Женщина протянула ему с улыбкой руку.
— Вероятно, я имею честь говорить с госпожой Монгарнье? — спросил он.— Мое имя Эрве Риго, адвокат Риго из канцелярии председателя адвокатской коллегии Симони.
Но женщина не слушала. Она просто осматривала его ласковым пристальным взглядом. Ноздри ее носа дрожали, груди подымались в ритме внезапно ускорившегося дыхания.
— Эрве? — сказала она слегка хриплым голосом.— Я так люблю имя Эрве...
Только тут Риго заметил, что ее хорошенькое личико имеет какое-то странное выражение, а взгляд глаз со слишком большими зрачками почти неподвижен. Похоже, женщина находилась под действием наркотиков. Взгляд Риго невольно вернулся к вызывающей груди. Он почувствовал растерянность и одновременно смущение. С приходом Джеймса Монгарнье чары исчезли. Критик довольно точно соответствовал портрету, созданному Эрве Риго на основании изучения полицейских протоколов. Его костюм был выдержан в общей гамме дома: узкие апельсиновые брюки, лимонная рубашка, широко распахнутая на груди, босые ноги. Он, казалось, был весьма недоволен, что застал жену в таком виде, разговаривающей с незнакомым человеком. Молодой адвокат представился в третий раз.
— Вы адвокат? — переспросил критик.
— Да. Я назначен защищать Ибрагима Слимана, обвиняемого в убийстве вашего дяди.
Лицо Монгарнье потемнело.
— Могу вам только посочувствовать, но не вижу, чем я мог бы вам помочь.
— Не могли бы вы уделить мне немного времени? Я с большим интересом прочитал ваши показания полиции, но не исключено, что выяснение некоторых подробностей могло бы мне помочь.
— Очень сомневаюсь, что буду вам полезен. Неужели тот арабский бандит может рассчитывать на какие-то смягчающие обстоятельства?
Риго ответил только невыразительным жестом.
— Ну, хорошо,— решился Монгарнье,— прошу за мной. Адвокат понял, что такое решение продиктовано поведением жены, просто пожирающей гостя глазами.
Монгарнье усмехнулся, поцеловал жену в губы и слегка погладил ее грудь.
— Ложись, моя дорогая, и немного отдохни.
Он энергично выпроводил Эрве Риго из комнаты.
— Ингеборг вас, должно быть, несколько удивила? — сказал Монгарнье веселым тоном.— Правду говоря, она любит дома чувствовать себя свободно. Мы ведь на стыд имеем взгляды несколько иные, чем наши родители. Не правда ли?
— Конечно,— буркнул Риго.
Комната выглядела как канцелярия и одновременно мастерская. Письменный стол представлял собой море из бумаг, по которому, казалось, плыла пищущая машинка. Везде разбросаны журналы и книги об искусстве. На мольберте стояло полотно, на котором была изображена женщина в позе ожидания. Риго присмотрелся. Нагая женщина являлась копией той, которую он минуту назад встретил в соседней комнате.
— Инберг очень красива, не правда ли?
Джеймс Монгарнье вынул из бара бутылку виски и ведерко со льдом.
- Мина, наша горничная, должна была проводить вас прямо ко мне. Я подозреваю, что она сделала это нарочно. Вы знаете, она немного развращена...
Риго взял в руку предложенный хозяином бокал. Первоначальное замешательство критика уступило место болтливому высокомерию. Казалось, он был доволен тем, что молодой человек видел грудь Ингеборг, а затем полотно, демонстрирующее ее наготу.
— Мы живем в эпоху эротики,— пояснил он, усаживаясь боком на стол.— Понятно, это — потрясение для остальных людей. Но мы (и вы, и я) — интеллектуалы. Эротика — наиболее явная форма искусства, не правда ли? Я бы сказал даже, что порнография... Вы бывали в Копенгагене? Это совершенно необыкновенно.
Риго в Копенгагене не был. Он смотрел на Париж через огромное окно и думал, что, прежде чем закончится этот день, его ждет еще один визит.
— Я слышал об этом,— сказал он не очень заинтересованно.— Во всяком случае, господин Монгарнье, хотя я и являюсь защитником убийцы вашего дяди, мне хотелось бы прежде всего выразить вам соболезнование.
Критик с сожалением отказался от своей эротически-порнографической лекции и придал лицу выражение, соответствующее обстоятельствам.
— Бедный старичок,— вздохнул он.— Он заслужил не такой конец. Но я слышал, что этот мерзавец имеет еще наглость от всего отказываться. Хотите знать, что я обо всем этом думаю? Полиция не умеет за него взяться. Уверяю вас, если бы я был на месте комиссара, то вырвал бы у этого араба признание из горла.
Риго предпочел не дать втянуть себя в дискуссию.
— Для вас его вина не подлежит никакому сомнению...
