"Рот" на лицевой стороне его головы двигался и оттуда вылетали эти речеподобные звуки. Но они были до странного неразборчивы, и Найлу казалось, что он слышит шум ветра.
Он почувствовал острое разочарование из-за того, что не в состоянии был что-либо понять. И, словно реагируя на его мысль, звуки внезапно приобрели ясность и отчетливость. Теперь Найл мог различить, что это не было ни одним из человеческих языков. Основной звук был немного похож на скрип ветвей на ветру, однако это "поскрипывание" не было монотонным, оно несколько напоминало медленно проигрываемую мелодию, причем не один инструмент, а созвучную игру множества музыкантов. Очевидно, люди-хамелеоны разговаривали. Но о чем?
Не успел Найл задать себе этот вопрос, как узнал ответ на него. Они пользовались речью не так, как люди, которые располагают слова в определенном порядке, словно костяшки домино. Здесь же словами служило что-то вроде музыки. Но, в отличие от музыки людей, не имеющей определенного смысла, язык людей-хамелеонов был очень точен. Он развился из их опыта общения и предназначался для передачи этого опыта.
Войдя в это обобщенное сознание, Найл внезапно понял, что люди-хамелеоны были довольно-таки похожи на людей в общем смысле этого слова: их день был заполнен различными делами. Контролируя обширную территорию, они должны были бродить вокруг нее, поодиночке или вдвоем, общаясь с деревьями, кустами, травами и такими животными как кроты, земляные черви, ползающие в траве змеи, лягушки и ящерицы. Для этих не отличающихся разумом созданий привычнее было пребывать в изоляции друг от друга, в состоянии вроде полусна. Задачей людей-хамелеонов было служить ментальными перемычками между ними, заставляя их осознавать присутствие друг друга и наделяя их ощущением общности, которое распространялось от населяющих деревья клещей и личинок до мышей, водяных крыс и белок.
Таким образом, человеческая точка зрения, что природа полна вражды и противоборства, была ошибочной, как теперь понимал Найл. Инстинктивные способности людей-хамелеонов служили для установления гармонии, как врожденные способности музыканта для создания чарующих звуков.
Найл поймал себя на том, что размышляет, какую роль в этой гармонии играют тролли. Доступ к разумам людей-хамелеонов тут же обеспечил ему ответ. Их задачей было преобразование сырой энергии Земли - электрической силы молний и высвобождаемой камнями под давлением пьезоэлектрической энергии - в жизненную энергетику, питавшую почвенные микроорганизмы, которые создавали живую ауру Земли. Каждый тролль был чем-то вроде силовой станции, и поэтому им требовались гигантские размеры и масса. Тролль, который провел их к священному озеру, весил больше, чем если бы он состоял из цельной глыбы гранита. Тролли встречались повсюду, где в изобилии имелся кварц, например, в таких местах, как священная гора и Долина Мертвых.
В отличие от задачи троллей, которую те выполняли непрерывно, активность людей-хамелеонов менялась в зависимости от сезона. Сейчас, в начале зимы, когда природа готовилась ко сну, дел у них было поменьше. Но даже в такое время у них было что обсудить, собираясь под конец дня вместе, подобно компании крестьян, сидящих за стойкой бара в местном пабе. Их язык был построен на рифмах и образах, а на заднем плане все время проступало ощущение звуков ветра и бегущей воды. Фактически слоги этого языка можно было сравнить со звуками, которые издает ветер, когда натыкается на препятствия вроде деревьев, или с потоком, когда он разбивается о камни или гальку.
Таким образом, Найл смог "послушать", как двое людей хамелеонов описывали (причем их слова образовывали контрапункт, как в музыке) лесистую сторону холма и семейство мышей, которые устроили свое гнездо у корней того же дерева, что и сова. Найл ощущал себя путником, вслушивающимся в беседу двух друзей, чувствуя любопытство и вместе с тем отстраненность.
Затем случилось нечто, повергшее его в замешательство. Он больше не "слушал" беседу, как и не находился в подземной пещере. Он стоял на склоне холма во многих милях от пещеры и глядел на то, как снуют в своем гнезде у корней мыши. Все было абсолютно реальным: наполовину спрятавшаяся в облаках луна, ветки, шуршавшие на ветру, движение древесной тли под куском гнилой древесины. И хотя он прекрасно понимал, что все еще сидит в пещере людей-хамелеонов, все выглядело настолько материальным, что могло легко убедить его в обратном.
