Для произведения, которое строилось бы на широчайшем обобщении (социальная несправедливость — закон всего капиталистического мира) и в то же время было понятным и доступным любому читателю из народа, писатель не мог выбрать более удачной формы, чем та форма полусказки, полуевангельской притчи, в которой написан «Батрак Ерней и его право». От сказки взят прием повторов (Ерней повторяет свою историю несколько раз, каждый раз по-новому раскрывая вопиющую бесчеловечность хозяев жизни); от сказки идет многократное обращение героя к представителям разных общественных слоев, являющихся своего рода традиционными типажами. С евангельскими притчами повесть роднят величавая ритмичность, чеканность прозы, в которой явственно ощущается печальная и грозная мелодия, а также уподобление Ернея апостолу и Христу, такому же бездомному скитальцу, как и он, сопоставление хождения Ернея с крестным путем и т. д. Эта символика подчеркивает мученичество Ернея. В сказочно-легендарную оболочку писатель вместил и приметы времени (особенно в описании пребывания Ернея в городе), и вполне реалистические типы людей.
С великой любовью выписан сам Ерней, его достоинство, доброта и наивная вера в справедливость. Душу читателя потрясают сцены, в которых большой мастер просто и сдержанно и оттого еще более волнующе передает горе бездомного старика (например, прощание Ернея со своей каморкой), штрихи, которыми он рисует внутреннюю эволюцию своего героя, его справедливый бунт. «Батрака Ернея» я писал в разгар избирательной агитации, когда сам баллотировался... Над короткой молитвой в «Батраке Ернее» я просиживал целыми днями»,— сказал однажды писатель. Так из-под его пера вышло произведение, которое выдающийся словенский критик Иван Приятель назвал «кратким и вселенски-могучим поэтическим переложением Марксова «Коммунистического манифеста» *.
Такой же любовью к страдающим людям, такой же ненавистью к «противоестественной и безбожной несправедливости», как и «Батрак Ерней», проникнуты новеллы о «социальной нужде», вошедшие в цикл «За крестом» (190В),— «Юре», «Зденко Петерсилка», «Отчизна милая... ты как здоровье».
Кипучая весна 1907 года, встреча с родиной, любовь к М. Кес-слер вызвали в Цанкаре большой душевный подъем. Тогда-то и было написано едва ли не самое светлое его произведение — фарс «Соблазн в долине святого Флориана» (1907). Святоши из долины святого Флориана, поставленные на колени художником Петером, видящим скрытую от мира грешную их сущность, олицетворяют собою мещанскую стихию, а сам Петер — искусство, стремящееся к познанию истины и красоты жизни. Если в «Короле Бетайновы» буржуазный мир представал в волчьем обличье убийцы Кантора, то в фарсе «Соблазн в долине святого Флориана» он оборачивался свиным рылом самодовольного мещанина. И этого мещанина разоблачал и бичевал гонимый, но побеждающий своих преследователей художник. В фарсе, где сочный, лукавый юмор соседствует с романтической символикой и фантастикой, новое мажорное звучание получили мысли Цанкара об очищающей роли искусства в обществе.
В повести «Курент» (1909) Цанкар создает аллегорический образ народного поэта, живущего одной жизнью с народом, боль которого тысячекратной болью отзывается в его сердце. Курент — поэт-утешитель, поэт-пророк, возвещающий «зарю на востоке» — освобождение.
Так же символичны, как и фигуры самого Курента, картины, в которых предстают жизнь и история словенского народа. Символика и аллегоричность в «Куренте» более сложны, более иносказательны, чем в «Батраке Ернее», где они не заслоняют реальной жизненной основы произведения. Повесть «Курент» принадлежит уже к новому этапу в творчестве Цанкара, отмеченному нарастанием черт символизма.
После победы клерикальной партии на выборах 1907 года, доставшейся буржуазии ценой напряжения всех сил, в стране усиливается реакция. Церковники, этот идеологический авангард капитала в Словении, особенно в словенской деревне, расширяют свою духовную и экономическую власть над народными массами, реакция проникает во все области общественной жизни. Либеральная партия вступает в коалицию с клерикалами, обязуясь не выступать против церкви. Немалая часть интеллигенции — сторонников либерально понимаемого прогресса и «свободы мысли» — переходит в консервативно-католический лагерь.
Творчество Ивана Цанкара в это трудное время противоречиво и сложно по своим настроениям. Несомненно то, что ни на минуту он не утрачивает своей боевой непримиримости по отношению к существующему строю. Его резкое и прямое слово, его сатира продолжают с прежней неустрашимостью бичевать эксплуататоров, мракобесов, ренегатов. В начале 1910 года выходит его драма «Холопы», в которой писатель поставил перед собой задачу создать «верную картину нашей нынешней, небывало грязной политической обстановки». Цанкар заклеймил в ней карьеризм и обывательскую трусость «свободомыслящих» интеллигентов, перекрасившихся в ревностных католиков, ставших холопами реакции. Он создал фигуру священника, перед которым подобострастно склоняются вчерашние либералы. Это образ такого же масштаба, что и образ Кантора — «Короля Бетайновы». Под бесстрастно величавым обличьем пастыря кроется зловещая, неумолимая сила, холодный и проницательный ум, устремленные к единой цели — наложить свою руку на все живое, мыслящее, пригнуть его к земле, впрячь в ярмо церкви. Дальнейшее развитие получает в драме тема интеллигенции и народа. Герой ее, учитель Ерман, идет дальше Качура, он провозглашает необходимость открытой борьбы против тех-, кто держит народ в темноте и рабстве. «Наступило время опрокинуть преграды, поставленные перед человеком духовными и светскими опекунами»,— говорит он. Однако, отравленные религиозным дурманом, опутанные церковниками, рабочие и ремесленники отвергают его проповедь. Ерман отказывается от борьбы. Он ощущает свою слабость перед лицом охватившей страну реакции, свое неумение подойти к народу, сломить его заблуждение. Обращаясь к своему соратнику, кузнецу Каландру, он говорит: «Дай мне руку! Она стоит двух моих! Эта рука будет ковать свет... Нет, мне уж не бывать на сходках. Вы, у которых в сердце молодость, а в руках —сила, вы смотрите! На ваши плечи обопрется жизнь...»
Многозначителен и характерен для Цанкара вариант финала драмы, написанный на экземпляре, подаренном другу писателя Л. Крайгеру. Ерман, отрекшийся от попытки пробудить народ, испытавший смертельное отчаяние, снова собирается с силами, готовый идти в новую жизнь.
«Нет сомнения,— пишет Б. Зихерл,— что Цанкар во всех героях своих драм, в Щуках, Крнецах, Ерманах, воплотил и свои собственные, личные колебания, минуты отчаяния и отречения и, наоборот, моменты пробуждения веры в освободительную миссию трудящегося народа» Ч
По-новому рисуются в «Холопах» взаимоотношения между революционно настроенным интеллигентом и передовыми рабочими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43