и литературы.
- Как жизнь? - осведомился он.
- Была бы проще, если бы вы дали мне свое расписание. Уже месяц от вас добиться не могу. Студенты то и дело звонят и спрашивают о часах ваших занятий, а я не в курсе.
- Извини, - сказал Ян. - Пэлова дырявая. Сегодня обязательно занесу.
- Вы меня этими "сегодня" не первую неделю кормите.
Ян вынул все, что находилось в его отделении ящика для корреспонденции, затем, не отходя от стола Марии, быстро рассортировал почту, ненужное сразу выбрасывая в корзину для мусора. Туда полетел рекламный проспект только что изданного учебника по английской литературе периода романтизма, брошюра о какой-то новой компьютерной программе и протокол последнего факультетского собрания.
А это что такое? Толстенный конверт с его фамилией. Ни марок, ни штемпеля - стало быть, пришел не по почте, а кем-то принесен. Заинтригованный, Ян вскрыл конверт и обнаружил внутри сперва подробную карту всей университетской территории, а затем еще несколько чертежей. Как он понял, в руках у него была поэтажная планировка университетских зданий - все помещения, а также схемы размещения электропроводки, канализации и водопровода.
На каждом чертеже имелось два-три жирных красных крестика.
Весьма удивленный, Ян повернулся к Марии, показал ей конверт и карты и спросил:
- Ты не помнишь, кто это доставил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Джим был напуган "тектоническими сдвигами" - глубинным движением пластов университетского бытия, неясным гулом, который предвещал что-то вроде землетрясения.
Возможно, Хоуви прав во всем - и действительно в определенное время определенные события неизбежны, как приход зимы после осени. К примеру, социальные потрясения в Америке в шестидесятые годы не имели одной-единственной причины, не имели даже явных катализаторов.., они попросту произошли. Скажем, Мартин Лютер Кинг не был ни причиной, ни следствием. Он появился, потому что время потребовало Мартина Лютера Кинга; вместо него мог быть какой-нибудь Джон Апджон Смит, калибром поменьше, но с теми же последствиями.
Вот и в университете происходит то, что не может не произойти.
Нет, глупые мысли. Напрасно он принимает все так близко к сердцу. Как выразился Стив, "очень мы нежные".
Джим несколько растерянно посмотрел на Фарука, словно спрашивал его: что мне делать со Стивом - поставить на место или пропустить его слова мимо ушей?
Фарук равнодушно пожал плечами и отвернулся.
- А что ты можешь сделать? - сказал он.
Ну, сделать Джим мог многое. Пригрозить Стиву увольнением. Профессор Нортон, курирующий "Сентинел", несомненно, поддержит главного редактора в этом вопросе. А если Нортон и не выгонит Стива, то может припугнуть его низкой оценкой за журналистскую практику. Если применить силу и показать, кто тут начальник, то в редакции все быстро станет на свои места. Однако прежней дружеской атмосферы такими мерами не восстановить...
Джим молча направился в кабинет Нортона. Он был так взволнован, что даже не постучался. Просто открыл дверь и вошел.
- Нам надо поговорить, - выпалил он с порога.
Нортон сидел за столом. Бледный и злой. Джим и прежде замечал, что куратор в последнее время плохо выглядит. Но сегодня он казался тяжелобольным. Возможно, это впечатление было особенно острым потому, что Нортон теперь очень редко появлялся в редакции и Джим видел его в лучшем случае раз в неделю.
В прошлом семестре, еще весной, все было иначе. Нортон заглядывал чуть ли не каждый день, частенько самолично переписывал неудачные заметки и статьи, помогал правильно расположить материал на полосах - словом, вкалывал вместе с ними, а не ограничивался ролью наблюдателя и советчика. Но в этом учебном году он даже роль наблюдателя и советчика почти игнорировал - если и приходил в редакцию, то уединялся в своем кабинете и по мере возможности избегал общения с сотрудниками газеты.
Джим озабоченно спросил:
- Простите, профессор Нортон, вы в порядке? Как вы себя чувствуете? Вы не больны?
