Как будто в плоском экране открылась зияющая дыра, так же как и на футболке Куриты.
— Последнее слово науки, голографический дисплей, — объяснил Курита.
— Я как-то слышал об этом в новостях по телевизору.
— Часть первая, — объявил Стефенс и нажал кнопку.
Внутри куба вспыхнула белая ослепительная вспышка. От точки взрыва во все стороны полетели яркие кусочки, некоторые из них начали разворачиваться в причудливые спирали. У Лорена зарябило в глазах.
— Идиот. Ты установил слишком большую скорость. — Стефенс влепил Курите легкий подзатыльник.
— Я, кажется, ввел все как надо, — обиженно отозвался Курита, потирая затылок.
— Не тот порядок величины.
— Сейчас исправлю, секунду. — Курита забарабанил по клавиатуре.
— Убавь на два порядка. Чтоб было видно как следует.
Пока Курита возился с предустановкой, Стефенс решил немного просветить Лорена.
— С тех пор, как обнаружили материалы, сохраняющие сверхпроводимость при комнатной температуре, на нашем линейном ускорителе появилась возможность ускорять элементарные частицы до существенно больших энергий, чем на суперколлайдере, длина окружности которого аж девяносто миль. Теперь такие дьявольские размеры ни к чему, и расход электроэнергии тоже намного сократился. Суперколлайдер потребляет как большой город, причем большая часть электроэнергии тратится на питание насосов и компрессоров для устаревших сверхпроводящих магнитов, работающих при низких температурах. Нашим магнитам низкие температуры не нужны.
— А чем вы занимаетесь? — уточнил Лорен. — Сейчас ускоритель работает?
— Нет. — Стефенс снова сверкнул серебристым зубом. — Если бы ускоритель работал, тут собралась бы уйма народу. Мы сейчас следим за обработкой экспериментальных данных, полученных в пятницу.
— Понятно. — Лорен заинтересовался, прежней досады как не бывало. Может, здесь он и найдет что-нибудь интересное. — А какое отношение к созданию
Вселенной имеет «большой взрыв», который вы собираетесь мне показать?
— Самое прямое. Человек, даже не разбираясь в физике, наглядно увидит на экране, как элементарные частицы под сверхвысоким давлением с огромными энергиями разлетаются из одной точки после «большого взрыва», по пути сталкиваясь и рождая при этом новые частицы, но уже меньших энергий. Это и есть начало Вселенной.
— "Большой взрыв" плюс одна зиллионная секунды, — встрял Курита.
— Как? — не понял Лорен.
— Он вот что имеет в виду, — продолжил лекцию Стефенс, — мы не можем смоделировать самое начало взрыва, потому что современная наука пока умеет рассчитывать только те процессы, которые происходят спустя некоторое время, когда энергии частиц уже не слишком велики.
— А что такое зиллион? — справился Лорен. — Что-то я никогда такого числа не слышал.
— Сейчас объясню. — Стефенс поднял глаза вверх, прикидывая в уме. — Это десять в тридцать пятой степени, или, проще говоря, число, изображаемое единицей с тридцатью пятью нулями. А одна зиллионная, значит ноль и еще тридцать пять нулей после запятой перед единицей.
— Тридцать четыре нуля после запятой, — поправил Курита.
Стефенс тут же дал ему подзатыльник так, что у того щелкнули зубы.
— Короче говоря, это чертовски малое время, — популярно объяснил Стефенс. — Теория утверждает, что чем ближе мы подходим к началу «большого взрыва», тем проще и симметричнее становятся силы взаимодействия между частицами. При высоких энергиях проявляется единство электромагнитного, гравитационного, сильного и слабого взаимодействий, чего мы не замечаем в нашей теперешней относительно холодной Вселенной. Вы видели на площадке скульптуру «Раскрытая симметрия»?
— Видел, — кивнул Лорен. — А почему на площадке?
— Так мы называем территорию ЛВТ. В Иллинойсе в Лаборатории имени Ферми есть скульптура «Нарушенная симметрия». Изваяна в память о природе, утратившей симметрию спустя несколько секунд после создания Вселенной. Вместо одной-единственной силы возникли четыре вида взаимодействия: электромагнитное, гравитационное, слабое и сильное. Два последних действуют в атомных ядрах. И если верна теория Калуцы — Клейна, то одиннадцатимерное пространство превратилось в теперешнее четырехмерное, потому что не хватает энергии на остальные измерения.
— Ничегошеньки не понял, — признался Лорен.
— Здесь в ЛВТ на нашем ЛИНАКе можно достичь такой энергии протонов, при которой симметрия проявляется достаточно четко. Поэтому и скульптура наша названа оптимистичнее. Стефенс склонился над компьютером, где Курита все еще разбирался с программой.
