Иеремия, воспользовавшись возможностью, прикупил себе чернил и пару гусиных перьев. Уличный певец сунул Элизабет какую-то балладу, требуя за это пенни, но она отхлестала его бумажкой по физиономии и изгнала прочь. Какая-то старуха предлагала метелки, другая сальные свечи. Повсюду в поисках отбросов толклись нищие.
На обратном пути Иеремия завел речь о Маргарет Лэкстон.
– Вы ведь наверняка знали очень многих, кто обращался за помощью к вашей сестре, мадам, – начал он. – Вам говорит что-нибудь фамилия Дрейпер?
– Дрейпер… Дрейпер… – задумчиво повторила Элизабет, припоминая. – Да, конечно, однажды к Маргарет приходил мужчина по фамилии Дрейпер и просил помочь. Это было за пару недель до того, как ее убили.
– А вам неизвестно, чего именно он хотел от нее?
– Как что? Роды принять.
– Вы не ошибаетесь, мадам?
– Да нет, я сама все слышала, – заверила иезуита Элизабет. – Правда, этот человек просил, чтобы она вошла к ним в дом незаметно. Наверняка они хотели тайно все обтяпать.
– А вам, случайно, не известно имя женщины, которой Маргарет должна была помочь разрешиться от бремени? – с надеждой спросил Иеремия.
– Нет, насколько мне помнится, имени он не называл.
– Этот человек был молодой или постарше?
– Не старый еще.
– Он назвал себя?
– Кажется, да. Постойте, постойте…
– Может, Джеймс?
– Нет, мне кажется, Дэвид.
Сделав удивленное лицо, Иеремия ничего не сказал.
Значит, молодой Дрейпер лгал. Роды имели место. Но какова судьба матери и ребенка? Впрочем, это был уже хоть какой-то след.
– То есть как это вы не ходите в церковь? – возмутилась Элизабет.
Был воскресный день, и Энн вместе с тетушкой, переодевшись в праздничные платья и аккуратно спрятав волосы под белоснежными чепцами, собрались на церковную службу. Даже Ален сменил обычную грубую одежду на красивый камзол и черные бриджи. Впрочем, как он объявил, к великому удивлению Энн и Элизабет, в церковь он не собирался.
– Значит, верно, что про вас говорят, сэр. Вы на самом деле цепляетесь за эту отжившую религию, – неодобрительно высказалась Элизабет.
– Да, – коротко бросил в ответ Ален.
Когда он смотрел вслед уходившим женщинам, в нем шевельнулось смутное предчувствие грядущих бед.
Постепенно стали появляться первые прихожане-католики, желавшие исповедаться перед мессой. Ален всех их знал, как и они его. Пока Иеремия выслушивал исповеди у себя в комнате, а Кит занимался приготовлениями к мессе, Ален оставался у дверей проследить, чтобы в лечебницу не проникли посторонние – шпики например. Хотя, откровенно говоря, особой нужды в столь строгих мерах предосторожности не было, ибо весь гнев короны был сосредоточен ныне на баптистах и квакерах, а католикам было даровано нечто вроде передышки.
Когда собрались все прихожане, желавшие принять участие в тайной мессе, Ален также направился наверх, в комнату своего друга. Иеремия успел надеть сутану, а стол, служивший ему письменным, при помощи скудных средств преобразился в алтарь, как это повелось у пасторов в Англии вот уже добрых сто лет. На столешнице расстелили скатерть под гостии, поверх положили так называемый алтарный камень с пятью крестами. Он был невелик, спокойно помещался в большом кармане, и разъезжий пастор, где бы он ни оказывался, в считанные минуты мог соорудить все необходимое для отправления католических ритуалов.
По завершении мессы прихожане так же незаметно покинули лечебницу, как и появились. Ален у дверей распростился с собратьями по вере. Почти все уже успели уйти, когда вернулись Энн и Элизабет. Присутствие незнакомцев сразу же возбудило подозрение любопытной тетушки, и она потащила за собой Энн в комнату Иеремии на втором этаже. Иезуита застали в белом католическом облачении, да еще вдобавок складывавшим в сундук «скарб Антихриста» – подсвечники, потир, блюдце для гостий. Ален, следовавший за женщинами по пятам, довольно невежливо оттеснил их в соседнюю комнату и захлопнул дверь.
– Так ваш друг и правда римско-католический пастор! – недоверчиво воскликнула Элизабет.
– Правда, – только и ответил Ален. Ему с самого начала было ясно, что тайну Иеремии никак не утаить от этих двух проныр – супруги и ее тетушки.
– Вы… Вы в своем уме? – пробормотала явно сбитая с толку Элизабет. – Вы знаете, что полагается за укрывательство католических пасторов у себя в доме? Смертная казнь! Вы играете со смертью!
– Этот позорный закон давным-давно не применяют, – хладнокровно возразил Ален.
– Нет, вы и вправду не в своем уме.
– Это уж мое дело.
– Теперь не только ваше. Кроме того, что вы себя подвергаете риску, так еще ставите под угрозу жизнь жены. Не забывайте этого, сэр.
