Я ухмыльнулся, так как в первый раз собирался сообщить нечто для нее приятное.
— Я нашел вашу невестку, миссис Мердок. Мне кажется несколько странным, что ваш сын, которого вы, казалось бы, так жестко контролируете, не сказал вам, где она находится.
— Я его не спрашивала, — ответила она странно спокойным голосом.
— Она вернулась на свое прежнее место и поет с оркестром в клубе «Айдл Вэли». Я говорил с ней. Девушка с характером. Она вас не особо любит. Допускаю, что именно она взяла монету — отчасти со зла. И почти настолько же допускаю, что Лесли знал об этом — или как-то узнал — и придумал эту небылицу, чтобы защитить Линду. Он ведь очень любит ее.
Она улыбнулась. Улыбку нельзя было назвать безусловно очаровательной, потому что она появилась на лице, не рассчитанном на подобные мимические упражнения. Но все-таки это была улыбка.
— Да, — мягко сказала она. — Именно так. И в этом случае… — она умолкла, и улыбка ее стала шире, еще шире и наконец превратилась почти в экстатическую, -…и в этом случае моя невестка может быть замешана в этих убийствах.
С четверть минуты я наблюдал, как она радуется посетившей ее мысли.
— И вы в диком восторге от этого, — сказал я.
Она кивнула, все еще улыбаясь приятной мысли, прежде чем осознала грубость моего тона. Тогда лицо ее окаменело, и она плотно сжала рот. И процедила сквозь зубы:
— Мне не нравится ваш тон. Мне совсем не нравится ваш тон.
— Я вас не виню, — сказал я. — Мне и самому он не нравится. Мне вообще все не нравится. Мне не нравится этот дом, и вы, и эта атмосфера подавленности вокруг, и напряженное лицо этой девочки, и ваш прощелыга-сын, и правда, которую вы мне говорите, и ложь, которую вы мне говорите…
Именно тогда она взревела; пятнистое лицо ее исказилось, полные жгучей ненависти глаза выкатались из орбит:
— Вон! Вон из дома, сейчас же! Сию же минуту! Вон!
Я встал и поднял с полу шляпу:
— Буду рад.
Я устало поклонился и пошел к двери. И прикрыл дверь очень тихо, аккуратно придержав ее и подождав, пока язычок замка с мягким щелчком не встанет на место.
Без всякой на то причины.
22
За моей спиной послышались торопливые шаги, и кто-то произнес мое имя, но я продолжал идти и только посередине гостиной остановился и обернулся. Она, запыхавшаяся, с готовыми выскочить из-под очков глазами и забавными бликами в медно-золотистых волосах, нагнала меня.
— Мистер Марлоу! Пожалуйста! Пожалуйста, не уходите. Она нуждается в вас. Правда.
— Провалиться мне на этом месте, да у вас сегодня «молодежная яркая» на губах! Ничего смотрится.
Она схватила меня за рукав:
— Пожалуйста.
— К черту, — сказал я. — Передайте ей, пусть утопится в пруду. Марлоу тоже может разозлиться. Пусть утопится в двух прудах, если одного для нее окажется недостаточно. Сказано не умно, зато экспромтом.
Я посмотрел на лежавшую на моем рукаве руку и похлопал по ней. Мерле быстро отдернула ее, и в глазах ее мелькнул ужас.
— Пожалуйста, мистер Марлоу! Она в беде. Она нуждается в вас.
— Я тоже в беде, — огрызнулся я. — Я в беде по самые уши. Чего вы плачете?
— О, я правда так люблю ее. Я знаю, она бывает груба и вспыльчива, но у нее золотое сердце.
— К черту ее сердце тоже, — сказал я. — Я не собираюсь знакомиться с ней настолько близко, чтобы это имело какое-то значение для меня. Она толстомордая старая врунья. И я сыт ею по горло. Да, вероятно, она погрязла в неприятностях по самую макушку — но я не компания по выкорчевыванию. Мне нужна правда.
— О, если вы только будете терпеливы, я уверена…
Я автоматически положил ей руку на плечо. Она отпрыгнула фута на три в паническом ужасе.
Мы стояли, уставившись друг на друга и тяжело дышали; я — как это слишком часто со мной бывает — приоткрыв рот, она же — плотно сжав губы, и бледные крылышки ее носа вздрагивали.
— Послушайте, — медленно сказал я, — с вами когда-то давно что-то произошло?
Она кивнула, очень быстро.
— Вас напугал какой-то мужчина — или что-то вроде этого?
Она снова кивнула и прикусила губу маленькими белыми зубами.
— И с тех пор вы такая.
Она стояла молча — очень бледная.
— Послушайте, — сказал я, — я не сделаю ничего такого, что может вас испугать. Никогда.
Ее глаза наполнились слезами.
— Если я дотронулся до вас, то это так, как я дотронулся бы до стула или до двери. Я ничего не имел в виду. Понимаете?
— Да, — она наконец обрела дар речи. В глубине ее наполненных слезами глаз еще метался страх. — Да.
