– Что? – оживился старик. – Его взяли в плен? Ты это точно знаешь? Скимн! Бион! Скажите, где он, этот плененный князь, я разыщу его и расспрошу!..
– Не знаем.
– Скимн, я подарю тебе серебряный кратер, а тебе, Бион, новый плащ из заморской шерсти!.. Скажите – где этот князь?
– Не знаем!.. Зачем нам твои кратер и плащ, если нас забьют камнями на площади!
«Гриф» вскочил и, поддерживая руками полы своей лисьей шубы, кинулся в дверь, имея намерение увидеть Диофанта и от него узнать о судьбе и местонахождении Фарзоя.
Диофанта на постое не оказалось, он уехал осматривать укрепления Керкинитиды.
Херемону удалось разыскать Мату в одном из домов, где она, совместно с Лаудикой и двумя иеродулами связывала узлы, собираясь перетащить их на корабль, отплывающий в Херсонес.
На вопросы Херемона Мата лишь пожимала плечами и повторяла то, что он уже слышал от Скимна. Уходя, бросил ей с досадой:
– Горе нам всем! Горе!.. И ты, Мата, будешь отвечать перед городом за потерю кумира!
Жрица молча поглядела на него сквозь прищуренные ресницы и отвернулась к своим узлам.
Херемон уже бежал по хрустящему снегу и через полчаса разыскал юрту Гориопифа.
Князь принял старого грека, сидя на затертой кошме, разостланной около очага. Прихлебывая из фиала, он мрачно слушал торопливый полушепот богача херсонесца. Тот обещал озолотить его и коня его, сулил вечную дружбу и шарил за пазухой, намереваясь дать кое-что в задаток.
– Ничего не пожалею, только помоги мне найти и выкупить из позорного плена дочь мою!..
Гориопиф понимал, что старик не врет и в самом деле ничего не пожалеет за спасение дочери от рабства. Он почувствовал себя нужным человеком. Особое удовольствие мелькнуло в глазах тщеславного варвара, когда Херемон заговорил с ним о дружбе. Эти слова, хотя и исторгнутые из души херсонесского магната отчаянием, целительным бальзамом пролились на многократно уязвленное самолюбие князя-изменника.
Перейдя на сторону врагов своей родины, Гориопиф ожидал, что Диофант и херсонесцы восславят его, окружат почетом и уважением, будут ценить, как желанного союзника в борьбе с Палаком и Тасием. Но он ошибся. Понтиец держался с ним со снисходительностью милостивого победителя. В своем присутствии садиться не разрешал и настойчиво требовал выполнения разных поручений, особенно добывания сведений о Палаке и его войске.
Окружавшие Диофанта военачальники смотрели на мешковатого князя сверху вниз, как на варвара и перебежчика. Простые воины видели в нем только скифа, следовательно врага, и открыто насмехались над ним.
Поэтому князь оставался совсем одиноким и пил горькую, сидя у себя в юрте. Вино он выменивал на баранов, стада которых быстро таяли. Ночами их разворовывали понтийские воины, падкие до скифской баранины, животные дохли от бескормицы и отсутствия теплых загонов.
Дружина Гориопифа почти вся разбежалась, большинство людей из его рода «вепрей» отреклось от него и в поисках пастбищ для своих стад откочевало к берегам озера Бук.
Упоминание о дружбе из уст богатого и широко известного в Скифии херсонесского богача несколько подняло упавший дух князя. Родилась неясная надежда, что здесь, среди чужих людей, он найдет свое место при помощи этого знатного грека. А когда понтийцы победят, тогда он вернется в Неаполь и еще покажет себя!
Когда же Херемон достал из-за пазухи и передал ему тяжелый кошель, набитый монетами, то жадный князь даже изобразил на своем отекшем от пьянства лице что-то напоминающее улыбку. Скиф был слишком примитивен, чтобы уметь скрывать свою страсть к деньгам, а тем более гордо отказаться от подачки. Поспешно спрятав кошель под полу кафтана, он громко рыгнул винным перегаром и пообещал Херемону помочь в его горе.
О местонахождении Фарзоя он тоже ничего не мог сказать.
Теперь Херемон горел нетерпением скорее встретиться с Диофантом и заранее обдумывал, как он обратится к стратегу, чем заинтересует его и чего будет просить.
Самым правильным ему казалось требовать немедленного похода на Неаполь с целью покончить с царством Палака одним ударом и освободить при этом обеих дев – деревянную и живую.
– Он не посмеет отказаться от этого похода, – бормотал себе под нос Херемон. – Отдать врагу Артемиду Таврополу и спокойно возвратиться восвояси – это было бы чудовищно!..
3
Керкинитида была портом на западном берегу Тавриды, наиболее приближенным к Херсонесу. Со стороны степи ее защищал крутой вал, увенчанный стеною, которая почти не пострадала во время штурма. Гавань вполне годилась для зимовки кораблей, многие из городских строений сохранились и сейчас служили для размещения понтийских войск.
Дули холодные ветры, ночами падал снег, но настоящих зимних морозов не было. Гиперборейская зима не спешила с приходом, чему радовался Диофант. Стратег распорядился, чтобы все воины вышли на работу по ремонту стен и ворот города. После предполагалось привести в жилой вид многие из полуразрушенных и полусгоревших домов.
– Зачем нам строить где-то лагерь, – сказал Диофант помощникам, – если здесь целый город, за стенами которого можно выдержать осаду всего скифского войска!
В этих словах прозвучало внутреннее беспокойство, не оставлявшее стратега ни на минуту. Он то и дело пытливо поглядывал в сторону степи и справлялся у сторожевых, не видно ли скифских разъездов.
Он вполне допускал, что Палак и Тасий могут нагрянуть сюда с лучшими силами. Враг потерпел поражение, но он не уничтожен и способен наносить удары.
Объехав все укрепления, полководец возвратился в город в хорошем настроении. Соскочив с седла, вошел в дом, где до него жил и погиб смертью храбрых князь Лимнак. В горнице было тепло и уютно. Можно было раздеться и подремать на скифских войлоках около пылающего очага.
Диофант с удовольствием потер волосатые руки и, по привычке щуря правый глаз, весело поглядел на стол, уставленный жирными блюдами и винной посудой. В кругу соратников уселся за трапезу и вместе с ними отужинал, заливая скифскую баранину греческим вином. За едой говорили.
– Сегодня херсонесцы устроили что-то вроде шумной экклезии, – прошамкал полным ртом Мазей, – мне доложили об этом наблюдающие за порядком десятники. Колонисты очень обеспокоены потерей своей богини.
– Конечно, – добавил Бритагор, наливая чаши, – похищение херсонесской Девы неприятная история, и поверь мне, стратег, что отголосок ее будет слышен во всех колониях вокруг Понта Эвксинского. Возможно, он будет слышнее, нежели гром нашей победы. Греческие полисы очень капризны и усмотрят в этом нежелание наше охранять их богов.
Диофант поморщился, продолжая жевать. Ему не хотелось омрачать трапезы такими разговорами. Но в словах Бритагора звучала истина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202