Если
братья могут телепатически связываться друг с другом, то почему мы не можем
выйти на связь с ними?
Ответ был прост: а как это сделать? Ясно, что для этого надо
задействовать силу, подобную психокинезу, но какую именно?
И тогда мы выключили свет, сели вокруг стола и попробовали
поэкспериментировать. Увидел бы кто нас в эту минуту - головы опущены, руки
сцеплены, - решил бы, что мы проводим спиритический сеанс.
Первым попробовал я. Как только мы уселись, я послал мысленный сигнал:
"Готовы?" Ответа никакого. И вдруг - неожиданный всплеск какого-то теплого
чувства: мне показалось, что в моей груди прозвучал голос Райха: "Ты
готов?" Я ответил: "Да, а ты слышишь меня?" Снова его ответ: "Не очень
четко".
Флейшману понадобилось минут десять, прежде чем он тоже включился в
игру. Но к тому времени мы уже общались с Райхом довольно сносно. Ведь мы,
подобно братьям Грау, уже давно были настроены друг на друга. Немного
погодя мы поймали первый сигнал Флейшмана - он звучал, словно отдаленный
возглас.
Хорошо, друг с другом мы связываться научились, но выйдет ли то же
самое с братьями Грау?
Битый час мы потратили в попытках установить контакт, я чувствовал себя
как заблудившийся в горах путник, который зовет на помощь. Я неустанно
посылал мысленные сигналы Луису и Генриху Грау, но это были лишь слова, а
выразить надо было чистое стремление к контакту безо всяких слов.
Вдруг Райх сказал:
- Кажется, мне удалось что-то поймать.
Мы сконцентрировались, стараясь послать братьям ответный сигнал:
"Сообщение получено". И затем с удивительной четкостью прозвучал ответ,
словно кто-то крикнул в ухо: "Слышим вас, что вы хотите?" Мы переглянулись
в замешательстве и в то же время с победным видом, затем снова закрыли
глаза и еще сильней сосредоточились. Я услышал громкий выразительный голос:
"Не все сразу, давайте по-одному. Райх, это вы? Кажется, у вас сигнал
помощнее".
Итак, мы работали в одном направлении, из Берлина, но когда сигнал из
Потсдама пересекся с нашим, линия связи словно прочистилась, звук стал
лучше. Мозг Райха, словно вспышки энергии, извергал из себя послание: "Вы
можете попасть в Диярбакыр?" Ему пришлось повторить эту фразу несколько
раз. Потом я почувствовал, как мы слушаем его и невольно посылаем сигналы
поддержки. Братья сначала протестовали: "По одному, пожалуйста". Затем мы
как бы слились с голосом Райха и стали работать в качестве усилителя его
сигнала. Братья тут же ответили: "Вот так лучше. Теперь вас слышнее".
Дальше шло как по маслу. Мы даже умудрились вкратце рассказать о своих
делах, будто болтали по телефону. И все это время нас не было в комнате. Мы
полностью слились друг с другом, как соединяются люди в молитве. А потом я
догадался, почему вначале шел слабый сигнал: я недостаточно глубоко
погрузился в свое сознание, слишком близко был к поверхности. Когда я
пробовал уходить глубже, меня начинало тянуть в сон. Язык и смысл слов
принадлежат сфере тела. Их так же трудно перенести в глубины чужого
сознания, как и пытаться мыслить логически во сне. Я об этом говорю к тому,
что в тот момент впервые задумался о том, сколь безгранично наше
невежество. Глубинные просторы сознания населены в основном нашими
воспоминаниями и мечтами, которые плавают там, словно огромные рыбины. На
этих глубинах чертовски трудно сохранить ощущение здравого смысла, трудно
отличить реальность от иллюзии. А для эффективной телепатической связи
необходимо посылать сигналы именно из этой глубины.
Впрочем, эта проблема уже не стояла так остро. Райх, Флейшман и я
теперь усиливали друг друга, и в этом эксперименте раскрылся смысл фразы:
"Мы члены друг друга"[38].
После разговора с Грау мы почувствовали безмерное счастье и свежесть,
словно после глубокого и спокойного сна. Флейшман стал похож на прежнего
Флейшмана. Его жена принесла кофе; поначалу она плохо скрывала свое
раздражение против нас с Райхом, но, бросив удивленный взгляд на мужа, она
изменила к нам отношение. Мы заметили, с какой нежностью Флейшман смотрел
на нее - она была тридцатью годами моложе него, и женаты они были всего год
- будучи связанными в тот момент друг с другом, мы смотрели на нее его
глазами, глазами влюбленного собственника и чувствовали его влечение, знали
каждую интимную подробность ее тела. Она как бы вошла в наш телепатический
круг и в каком-то смысле сделалась женой нас троих. (Что примечательно: у
нас с Райхом не возникло обычного желания самца обладать незнакомой самкой,
поскольку мы уже, так сказать, обладали ею.)