Куратор отрицательно покачал головой и попробовал изобразить улыбку. Она получилась очень печальной.
- Нет, я здоров. Все в порядке. Только устал. Джим кивнул, хотя про себя подумал: "Черта с два вы здоровы: вон испарина на лбу, да и руки дрожат". Было так мучительно смотреть на Нортона, которого вдруг подкосило, что Джим отвел глаза и уставился на стену над его головой.
- Нам надо поговорить, - повторил он.
- Выкладывай.
- Мне кажется.., вы, конечно, извините.., но, по-моему, вам следует больше участвовать в ежедневной жизни газеты. В этом семестре вы как-то в стороне, и поэтому некоторые сотрудники газеты вообразили, что им все позволено...
- Ну, ведь им и впрямь все позволено, - с болезненной улыбкой произнес Нортон.
- Но мне кажется, вам самому надо убедиться, что позволенное позволенному рознь...
- Что, Джим, достали тебя?
- Нет, не то чтобы достали, просто...
- Что "просто"?
Джим заставил себя взглянуть в глаза куратору. Тот все еще улыбался, но такой жалкой грустной улыбкой!
- Профессор Нортон... - начал Джим.
- Я увольняюсь, - перебил его куратор. - Я уже переговорил с деканом.
Улыбка на его лице окончательно потухла и сменилась выражением смертельной усталости.
- Но почему?
- Меня точно достали.
Теперь Джиму показалось, что профессор вот-вот расплачется. Вполне возможно, что Нортон на грани нервного срыва.
- Расскажите мне, - быстро сказал Джим. Он был полон сострадания. - Если вам надо выговориться - не держите в себе. Если вам нужно...
- Единственное, что мне нужно, так это побыть одному. Проваливай!
Джим попятился, нащупал дверную ручку у себя за спиной.
- Хорошо, хорошо, - пробормотал он. Он открыл дверь, на прощание виновато улыбнулся и вышел вон.
Стив стоял у стола художника и встретил главного редактора наглой ухмылкой:
- Ну что, сел на ежа? С Нортоном где сядешь, там и слезешь.
Джим бросил на него холодный взгляд и произнес:
- Ты уволен. Собирай вещички со своего поганого стола. Больше в газете ты не работаешь. Ухмылки как не бывало.
- Эй, ты что?
- Ты не глухой.
- Да я просто дурака валял. Джим, я же только шутил!
- Ты здесь больше не работаешь, - сказал Джим и, не оборачиваясь, прошел к своему столу.
3
- Добрый день, профессор Эмерсон. Ян кивнул Марии, направляясь к ящику для корреспонденции и проходя мимо стола секретарши кафедры английского языка и литературы.
- Как жизнь? - осведомился он.
- Была бы проще, если бы вы дали мне свое расписание. Уже месяц от вас добиться не могу. Студенты то и дело звонят и спрашивают о часах ваших занятий, а я не в курсе.
- Извини, - сказал Ян. - Пэлова дырявая. Сегодня обязательно занесу.
- Вы меня этими "сегодня" не первую неделю кормите.
Ян вынул все, что находилось в его отделении ящика для корреспонденции, затем, не отходя от стола Марии, быстро рассортировал почту, ненужное сразу выбрасывая в корзину для мусора. Туда полетел рекламный проспект только что изданного учебника по английской литературе периода романтизма, брошюра о какой-то новой компьютерной программе и протокол последнего факультетского собрания.
А это что такое? Толстенный конверт с его фамилией. Ни марок, ни штемпеля - стало быть, пришел не по почте, а кем-то принесен. Заинтригованный, Ян вскрыл конверт и обнаружил внутри сперва подробную карту всей университетской территории, а затем еще несколько чертежей. Как он понял, в руках у него была поэтажная планировка университетских зданий - все помещения, а также схемы размещения электропроводки, канализации и водопровода.
На каждом чертеже имелось два-три жирных красных крестика.
Весьма удивленный, Ян повернулся к Марии, показал ей конверт и карты и спросил:
- Ты не помнишь, кто это доставил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145