То, что произошло, было для него очевидно: он очутился в ментальном мире людей-хамелеонов. А они явно обладали способностью к воспроизведению действительности иных времен и мест, намного превосходящей человеческую.
На самом деле, он уже переживал раньше нечто подобное. Когда великий предводитель пауков Хеб Могучий описывал противостояние людей и пауков, завершившееся победой последних, его слова вызвали в воображении до боли реалистичные сцены жестокой бойни. Но тогда Найл приписал это действию собственного воображения, наделившего эти образы жизненностью.
Внезапно Найл вновь оказался в пещере, но лишь на мгновение. Заговорил следующий человек-хамелеон; на сей раз, речь шла о стайке рыб, живущих ниже по течению. В прошлом году, во время таяния снегов, исключительное по размерам наводнение повредило запруду, где зимовали многие из них, впадая в спячку среди ила и палых листьев, устилавших дно. Найл видел вывороченные с корнями деревья, слой ила, который долгие годы недвижно лежал на дне и был смыт наводнением, водяных крыс, барахтавшихся в бурных потоках, в которых многие из них разбились или утонули. Для Найла с его неприятными воспоминаниями о том, как он сам чуть не утонул, это переживание оказалось настолько реалистичным, что он невольно принялся ловить ртом воздух, словно с головой погрузился в кипящий водоворот.
То, что случилось потом, порядком его озадачило. Его пронзила мысль, что течение реки такой силы, должно быть, уже унесло его заплечную сумку в море. Его мысль вошла в общий поток сознания, и, поскольку он был гостем, автоматически приковала к себе больше внимания, чем какая-либо другая. Тут же последовал ответ его спутников, которые продемонстрировали, что поток, который он только что наблюдал, был не рекой, текущей под городом пауков, а той, что берет начало в холмах к северо-востоку. Его сумку, должно быть, унесло на илистую отмель на краю болот, куда нередко выносит тела рабов.
Найл увидел эту болотистую местность в двенадцати милях от города пауков; в свете клонящегося к горизонту месяца она выглядела пустынной. В воздухе стоял запах гниющей растительности, и он сморщил нос от отвращения, увидев разлагающееся тело, глаза которого выклевали чайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Он почувствовал острое разочарование из-за того, что не в состоянии был что-либо понять. И, словно реагируя на его мысль, звуки внезапно приобрели ясность и отчетливость. Теперь Найл мог различить, что это не было ни одним из человеческих языков. Основной звук был немного похож на скрип ветвей на ветру, однако это "поскрипывание" не было монотонным, оно несколько напоминало медленно проигрываемую мелодию, причем не один инструмент, а созвучную игру множества музыкантов. Очевидно, люди-хамелеоны разговаривали. Но о чем?
Не успел Найл задать себе этот вопрос, как узнал ответ на него. Они пользовались речью не так, как люди, которые располагают слова в определенном порядке, словно костяшки домино. Здесь же словами служило что-то вроде музыки. Но, в отличие от музыки людей, не имеющей определенного смысла, язык людей-хамелеонов был очень точен. Он развился из их опыта общения и предназначался для передачи этого опыта.
Войдя в это обобщенное сознание, Найл внезапно понял, что люди-хамелеоны были довольно-таки похожи на людей в общем смысле этого слова: их день был заполнен различными делами. Контролируя обширную территорию, они должны были бродить вокруг нее, поодиночке или вдвоем, общаясь с деревьями, кустами, травами и такими животными как кроты, земляные черви, ползающие в траве змеи, лягушки и ящерицы. Для этих не отличающихся разумом созданий привычнее было пребывать в изоляции друг от друга, в состоянии вроде полусна. Задачей людей-хамелеонов было служить ментальными перемычками между ними, заставляя их осознавать присутствие друг друга и наделяя их ощущением общности, которое распространялось от населяющих деревья клещей и личинок до мышей, водяных крыс и белок.
Таким образом, человеческая точка зрения, что природа полна вражды и противоборства, была ошибочной, как теперь понимал Найл. Инстинктивные способности людей-хамелеонов служили для установления гармонии, как врожденные способности музыканта для создания чарующих звуков.