К трем ночи журналисты, поджидавшие нас на вертолетах, изрядно устали.
Вдобавок, их скопилось в небе куда больше, чем допускает служба
безопасности полетов. Тех же, кто собрался возле двери, даже трудно было
сосчитать - вся улица была забита автомобилями со спящими репортерами. Мы
выбрались на чердак и приставили лестницу к слуховому окну. В три двадцать
утра в небе послышался шум вертолета - мы быстро распахнули окно. После
небольшого маневра с вертолета сбросили веревочную лестницу, по которой мы
быстренько вскарабкались по одному наверх, в вертолет - журналисты внизу
сразу и не сообразили, что происходит. Братья Грау осторожно втянули внутрь
сначала нас, а потом и лестницу, и вертолет на полной скорости помчался в
сторону аэродрома.
Операция прошла безукоризненно. Газетчики на улице были уверены, что
без их помощи нам в жизни не удастся нелегально раздобыть вертолет. Так что
если кто-нибудь из них и заметил наш летательный аппарат, то, наверняка,
предположил, что это всего лишь журналисты, или патруль Совета Воздушной
Безопасности. Так или иначе, мы достигли аэропорта безо всяких приключений.
Пилот связался по радио с пилотом нашей ракеты. В три тридцать пять мы были
уже на пути в Париж. И решили, что следующим этапом станет маленькая
деловая встреча с Жоржем Рибо.
На рассвете мы приземлились в Ле-Бурже. Конечно, можно было выбрать и
более удобный плавучий аэродром на Елисейских Полях, но для этого пришлось
бы запрашивать разрешения на посадку по радио, а это привлекло бы внимание
журналистов. Вместо этого мы взяли в Ле-Бурже геликэб и через двадцать
минут были в центре Парижа.
И вот нас пятеро, и мы почти неуязвимы, даже если кто-то опознает нас.
Впятером мы можем воздвигнуть своеобразную стену вокруг себя и отразить
внимание любого, кто нас увидит. Окружающие могли смотреть, но не могли
в и д е т ь. Способность осознавать увиденное находится за пределами
чувственного восприятия (вы могли это заметить, и не раз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
братья могут телепатически связываться друг с другом, то почему мы не можем
выйти на связь с ними?
Ответ был прост: а как это сделать? Ясно, что для этого надо
задействовать силу, подобную психокинезу, но какую именно?
И тогда мы выключили свет, сели вокруг стола и попробовали
поэкспериментировать. Увидел бы кто нас в эту минуту - головы опущены, руки
сцеплены, - решил бы, что мы проводим спиритический сеанс.
Первым попробовал я. Как только мы уселись, я послал мысленный сигнал:
"Готовы?" Ответа никакого. И вдруг - неожиданный всплеск какого-то теплого
чувства: мне показалось, что в моей груди прозвучал голос Райха: "Ты
готов?" Я ответил: "Да, а ты слышишь меня?" Снова его ответ: "Не очень
четко".
Флейшману понадобилось минут десять, прежде чем он тоже включился в
игру. Но к тому времени мы уже общались с Райхом довольно сносно. Ведь мы,
подобно братьям Грау, уже давно были настроены друг на друга. Немного
погодя мы поймали первый сигнал Флейшмана - он звучал, словно отдаленный
возглас.
Хорошо, друг с другом мы связываться научились, но выйдет ли то же
самое с братьями Грау?
Битый час мы потратили в попытках установить контакт, я чувствовал себя
как заблудившийся в горах путник, который зовет на помощь. Я неустанно
посылал мысленные сигналы Луису и Генриху Грау, но это были лишь слова, а
выразить надо было чистое стремление к контакту безо всяких слов.
Вдруг Райх сказал:
- Кажется, мне удалось что-то поймать.
Мы сконцентрировались, стараясь послать братьям ответный сигнал:
"Сообщение получено". И затем с удивительной четкостью прозвучал ответ,
словно кто-то крикнул в ухо: "Слышим вас, что вы хотите?" Мы переглянулись
в замешательстве и в то же время с победным видом, затем снова закрыли
глаза и еще сильней сосредоточились. Я услышал громкий выразительный голос:
"Не все сразу, давайте по-одному. Райх, это вы? Кажется, у вас сигнал
помощнее".