— Вот и договорились. Со мной все в порядке. Меня нечего боятся. Теперь возьмем Лесли. Его голова занята другими вещами. И вы знаете, что с ним все в порядке — в том смысле, в каком мы говорим. Верно?
— О, да, — сказала она. — Да, конечно.
— Теперь возьмем старую винную бочку. Она груба, резка и считает, что может грызть стены и отплевывать кирпичи в сторону, и постоянно орет на вас — но при этом глубоко порядочна по отношению к вам, да?
— Да, мистер Марлоу. Я вам пыталась это объяснить…
— Конечно. А почему вы не положите всему этому конец? Он что, все еще где-то поблизости… тот, который испугал вас?
Она подняла руку ко рту и вцепилась зубами в большой палец, не сводя с меня глаз.
— Он умер, — сказала она. — Он выпал… из… окна.
Я поднял ладонь, прерывая ее:
— О, этот. Я слышал о нем. Забудьте все это. Сможете?
— Нет, — она серьезно покачала головой. — Не смогу все это забыть. Миссис Мердок всегда говорит мне, чтобы я это забыла. Она подолгу разговаривает со мной, убеждая меня, все забыть. Но я не могу.
— Было бы значительно лучше, — раздраженно сказал я, — если бы она подолгу держала свою пасть закрытой. Она просто не дает вам это забыть.
Девушка казалась удивленной и уязвленной:
— О, это не все. Я была его секретаршей. Она была его женой. Это был ее первый муж. Естественно, она тоже не может это забыть. Как можно?
Я почесал ухо, хотя оно вовсе не чесалось. Сейчас почти ничего нельзя было прочесть на ее лице, кроме разве того, что она как бы разговаривала сама с собой. Я был чем-то абстрактным, и мой голос был почти что ее собственным внутренним голосом.
Потом на меня снизошло одно из странных — и зачастую обманчивых — озарений.
— Послушайте, — сказал я, — а среди вашего окружения нет ли человека, который производит на вас то же впечатление? Больше, чем все остальные?
Она испуганно осмотрелась по сторонам. И я вместе с ней. Комната была пуста — никто не прятался под стулом и не подглядывал в дверь или окно.
— Почему я должна говорить вам? — выдохнула она.
— Вы не должны. Вы поступите как захотите.
— Вы обещаете никому не говорить — никому на свете, даже миссис Мердок?
— Ей в последнюю очередь, — сказал я. — Обещаю.
Она открыла рот, и на лице ее появилось подобие робкой доверительной улыбки… и потом что-то не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Я нашел вашу невестку, миссис Мердок. Мне кажется несколько странным, что ваш сын, которого вы, казалось бы, так жестко контролируете, не сказал вам, где она находится.
— Я его не спрашивала, — ответила она странно спокойным голосом.
— Она вернулась на свое прежнее место и поет с оркестром в клубе «Айдл Вэли». Я говорил с ней. Девушка с характером. Она вас не особо любит. Допускаю, что именно она взяла монету — отчасти со зла. И почти настолько же допускаю, что Лесли знал об этом — или как-то узнал — и придумал эту небылицу, чтобы защитить Линду. Он ведь очень любит ее.
Она улыбнулась. Улыбку нельзя было назвать безусловно очаровательной, потому что она появилась на лице, не рассчитанном на подобные мимические упражнения. Но все-таки это была улыбка.
— Да, — мягко сказала она. — Именно так. И в этом случае… — она умолкла, и улыбка ее стала шире, еще шире и наконец превратилась почти в экстатическую, -…и в этом случае моя невестка может быть замешана в этих убийствах.
С четверть минуты я наблюдал, как она радуется посетившей ее мысли.
— И вы в диком восторге от этого, — сказал я.
Она кивнула, все еще улыбаясь приятной мысли, прежде чем осознала грубость моего тона. Тогда лицо ее окаменело, и она плотно сжала рот. И процедила сквозь зубы:
— Мне не нравится ваш тон. Мне совсем не нравится ваш тон.
— Я вас не виню, — сказал я. — Мне и самому он не нравится. Мне вообще все не нравится. Мне не нравится этот дом, и вы, и эта атмосфера подавленности вокруг, и напряженное лицо этой девочки, и ваш прощелыга-сын, и правда, которую вы мне говорите, и ложь, которую вы мне говорите…
Именно тогда она взревела; пятнистое лицо ее исказилось, полные жгучей ненависти глаза выкатались из орбит:
— Вон! Вон из дома, сейчас же! Сию же минуту! Вон!
Я встал и поднял с полу шляпу:
— Буду рад.
Я устало поклонился и пошел к двери. И прикрыл дверь очень тихо, аккуратно придержав ее и подождав, пока язычок замка с мягким щелчком не встанет на место.
Без всякой на то причины.
22
За моей спиной послышались торопливые шаги, и кто-то произнес мое имя, но я продолжал идти и только посередине гостиной остановился и обернулся. Она, запыхавшаяся, с готовыми выскочить из-под очков глазами и забавными бликами в медно-золотистых волосах, нагнала меня.