— Спасибо, что не прерываешь нашу беседу, — с едкой иронией бросил он Курите.
Их дружеская перепалка и взаимные подначки напомнили Лорену Боба Сандовала и Марка Бирна из «Солнечного сияния», подтрунивающих друг над другом в жанре незамысловатой деревенской комедии.
— Ты слишком усложняешь, — не выдержал Курита, — теория Калуцы — Клейна вовсе ни к чему в твоих объяснениях. И вообще твой треп жутко невразумителен, наводишь только тень на плетень.
— Раз я выражаюсь сложно и недоступно, значит, я гений, — парировал Стефенс.
— Был бы гением, защитился бы еще три-четыре года назад.
— Как можно писать диссертацию, если я постоянно углубляюсь в тайны природы и мои взгляды на рождение и строение Вселенной все время меняются?
— Всегда найдет себе оправдание, — глядя на Лорена, пожаловался Курита.
Чтобы прервать затянувшуюся пикировку, Лорен решил задать какой-нибудь вопрос.
— А как вы, — Лорен на секунду замешкался, подыскивая слова, — как вы изучаете эти ваши частицы?
— Сейчас расскажу, — бодро продолжил Стефенс. — Два наших ускорителя разгоняют частицы навстречу друг другу. Один разгоняет протоны, другой — антипротоны. Частицы сталкиваются и аннигилируют. Это похоже на... — Стефенс задумался. — Вы когда-нибудь охотились на уток?
— Собираюсь поохотиться на этой неделе.
— И я тоже. Так вот, предположим, мы пошли на охоту вместе. И вот мы направили ружья навстречу, ствол в ствол, и одновременно нажали курки.
— Предположим лучше, что мы этого не сделаем.
— Тогда, — не обращая внимания на слова Лорена, продолжал Стефенс, — пороховые заряды столкнутся так же, как частицы на нашем ЛИНАКе. Но вместо дроби у нас протоны и антипротоны. Мы исследуем, что происходит при столкновениях. А происходит выделение энергии в виде множества рождающихся частиц, примерно так же, как во время «большого взрыва» при создании Вселенной.
— Более-менее понятно.
— Необозримое разнообразие частиц в нашей Вселенной при высоких энергиях уменьшается до всего лишь нескольких видов. И мы, возможно, на мгновение получаем те недостающие семь пространственных измерений, которые предсказал Калуца еще лет девяносто тому назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Последнее слово науки, голографический дисплей, — объяснил Курита.
— Я как-то слышал об этом в новостях по телевизору.
— Часть первая, — объявил Стефенс и нажал кнопку.
Внутри куба вспыхнула белая ослепительная вспышка. От точки взрыва во все стороны полетели яркие кусочки, некоторые из них начали разворачиваться в причудливые спирали. У Лорена зарябило в глазах.
— Идиот. Ты установил слишком большую скорость. — Стефенс влепил Курите легкий подзатыльник.
— Я, кажется, ввел все как надо, — обиженно отозвался Курита, потирая затылок.
— Не тот порядок величины.
— Сейчас исправлю, секунду. — Курита забарабанил по клавиатуре.
— Убавь на два порядка. Чтоб было видно как следует.
Пока Курита возился с предустановкой, Стефенс решил немного просветить Лорена.
— С тех пор, как обнаружили материалы, сохраняющие сверхпроводимость при комнатной температуре, на нашем линейном ускорителе появилась возможность ускорять элементарные частицы до существенно больших энергий, чем на суперколлайдере, длина окружности которого аж девяносто миль. Теперь такие дьявольские размеры ни к чему, и расход электроэнергии тоже намного сократился. Суперколлайдер потребляет как большой город, причем большая часть электроэнергии тратится на питание насосов и компрессоров для устаревших сверхпроводящих магнитов, работающих при низких температурах. Нашим магнитам низкие температуры не нужны.
— А чем вы занимаетесь? — уточнил Лорен. — Сейчас ускоритель работает?
— Нет. — Стефенс снова сверкнул серебристым зубом. — Если бы ускоритель работал, тут собралась бы уйма народу. Мы сейчас следим за обработкой экспериментальных данных, полученных в пятницу.
— Понятно. — Лорен заинтересовался, прежней досады как не бывало. Может, здесь он и найдет что-нибудь интересное. — А какое отношение к созданию
Вселенной имеет «большой взрыв», который вы собираетесь мне показать?
— Самое прямое. Человек, даже не разбираясь в физике, наглядно увидит на экране, как элементарные частицы под сверхвысоким давлением с огромными энергиями разлетаются из одной точки после «большого взрыва», по пути сталкиваясь и рождая при этом новые частицы, но уже меньших энергий. Это и есть начало Вселенной.