Найл поймал себя на том, что размышляет, какую роль в этой гармонии играют тролли. Доступ к разумам людей-хамелеонов тут же обеспечил ему ответ. Их задачей было преобразование сырой энергии Земли - электрической силы молний и высвобождаемой камнями под давлением пьезоэлектрической энергии - в жизненную энергетику, питавшую почвенные микроорганизмы, которые создавали живую ауру Земли. Каждый тролль был чем-то вроде силовой станции, и поэтому им требовались гигантские размеры и масса. Тролль, который провел их к священному озеру, весил больше, чем если бы он состоял из цельной глыбы гранита. Тролли встречались повсюду, где в изобилии имелся кварц, например, в таких местах, как священная гора и Долина Мертвых.
В отличие от задачи троллей, которую те выполняли непрерывно, активность людей-хамелеонов менялась в зависимости от сезона. Сейчас, в начале зимы, когда природа готовилась ко сну, дел у них было поменьше. Но даже в такое время у них было что обсудить, собираясь под конец дня вместе, подобно компании крестьян, сидящих за стойкой бара в местном пабе. Их язык был построен на рифмах и образах, а на заднем плане все время проступало ощущение звуков ветра и бегущей воды. Фактически слоги этого языка можно было сравнить со звуками, которые издает ветер, когда натыкается на препятствия вроде деревьев, или с потоком, когда он разбивается о камни или гальку.
Таким образом, Найл смог "послушать", как двое людей хамелеонов описывали (причем их слова образовывали контрапункт, как в музыке) лесистую сторону холма и семейство мышей, которые устроили свое гнездо у корней того же дерева, что и сова. Найл ощущал себя путником, вслушивающимся в беседу двух друзей, чувствуя любопытство и вместе с тем отстраненность.
Затем случилось нечто, повергшее его в замешательство. Он больше не "слушал" беседу, как и не находился в подземной пещере. Он стоял на склоне холма во многих милях от пещеры и глядел на то, как снуют в своем гнезде у корней мыши. Все было абсолютно реальным: наполовину спрятавшаяся в облаках луна, ветки, шуршавшие на ветру, движение древесной тли под куском гнилой древесины. И хотя он прекрасно понимал, что все еще сидит в пещере людей-хамелеонов, все выглядело настолько материальным, что могло легко убедить его в обратном.
То, что произошло, было для него очевидно: он очутился в ментальном мире людей-хамелеонов. А они явно обладали способностью к воспроизведению действительности иных времен и мест, намного превосходящей человеческую.
На самом деле, он уже переживал раньше нечто подобное. Когда великий предводитель пауков Хеб Могучий описывал противостояние людей и пауков, завершившееся победой последних, его слова вызвали в воображении до боли реалистичные сцены жестокой бойни. Но тогда Найл приписал это действию собственного воображения, наделившего эти образы жизненностью.
Внезапно Найл вновь оказался в пещере, но лишь на мгновение. Заговорил следующий человек-хамелеон; на сей раз, речь шла о стайке рыб, живущих ниже по течению. В прошлом году, во время таяния снегов, исключительное по размерам наводнение повредило запруду, где зимовали многие из них, впадая в спячку среди ила и палых листьев, устилавших дно. Найл видел вывороченные с корнями деревья, слой ила, который долгие годы недвижно лежал на дне и был смыт наводнением, водяных крыс, барахтавшихся в бурных потоках, в которых многие из них разбились или утонули. Для Найла с его неприятными воспоминаниями о том, как он сам чуть не утонул, это переживание оказалось настолько реалистичным, что он невольно принялся ловить ртом воздух, словно с головой погрузился в кипящий водоворот.
То, что случилось потом, порядком его озадачило. Его пронзила мысль, что течение реки такой силы, должно быть, уже унесло его заплечную сумку в море. Его мысль вошла в общий поток сознания, и, поскольку он был гостем, автоматически приковала к себе больше внимания, чем какая-либо другая. Тут же последовал ответ его спутников, которые продемонстрировали, что поток, который он только что наблюдал, был не рекой, текущей под городом пауков, а той, что берет начало в холмах к северо-востоку. Его сумку, должно быть, унесло на илистую отмель на краю болот, куда нередко выносит тела рабов.
Найл увидел эту болотистую местность в двенадцати милях от города пауков; в свете клонящегося к горизонту месяца она выглядела пустынной. В воздухе стоял запах гниющей растительности, и он сморщил нос от отвращения, увидев разлагающееся тело, глаза которого выклевали чайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126