— Это похоже на посещение больного?
— Отчасти... Вы кого-нибудь навещали в больнице?
— Нет!
— Тогда послушайте, как это бывает. Если при последнем посещении больницы вы оставили близкого человека в тяжелом состоянии или болезнь сама по себе опасна, вы идете туда в страхе, боясь не застать его живым. Когда вы идете на свидание в тюрьму, такой опасности нет... Вы знаете, что вас ждет здоровый человек. Он только что побрился, переоделся и ждет вас с улыбающимся, веселым лицом, а когда вы появляетесь, он даже счастлив...
Недиме-ханым на мгновение задумалась и продолжала:
— Но если это продолжается долго и вы наблюдательны, вы не сможете не заметить другое. Человек, лишенный свободы, несчастен, и это чувствуется во всем, и чем дальше, тем больше. В тюрьме часы свиданий проходят очень быстро, расставаться страшно тяжело. Вас тяготит мысль, что вы не Можете продлить свидание, это не в ваших силах. В больнице посетитель смущается оттого, что сам здоров, в тюрьме же он стыдится своей свободы. Когда вы выходите из больницы, вы чувствуете, хотите вы этого или нет, эгоистическую радость оттого, что, к счастью, вы здоровы. Возможно, посетители тюрьмы также чувствуют радость от сознания, что они свободны. Не знаю, я никогда этого не испытывала. А вы, Кямиль-бей?
— Я не такой герой, как вы... Иногда я радуюсь тому, что свободен, забывая, что я человек плененного города и даже плененного государства...
— Ихсан об этом говорит так: «Разве есть разница между птицей, посаженной в клетку, и птицей, запертой в комнате?» Этим он успокаивает меня.
Наблюдая за лицами взрослых, черноглазая Айше старалась понять, о чем идет речь. Она тихонько сползла с колен и осталась около Недиме-ханым, опираясь на руку, придерживающую ее за талию.
Нермин хотелось задать Недиме несколько вопросов, по-видимому внушенных ей беседами с теткой и кузиной. Воспользовавшись тем, что муж вышел из комнаты, она спросила:
— Газета не утомляет вас?
— Наоборот, она придает мне силы. Не подумайте, что я хвастаюсь или выдумываю. Работая в редакции, я даже отдыхаю.
— Мы... Я думала иначе. Ведь это мужское дело... В особенности в нашей стране... В редакции бывает много посторонних мужчин... Вероятно, грубые люди...
— Сначала я думала, как вы, и даже немного боялась. Но, оказывается, мы ошибались. Наши мужчины чувствуют к женщинам высокомерное сострадание. В Европе мужчины или уже утратили это чувство, или скоро утратят. Там женщины давно соперничают с мужчинами в разных профессиях. Мы еще не представляем такой опасности для наших мужей.
— Высокомерное сострадание? А не вернее ли будет сказать, что они навязчивы?
Недиме-ханым сдвинула брови.
— Навязчивость — это пустяки! Они привыкли к чаршафу, к пече. Когда мы в масках, наши мужчины чувствуют себя, как на костюмированном балу или карнавале. Поэтому они и навязчивы, но стоит показаться с открытым лицом, как сразу видишь, что на свете нет более воспитанных, более деликатных мужчин, чем наши; конечно, это в том случае, если мы открываем лицо не для того, чтобы кокетничать...
Кямиль-бей приготовил кофе в больших чашках. Когда он вошел в комнату с подносом, Нермин забеспокоилась, встала и, взглянув на мужа, сказала:
— Какой стыд! Простите меня, я совсем забыла.
-— Что вы, Нермин! Вы так хорошо беседовали. Вот я и не хотел вам мешать. Не взыщите, если получилось не так, как вы привыкли.
— Зачем вы беспокоились? Разве эта взрослая ханым не могла сварить кофе для тети Недиме?—спросила Нермин, кивнув в сторону Айше.
— Вчера вечером я жарила рыбу для папы. Вместе с мамой.
— Какую рыбу?
— Рыбу...
— Разве она не имеет названия?
— Просто рыба.
— У каждой рыбы есть свое название. На свете много девочек, не всех, же их зовут Айше...
Недиме-ханым отпила глоток.
— Вы очень хорошо сварили кофе, — похвалила она. — Вы и пристыдили нас и сделали своими должниками.
— Мы будем квиты, если вы разрешите мне закурить трубку.
— Пожалуйста, табачный дым меня не беспокоит, я привыкла.
Кямиль-бей быстро набил трубку, раскурил ее и затянулся несколько раз подряд. Сейчас он был очень похож на англичанина.
— О чем вы без меня говорили?—спросил он.
— У наших мужчин, оказывается, есть высокомерное сострадание к женщине. Такого мнения придерживается Недиме-ханым,— сказала Нермин.
— Высокомерное сострадание... Хорошо сказано... И красиво, и правильно... Мы действительно такие. Вы пришли к нам—и смотрите, как стало хорошо. Во-первых, вы раскрываете нам правду о нас самих. «Почему наша литература такая поверхностная?» — думал я. И понял, что это из-за того, что наши дома разделены на гарем и селямлык. Вы делаете нас полноценными людьми.
— Что вы... Смотрите, я рассержусь, Кямиль-агабей.
— Да, вы делаете нас людьми... Я все думаю об этом. Если бы вместо вас Ихсана замещал в редакции его брат, обо мне вряд ли вспомнили. А если и вспомнили, то я сам не отнесся бы к этому серьезно. Если женщины вступают в борьбу рука об руку с мужчинами, то разве можно победить такой народ? Ведь так было еще в древние времена, в самом примитивном обществе, но как-то получилось, что потом об этом забыли. Все глупость мужчин... В любое время, в любой стране, если мужчины, находившиеся у власти, отвергали помощь женщин, страна погибала.
— В Анатолии с давних пор мужчины и женщины вместе работают на полях. А все-таки мы потерпели поражение. Почему? Как это объяснить? Я думаю, что, говоря о народе, вы ошибочно имеете в виду только городскую интеллигенцию, ремесленников и чиновников,— сказала Недиме-ханым.
Кямиль-бей придавил большим пальцем табак в трубке и вздохнул:
— Да, к сожалению, это так... Но тогда почему же мы потерпели поражение?
— Одно дело заставить женщину работать из-под палки, как пленницу, как рабыню. Совсем другое — признать ее полное право на борьбу в государственных и общественных делах наравне с мужчиной, ее человеческое равноправие... Бывает, что плебей и патриций объединяются, и тогда в первое время заметен некоторый прогресс, они чего-то добиваются. Но такое общество не может считаться устойчивым я нормальным. У нас в Анатолии положение женщины гораздо хуже, чем даже положение крепостных крестьян. Какое влияние может оказать на общественную жизнь существо, которое продают, как животное, с мнением которого не считаются даже в вопросе создания семьи? Такая женщина ведет общество лишь к разложению. Подумайте только, ведь половина населения страны остается на положении животных!— Посмотрев на Нермин, она грустно улыбнулась.—-Не так ли, дорогая?
— Крестьянки в Испании в таком же положении. Такое бесправие повсюду. Видимо, так было и так будет!
— Не думаю... Разве в Испании нет женщин, работающих в различных областях человеческой деятельности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89