— Ни малейшему, разумеется. Все его обвиняет: мотив, обстоятельства, вещественные доказательства... Я отлично представляю, как это происходило. Зная, что в доме живут двое стариков, он вошел, потребовал деньги, а поскольку мой дядя, должно^быть, ему отказал, он начал его бить с жестокостью примитивного человека. А когда он увидел бедную Констанцию, то преследовал ее, чтобы избавиться от свидетеля первого преступления. Араб явно был в кровавом безумии. После убийств он разбил мебель, опорожнил ящики бюро и варварски разбил секретер в комнате дяДи. Именно там он и нашел деньги.
Монгарнье на минуту замолчал, как бы переводя дыхание. Рассказ, казалось, его взвинтил.
— Ваша гипотеза весьма правдоподобна,— заметил Эрве.
— Правдоподобна? — выкрикнул Монгарнье.— Готов держать пари, что именно так все и было. Забрав деньги, убийца убежал и, конечно, захлопнул за собой двери.
Джеймс Монгарнье отпил виски и наклонился в сторону своего гостя.
— Дорогой адвокат,— сказал он конфиденциальным тоном.— Я тоже немало думал над этой проблемой, но отказался от поисков рационального решения загадки, так как такого не существует. Эти люди не мыслят теми же категориями, что и мы. Они бывают хитрыми, но не умными. Он пошел в кафе, не отдавая себе отчета в риске. Просто ему нужно было позвонить.
— Кому?
— Не знаю, но не был бы удивлен, если бы этот тип из Северной Африки имел сообщника, которого нужно было тотчас обо всем уведомить. Сообщника или шефа. «У меня был неприятный случай». Возможный перевод: «Чтобы взять деньги, пришлось ликвидировать двух стариков».
Все у него так хорошо сходилось, было так логично, что даже Риго стал задумываться, не обманул ли его Слиман с самого начала. Джеймс Монгарнье со стаканом в руке любовался Парижем, который уже погружался в сумерки. Тень печали разлилась по его лицу.
— Видите ли, дорогой господин адвокат,— сказал он,— с момента того ужасного события я невольно упрекаю себя, что уехал в Коше-рель. Если бы я остался в Париже, то, может быть, был бы в тот вечер у дяди. Не знаю... Мне кажется, что тогда не дошло бы до этого.
— Это чепуха,— уверил его Риго.— Ведь вы даже не жили с ними. Он каждый вечер оставался вдвоем с Констанцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Вероятно, я имею честь говорить с госпожой Монгарнье? — спросил он.— Мое имя Эрве Риго, адвокат Риго из канцелярии председателя адвокатской коллегии Симони.
Но женщина не слушала. Она просто осматривала его ласковым пристальным взглядом. Ноздри ее носа дрожали, груди подымались в ритме внезапно ускорившегося дыхания.
— Эрве? — сказала она слегка хриплым голосом.— Я так люблю имя Эрве...
Только тут Риго заметил, что ее хорошенькое личико имеет какое-то странное выражение, а взгляд глаз со слишком большими зрачками почти неподвижен. Похоже, женщина находилась под действием наркотиков. Взгляд Риго невольно вернулся к вызывающей груди. Он почувствовал растерянность и одновременно смущение. С приходом Джеймса Монгарнье чары исчезли. Критик довольно точно соответствовал портрету, созданному Эрве Риго на основании изучения полицейских протоколов. Его костюм был выдержан в общей гамме дома: узкие апельсиновые брюки, лимонная рубашка, широко распахнутая на груди, босые ноги. Он, казалось, был весьма недоволен, что застал жену в таком виде, разговаривающей с незнакомым человеком. Молодой адвокат представился в третий раз.
— Вы адвокат? — переспросил критик.
— Да. Я назначен защищать Ибрагима Слимана, обвиняемого в убийстве вашего дяди.
Лицо Монгарнье потемнело.
— Могу вам только посочувствовать, но не вижу, чем я мог бы вам помочь.
— Не могли бы вы уделить мне немного времени? Я с большим интересом прочитал ваши показания полиции, но не исключено, что выяснение некоторых подробностей могло бы мне помочь.
— Очень сомневаюсь, что буду вам полезен. Неужели тот арабский бандит может рассчитывать на какие-то смягчающие обстоятельства?
Риго ответил только невыразительным жестом.
— Ну, хорошо,— решился Монгарнье,— прошу за мной. Адвокат понял, что такое решение продиктовано поведением жены, просто пожирающей гостя глазами.
Монгарнье усмехнулся, поцеловал жену в губы и слегка погладил ее грудь.
— Ложись, моя дорогая, и немного отдохни.
Он энергично выпроводил Эрве Риго из комнаты.
— Ингеборг вас, должно быть, несколько удивила? — сказал Монгарнье веселым тоном.— Правду говоря, она любит дома чувствовать себя свободно. Мы ведь на стыд имеем взгляды несколько иные, чем наши родители. Не правда ли?