— "Большой взрыв" плюс одна зиллионная секунды, — встрял Курита.
— Как? — не понял Лорен.
— Он вот что имеет в виду, — продолжил лекцию Стефенс, — мы не можем смоделировать самое начало взрыва, потому что современная наука пока умеет рассчитывать только те процессы, которые происходят спустя некоторое время, когда энергии частиц уже не слишком велики.
— А что такое зиллион? — справился Лорен. — Что-то я никогда такого числа не слышал.
— Сейчас объясню. — Стефенс поднял глаза вверх, прикидывая в уме. — Это десять в тридцать пятой степени, или, проще говоря, число, изображаемое единицей с тридцатью пятью нулями. А одна зиллионная, значит ноль и еще тридцать пять нулей после запятой перед единицей.
— Тридцать четыре нуля после запятой, — поправил Курита.
Стефенс тут же дал ему подзатыльник так, что у того щелкнули зубы.
— Короче говоря, это чертовски малое время, — популярно объяснил Стефенс. — Теория утверждает, что чем ближе мы подходим к началу «большого взрыва», тем проще и симметричнее становятся силы взаимодействия между частицами. При высоких энергиях проявляется единство электромагнитного, гравитационного, сильного и слабого взаимодействий, чего мы не замечаем в нашей теперешней относительно холодной Вселенной. Вы видели на площадке скульптуру «Раскрытая симметрия»?
— Видел, — кивнул Лорен. — А почему на площадке?
— Так мы называем территорию ЛВТ. В Иллинойсе в Лаборатории имени Ферми есть скульптура «Нарушенная симметрия». Изваяна в память о природе, утратившей симметрию спустя несколько секунд после создания Вселенной. Вместо одной-единственной силы возникли четыре вида взаимодействия: электромагнитное, гравитационное, слабое и сильное. Два последних действуют в атомных ядрах. И если верна теория Калуцы — Клейна, то одиннадцатимерное пространство превратилось в теперешнее четырехмерное, потому что не хватает энергии на остальные измерения.
— Ничегошеньки не понял, — признался Лорен.
— Здесь в ЛВТ на нашем ЛИНАКе можно достичь такой энергии протонов, при которой симметрия проявляется достаточно четко. Поэтому и скульптура наша названа оптимистичнее. Стефенс склонился над компьютером, где Курита все еще разбирался с программой.
— Спасибо, что не прерываешь нашу беседу, — с едкой иронией бросил он Курите.
Их дружеская перепалка и взаимные подначки напомнили Лорену Боба Сандовала и Марка Бирна из «Солнечного сияния», подтрунивающих друг над другом в жанре незамысловатой деревенской комедии.
— Ты слишком усложняешь, — не выдержал Курита, — теория Калуцы — Клейна вовсе ни к чему в твоих объяснениях. И вообще твой треп жутко невразумителен, наводишь только тень на плетень.
— Раз я выражаюсь сложно и недоступно, значит, я гений, — парировал Стефенс.
— Был бы гением, защитился бы еще три-четыре года назад.
— Как можно писать диссертацию, если я постоянно углубляюсь в тайны природы и мои взгляды на рождение и строение Вселенной все время меняются?
— Всегда найдет себе оправдание, — глядя на Лорена, пожаловался Курита.
Чтобы прервать затянувшуюся пикировку, Лорен решил задать какой-нибудь вопрос.
— А как вы, — Лорен на секунду замешкался, подыскивая слова, — как вы изучаете эти ваши частицы?
— Сейчас расскажу, — бодро продолжил Стефенс. — Два наших ускорителя разгоняют частицы навстречу друг другу. Один разгоняет протоны, другой — антипротоны. Частицы сталкиваются и аннигилируют. Это похоже на... — Стефенс задумался. — Вы когда-нибудь охотились на уток?
— Собираюсь поохотиться на этой неделе.
— И я тоже. Так вот, предположим, мы пошли на охоту вместе. И вот мы направили ружья навстречу, ствол в ствол, и одновременно нажали курки.
— Предположим лучше, что мы этого не сделаем.
— Тогда, — не обращая внимания на слова Лорена, продолжал Стефенс, — пороховые заряды столкнутся так же, как частицы на нашем ЛИНАКе. Но вместо дроби у нас протоны и антипротоны. Мы исследуем, что происходит при столкновениях. А происходит выделение энергии в виде множества рождающихся частиц, примерно так же, как во время «большого взрыва» при создании Вселенной.
— Более-менее понятно.
— Необозримое разнообразие частиц в нашей Вселенной при высоких энергиях уменьшается до всего лишь нескольких видов. И мы, возможно, на мгновение получаем те недостающие семь пространственных измерений, которые предсказал Калуца еще лет девяносто тому назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115