Представьте себе Энвера, Талаата и Джемаля, когда они, подойдя к трону, на котором сидел этот «Белый бык», целовали полы его платья. Говорили: «Нужен халифат, потому что существуют мусульманство и мусульмане... Нужен турецкий национализм... Потому что турки — единственное крепкое объединение в империи... Нужно западничество, потому что необходимо идти в ногу со временем». Если после победы в Анатолии Мустафа Кемаль поступит так же, то какими бы убедительными ни казались его мотивы, все равно он совершит великое преступление. Опять ничего не изменится. Вот о чем мы говорили с Ихсаном. «Не беспокойся,— сказал он, — на этот раз дело принимает совершенно другой оборот. Тогда свободу принесла «революционная армия» — другими словами, часть армии падишаха... Сейчас в Анатолии нет армии... Воюет народ, люди, не призванные в армию, добровольцы. И если в дальнейшем будет создана настоящая армия, это будет не часть падишахской армии, а армия народная».
—- Разве это большая разница?
— Ихсан говорит, что да. На этот раз народ волей-неволей окажет влияние на движение... Никто не сможет игнорировать его требований. Сейчас противодействующая сила может лишь на время задержать дело освобождения, но не ликвидировать его. Что потеряла Французская революция от того, что ей изменил Наполеон? Несколько
десятков лет, которые по сравнению с историей народов меньше секунды... Вот и все. Разве вы не понимаете разницы?
— Да, конечно. Вы правы.
Несмотря на множество забот и определенный риск, Кямиль-бей был доволен газетой и своим новым занятием. Он гордился работой, хотя и пытался это скрывать. Хорошо понимая, что сейчас долг каждого истинного патриота сражаться в Анатолии, Кямиль-бей сознавал, что у него никогда не хватило бы мужества пойти по этому единственно правильному пути, оставив Нермин и Айше на произвол судьбы, одних и без денег.
Занявшись газетной работой и не принимая непосредственного участия в освободительной войне, Кямиль-бей первое время немного стеснялся чувства удовлетворения, которое он испытывал, но постепенно, оправдывая свои действия законом распределения труда, уверовал в то, что если бы находился в Анкаре, то не принес бы делу даже и такой маленькой пользы. На сердце у него было радостно от того, что он помогал отважной жене товарища, попавшего в тюрьму за любовь к родине. Он совершенно успокоился и еще сильнее привязался к работе в газете. На деньги, вырученные от продажи золотого Будды, он заказал новые клише для заголовков и купил другой инвентарь. Недиме-ханым была против такой траты денег и старалась сократить расходы. Но, увидев, что ее муж радуется этим новшествам, как ребенок, она поняла, что мужчины иногда придают большое значение мелочам, забывая о главном, хотя и готовы порой ради этого главного пожертвовать, не задумываясь, своей жизнью, жизнью своих жен и даже детей,— и молчала. У мужчин был и ум и опыт, была 'способность умирать и убивать, и все же они оставались большими детьми. Это вызывало к ним чувство жалости и любовь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Однажды в пятницу утром Недиме-ханым приехала к Кямиль-бею, чтобы познакомиться с Нермин. Она не надела своего обычного пальто, которое ее очень старило, а была в красивом черном шелковом чаршафе.
Торопясь к калитке навстречу гостье, Кямиль-бей вдруг понял, что эта женщина не только его товарищ по работе, но близкий и родной человек.
— Почему вы не предупредили нас? —спросил он, протягивая руку с той нежностью, которую питают к женам близких родственников мужчины, не имеющие сестер.
— А что, вы приготовили бы ревани?
— Ревани все равно будет приготовлен.,. Но... мне кажется, если бы вы предупредили, было бы лучше.
— А где ваши женщины?
— Проходите, пожалуйста. Айше будет очень расстроена... Она наверняка хотела бы показаться более нарядной тете Недиме-ханым.
— Мне очень хочется увидеть эту маленькую испанку.— Недиме-ханым быстро подошла к Нермин, которая в этот момент показалась в дверях. — Я вас не побеспокоила своим приходом?
— Напротив, я вам очень рада.
— Где же ваша Кармен?
— Одевается... Побежала наверх. Она у нас дикарка.
— Неужели? Вы, конечно, не догадываетесь, что я пришла сватать ее за сына!
Пока в гостиной не появилась Айше, беседа проходила сдержанно, словно знакомство с девочкой было единственной целью везита.
Айше, маленькая, худенькая, черноволосая с черными умными, живыми глазками, вошла, не стесняясь, поцеловала руку Недиме-ханым и подставила ей лоб для ответного поцелуя.
— О аллах! Какая миленькая! Просто прелесть! Ты сядешь ко мне на колени?
Айше казалась злой и непослушной, но в действительности была мягкой и ласковой, как шаловливый котенок. Какое-то мгновение она внимательно рассматривала Недиме-ханым.
— Вы приехали на фаэтоне?—спросила она.— Я вас видела в окно.
— Вот как? В таком случае ты, конечно, узнала меня, как только увидела...
— Нет! Не узнала.
— Почему же? Разве мы не ехали вместе на пароходе?
— На каком пароходе?
— На огромном пароходе... На пароходе, который привез вас сюда... Ну-ка вспомни, пароход, на котором был Негро.
Недиме-ханым говорила о шлюпе, привезшем их из Испании. Она слышала эту историю от Кямиль-бея. Айше, прищурив глаза, старалась вспомнить.
— Негро был арабом, он совсем черный, — сказала она,— а вы ведь не черная.
— Но ведь я не Негро, потому и не черная... Я повариха. Неужели не помнишь? Сколько раз я давала тебе пирожные.
— Вы давали пирожные? Ну, конечно, верно!—Немного подумав, Айше наклонилась к Недиме-ханым и понюхала ее.— А почему же вы не пахнете сладостями? — спросила она по-французски.
— Разве кондитерша так пахла? Смотрите-ка, она вывела меня на чистую воду. Мне надо было надушиться ванилью.
— Слезай с колен,—сказала Нермин,— ты беспокоишь Ханым-эфенди.
— Что вы! Нам с ней очень удобно.
— Как чувствует себя ваш супруг?
— Благодарю, он шлет вам привет!
— Нермин хочет как-нибудь пойти к нему,— почему-то солгал Кямиль-бей,— а я все откладываю. Надо раньше спросить разрешение у Ихсан-бея.
— Он разволнуется от неожиданности.
— А вы привыкли? — Нермин с любопытством ждала ответа.
— Конечно, волей-неволей,—скупо улыбнувшись, ответила Недиме-ханым.
— Вы там, наверное, плачете?
— Где? В тюрьме? Нет, не плачу.
— Не верю. Разве можно не плакать?
— Первое время мне, правда, хотелось плакать. При первом и втором свидании я плакала. Несколько раз плакала, выходя из тюрьмы. Вот тогда впервые в жизни я увидела пользу от пече: опустив его, можно спокойно плакать. Потом я, видимо, привыкла к посещению тюрьмы. К тому же я видела, что мои слезы еще больше расстраивают мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89