— Конечно,— буркнул Риго.
Комната выглядела как канцелярия и одновременно мастерская. Письменный стол представлял собой море из бумаг, по которому, казалось, плыла пищущая машинка. Везде разбросаны журналы и книги об искусстве. На мольберте стояло полотно, на котором была изображена женщина в позе ожидания. Риго присмотрелся. Нагая женщина являлась копией той, которую он минуту назад встретил в соседней комнате.
— Инберг очень красива, не правда ли?
Джеймс Монгарнье вынул из бара бутылку виски и ведерко со льдом.
- Мина, наша горничная, должна была проводить вас прямо ко мне. Я подозреваю, что она сделала это нарочно. Вы знаете, она немного развращена...
Риго взял в руку предложенный хозяином бокал. Первоначальное замешательство критика уступило место болтливому высокомерию. Казалось, он был доволен тем, что молодой человек видел грудь Ингеборг, а затем полотно, демонстрирующее ее наготу.
— Мы живем в эпоху эротики,— пояснил он, усаживаясь боком на стол.— Понятно, это — потрясение для остальных людей. Но мы (и вы, и я) — интеллектуалы. Эротика — наиболее явная форма искусства, не правда ли? Я бы сказал даже, что порнография... Вы бывали в Копенгагене? Это совершенно необыкновенно.
Риго в Копенгагене не был. Он смотрел на Париж через огромное окно и думал, что, прежде чем закончится этот день, его ждет еще один визит.
— Я слышал об этом,— сказал он не очень заинтересованно.— Во всяком случае, господин Монгарнье, хотя я и являюсь защитником убийцы вашего дяди, мне хотелось бы прежде всего выразить вам соболезнование.
Критик с сожалением отказался от своей эротически-порнографической лекции и придал лицу выражение, соответствующее обстоятельствам.
— Бедный старичок,— вздохнул он.— Он заслужил не такой конец. Но я слышал, что этот мерзавец имеет еще наглость от всего отказываться. Хотите знать, что я обо всем этом думаю? Полиция не умеет за него взяться. Уверяю вас, если бы я был на месте комиссара, то вырвал бы у этого араба признание из горла.
Риго предпочел не дать втянуть себя в дискуссию.
— Для вас его вина не подлежит никакому сомнению...
— Ни малейшему, разумеется. Все его обвиняет: мотив, обстоятельства, вещественные доказательства... Я отлично представляю, как это происходило. Зная, что в доме живут двое стариков, он вошел, потребовал деньги, а поскольку мой дядя, должно^быть, ему отказал, он начал его бить с жестокостью примитивного человека. А когда он увидел бедную Констанцию, то преследовал ее, чтобы избавиться от свидетеля первого преступления. Араб явно был в кровавом безумии. После убийств он разбил мебель, опорожнил ящики бюро и варварски разбил секретер в комнате дяДи. Именно там он и нашел деньги.
Монгарнье на минуту замолчал, как бы переводя дыхание. Рассказ, казалось, его взвинтил.
— Ваша гипотеза весьма правдоподобна,— заметил Эрве.
— Правдоподобна? — выкрикнул Монгарнье.— Готов держать пари, что именно так все и было. Забрав деньги, убийца убежал и, конечно, захлопнул за собой двери.
Джеймс Монгарнье отпил виски и наклонился в сторону своего гостя.
— Дорогой адвокат,— сказал он конфиденциальным тоном.— Я тоже немало думал над этой проблемой, но отказался от поисков рационального решения загадки, так как такого не существует. Эти люди не мыслят теми же категориями, что и мы. Они бывают хитрыми, но не умными. Он пошел в кафе, не отдавая себе отчета в риске. Просто ему нужно было позвонить.
— Кому?
— Не знаю, но не был бы удивлен, если бы этот тип из Северной Африки имел сообщника, которого нужно было тотчас обо всем уведомить. Сообщника или шефа. «У меня был неприятный случай». Возможный перевод: «Чтобы взять деньги, пришлось ликвидировать двух стариков».
Все у него так хорошо сходилось, было так логично, что даже Риго стал задумываться, не обманул ли его Слиман с самого начала. Джеймс Монгарнье со стаканом в руке любовался Парижем, который уже погружался в сумерки. Тень печали разлилась по его лицу.
— Видите ли, дорогой господин адвокат,— сказал он,— с момента того ужасного события я невольно упрекаю себя, что уехал в Коше-рель. Если бы я остался в Париже, то, может быть, был бы в тот вечер у дяди. Не знаю... Мне кажется, что тогда не дошло бы до этого.
— Это чепуха,— уверил его Риго.— Ведь вы даже не жили с ними. Он каждый вечер оставался вдвоем с Констанцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35