Итак, мы работали в одном направлении, из Берлина, но когда сигнал из
Потсдама пересекся с нашим, линия связи словно прочистилась, звук стал
лучше. Мозг Райха, словно вспышки энергии, извергал из себя послание: "Вы
можете попасть в Диярбакыр?" Ему пришлось повторить эту фразу несколько
раз. Потом я почувствовал, как мы слушаем его и невольно посылаем сигналы
поддержки. Братья сначала протестовали: "По одному, пожалуйста". Затем мы
как бы слились с голосом Райха и стали работать в качестве усилителя его
сигнала. Братья тут же ответили: "Вот так лучше. Теперь вас слышнее".
Дальше шло как по маслу. Мы даже умудрились вкратце рассказать о своих
делах, будто болтали по телефону. И все это время нас не было в комнате. Мы
полностью слились друг с другом, как соединяются люди в молитве. А потом я
догадался, почему вначале шел слабый сигнал: я недостаточно глубоко
погрузился в свое сознание, слишком близко был к поверхности. Когда я
пробовал уходить глубже, меня начинало тянуть в сон. Язык и смысл слов
принадлежат сфере тела. Их так же трудно перенести в глубины чужого
сознания, как и пытаться мыслить логически во сне. Я об этом говорю к тому,
что в тот момент впервые задумался о том, сколь безгранично наше
невежество. Глубинные просторы сознания населены в основном нашими
воспоминаниями и мечтами, которые плавают там, словно огромные рыбины. На
этих глубинах чертовски трудно сохранить ощущение здравого смысла, трудно
отличить реальность от иллюзии. А для эффективной телепатической связи
необходимо посылать сигналы именно из этой глубины.
Впрочем, эта проблема уже не стояла так остро. Райх, Флейшман и я
теперь усиливали друг друга, и в этом эксперименте раскрылся смысл фразы:
"Мы члены друг друга"[38].
После разговора с Грау мы почувствовали безмерное счастье и свежесть,
словно после глубокого и спокойного сна. Флейшман стал похож на прежнего
Флейшмана. Его жена принесла кофе; поначалу она плохо скрывала свое
раздражение против нас с Райхом, но, бросив удивленный взгляд на мужа, она
изменила к нам отношение. Мы заметили, с какой нежностью Флейшман смотрел
на нее - она была тридцатью годами моложе него, и женаты они были всего год
- будучи связанными в тот момент друг с другом, мы смотрели на нее его
глазами, глазами влюбленного собственника и чувствовали его влечение, знали
каждую интимную подробность ее тела. Она как бы вошла в наш телепатический
круг и в каком-то смысле сделалась женой нас троих. (Что примечательно: у
нас с Райхом не возникло обычного желания самца обладать незнакомой самкой,
поскольку мы уже, так сказать, обладали ею.)
К трем ночи журналисты, поджидавшие нас на вертолетах, изрядно устали.
Вдобавок, их скопилось в небе куда больше, чем допускает служба
безопасности полетов. Тех же, кто собрался возле двери, даже трудно было
сосчитать - вся улица была забита автомобилями со спящими репортерами. Мы
выбрались на чердак и приставили лестницу к слуховому окну. В три двадцать
утра в небе послышался шум вертолета - мы быстро распахнули окно. После
небольшого маневра с вертолета сбросили веревочную лестницу, по которой мы
быстренько вскарабкались по одному наверх, в вертолет - журналисты внизу
сразу и не сообразили, что происходит. Братья Грау осторожно втянули внутрь
сначала нас, а потом и лестницу, и вертолет на полной скорости помчался в
сторону аэродрома.
Операция прошла безукоризненно. Газетчики на улице были уверены, что
без их помощи нам в жизни не удастся нелегально раздобыть вертолет. Так что
если кто-нибудь из них и заметил наш летательный аппарат, то, наверняка,
предположил, что это всего лишь журналисты, или патруль Совета Воздушной
Безопасности. Так или иначе, мы достигли аэропорта безо всяких приключений.
Пилот связался по радио с пилотом нашей ракеты. В три тридцать пять мы были
уже на пути в Париж. И решили, что следующим этапом станет маленькая
деловая встреча с Жоржем Рибо.
На рассвете мы приземлились в Ле-Бурже. Конечно, можно было выбрать и
более удобный плавучий аэродром на Елисейских Полях, но для этого пришлось
бы запрашивать разрешения на посадку по радио, а это привлекло бы внимание
журналистов. Вместо этого мы взяли в Ле-Бурже геликэб и через двадцать
минут были в центре Парижа.
И вот нас пятеро, и мы почти неуязвимы, даже если кто-то опознает нас.
Впятером мы можем воздвигнуть своеобразную стену вокруг себя и отразить
внимание любого, кто нас увидит. Окружающие могли смотреть, но не могли
в и д е т ь. Способность осознавать увиденное находится за пределами
чувственного восприятия (вы могли это заметить, и не раз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64