— Мистер Марлоу! Пожалуйста! Пожалуйста, не уходите. Она нуждается в вас. Правда.
— Провалиться мне на этом месте, да у вас сегодня «молодежная яркая» на губах! Ничего смотрится.
Она схватила меня за рукав:
— Пожалуйста.
— К черту, — сказал я. — Передайте ей, пусть утопится в пруду. Марлоу тоже может разозлиться. Пусть утопится в двух прудах, если одного для нее окажется недостаточно. Сказано не умно, зато экспромтом.
Я посмотрел на лежавшую на моем рукаве руку и похлопал по ней. Мерле быстро отдернула ее, и в глазах ее мелькнул ужас.
— Пожалуйста, мистер Марлоу! Она в беде. Она нуждается в вас.
— Я тоже в беде, — огрызнулся я. — Я в беде по самые уши. Чего вы плачете?
— О, я правда так люблю ее. Я знаю, она бывает груба и вспыльчива, но у нее золотое сердце.
— К черту ее сердце тоже, — сказал я. — Я не собираюсь знакомиться с ней настолько близко, чтобы это имело какое-то значение для меня. Она толстомордая старая врунья. И я сыт ею по горло. Да, вероятно, она погрязла в неприятностях по самую макушку — но я не компания по выкорчевыванию. Мне нужна правда.
— О, если вы только будете терпеливы, я уверена…
Я автоматически положил ей руку на плечо. Она отпрыгнула фута на три в паническом ужасе.
Мы стояли, уставившись друг на друга и тяжело дышали; я — как это слишком часто со мной бывает — приоткрыв рот, она же — плотно сжав губы, и бледные крылышки ее носа вздрагивали.
— Послушайте, — медленно сказал я, — с вами когда-то давно что-то произошло?
Она кивнула, очень быстро.
— Вас напугал какой-то мужчина — или что-то вроде этого?
Она снова кивнула и прикусила губу маленькими белыми зубами.
— И с тех пор вы такая.
Она стояла молча — очень бледная.
— Послушайте, — сказал я, — я не сделаю ничего такого, что может вас испугать. Никогда.
Ее глаза наполнились слезами.
— Если я дотронулся до вас, то это так, как я дотронулся бы до стула или до двери. Я ничего не имел в виду. Понимаете?
— Да, — она наконец обрела дар речи. В глубине ее наполненных слезами глаз еще метался страх. — Да.
— Вот и договорились. Со мной все в порядке. Меня нечего боятся. Теперь возьмем Лесли. Его голова занята другими вещами. И вы знаете, что с ним все в порядке — в том смысле, в каком мы говорим. Верно?
— О, да, — сказала она. — Да, конечно.
— Теперь возьмем старую винную бочку. Она груба, резка и считает, что может грызть стены и отплевывать кирпичи в сторону, и постоянно орет на вас — но при этом глубоко порядочна по отношению к вам, да?
— Да, мистер Марлоу. Я вам пыталась это объяснить…
— Конечно. А почему вы не положите всему этому конец? Он что, все еще где-то поблизости… тот, который испугал вас?
Она подняла руку ко рту и вцепилась зубами в большой палец, не сводя с меня глаз.
— Он умер, — сказала она. — Он выпал… из… окна.
Я поднял ладонь, прерывая ее:
— О, этот. Я слышал о нем. Забудьте все это. Сможете?
— Нет, — она серьезно покачала головой. — Не смогу все это забыть. Миссис Мердок всегда говорит мне, чтобы я это забыла. Она подолгу разговаривает со мной, убеждая меня, все забыть. Но я не могу.
— Было бы значительно лучше, — раздраженно сказал я, — если бы она подолгу держала свою пасть закрытой. Она просто не дает вам это забыть.
Девушка казалась удивленной и уязвленной:
— О, это не все. Я была его секретаршей. Она была его женой. Это был ее первый муж. Естественно, она тоже не может это забыть. Как можно?
Я почесал ухо, хотя оно вовсе не чесалось. Сейчас почти ничего нельзя было прочесть на ее лице, кроме разве того, что она как бы разговаривала сама с собой. Я был чем-то абстрактным, и мой голос был почти что ее собственным внутренним голосом.
Потом на меня снизошло одно из странных — и зачастую обманчивых — озарений.
— Послушайте, — сказал я, — а среди вашего окружения нет ли человека, который производит на вас то же впечатление? Больше, чем все остальные?
Она испуганно осмотрелась по сторонам. И я вместе с ней. Комната была пуста — никто не прятался под стулом и не подглядывал в дверь или окно.
— Почему я должна говорить вам? — выдохнула она.
— Вы не должны. Вы поступите как захотите.
— Вы обещаете никому не говорить — никому на свете, даже миссис Мердок?
— Ей в последнюю очередь, — сказал я. — Обещаю.
Она открыла рот, и на лице ее появилось подобие робкой доверительной улыбки… и потом что-то не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54