С этими словами Элизабет повернулась и направилась в кухню. Энн, которая никак не участвовала в споре, молча последовала за ней.
Ален глубоко вздохнул. Он понимал, что неприятностей не избежать, стоило двум женщинам узнать, что у него проживает католик, да еще пастор. С тяжелым сердцем он отворил дверь комнаты Иеремии, чтобы обсудить с ним случившееся.
Два дня спустя Иеремия сидел за книгами по медицине, вдруг распахнулась дверь, и на пороге иезуит увидел Энн.
– Входите, мадам, – вежливо пригласил он, хотя по недовольной физиономии вмиг определил, что предстоящий разговор ничего хорошего ему не сулит. – Чем могу служить?
Долгим неподвижным взглядом Элизабет посмотрела на него и сказала:
– Тем, что как можно скорее уберетесь из этого дома.
Иеремия ожидал всего, чего угодно, только не этого, и не нашелся даже что ответить. Не успел он и рта раскрыть, как Энн продолжила:
– Вы католический пастор и по закону нашего короля – государственный преступник, который находится в Англии не законно. Каждому, кто предоставляет кров таким, как вы, грозит смертная казнь. Ради моего мужа прошу вас подыскать себе другое жилье.
– А вам не кажется, что это решать все-таки Алену? – стараясь сохранять спокойствие, возразил Иеремия.
– Мой муж – человек легкомысленный, который подвергает опасности и себя, и свою семью, – ответила на это Энн. – И мой долг жены уберечь его от глупостей.
– Вы сами до этого додумались или тетушка помогла?
– Не оскорбляйте мою тетю. Она богобоязненная женщина и никогда не станет впутываться ни в какие суеверия. А вы посланник Антихриста, который отвращает моего мужа от истинной веры. Вы угроза для него и для всей семьи. А я не хочу жить в вечном страхе, постоянно ждать, что в один прекрасный день сюда явятся сыщики, уведут Алена и бросят в застенки, а может, и вообще сделают меня вдовой. Вы что же, считаете, что такого быть не может?
Иеремия как раз считал, что вполне может, посему промолчал.
– Наверное, не мне это решать, а моему мужу, – невозмутимо продолжала Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
На обратном пути Иеремия завел речь о Маргарет Лэкстон.
– Вы ведь наверняка знали очень многих, кто обращался за помощью к вашей сестре, мадам, – начал он. – Вам говорит что-нибудь фамилия Дрейпер?
– Дрейпер… Дрейпер… – задумчиво повторила Элизабет, припоминая. – Да, конечно, однажды к Маргарет приходил мужчина по фамилии Дрейпер и просил помочь. Это было за пару недель до того, как ее убили.
– А вам неизвестно, чего именно он хотел от нее?
– Как что? Роды принять.
– Вы не ошибаетесь, мадам?
– Да нет, я сама все слышала, – заверила иезуита Элизабет. – Правда, этот человек просил, чтобы она вошла к ним в дом незаметно. Наверняка они хотели тайно все обтяпать.
– А вам, случайно, не известно имя женщины, которой Маргарет должна была помочь разрешиться от бремени? – с надеждой спросил Иеремия.
– Нет, насколько мне помнится, имени он не называл.
– Этот человек был молодой или постарше?
– Не старый еще.
– Он назвал себя?
– Кажется, да. Постойте, постойте…
– Может, Джеймс?
– Нет, мне кажется, Дэвид.
Сделав удивленное лицо, Иеремия ничего не сказал.
Значит, молодой Дрейпер лгал. Роды имели место. Но какова судьба матери и ребенка? Впрочем, это был уже хоть какой-то след.
– То есть как это вы не ходите в церковь? – возмутилась Элизабет.
Был воскресный день, и Энн вместе с тетушкой, переодевшись в праздничные платья и аккуратно спрятав волосы под белоснежными чепцами, собрались на церковную службу. Даже Ален сменил обычную грубую одежду на красивый камзол и черные бриджи. Впрочем, как он объявил, к великому удивлению Энн и Элизабет, в церковь он не собирался.
– Значит, верно, что про вас говорят, сэр. Вы на самом деле цепляетесь за эту отжившую религию, – неодобрительно высказалась Элизабет.
– Да, – коротко бросил в ответ Ален.
Когда он смотрел вслед уходившим женщинам, в нем шевельнулось смутное предчувствие грядущих бед.
Постепенно стали появляться первые прихожане-католики, желавшие исповедаться перед мессой. Ален всех их знал, как и они его. Пока Иеремия выслушивал исповеди у себя в комнате, а Кит занимался приготовлениями к мессе, Ален оставался у дверей проследить, чтобы в лечебницу не проникли посторонние – шпики например. Хотя, откровенно говоря, особой нужды в столь строгих мерах предосторожности не было, ибо весь гнев короны был сосредоточен ныне на баптистах и квакерах, а католикам было даровано нечто вроде передышки.
Когда собрались все прихожане, желавшие принять участие в тайной мессе, Ален также направился наверх, в комнату своего друга. Иеремия успел надеть сутану, а стол, служивший ему письменным, при помощи скудных средств преобразился в алтарь, как это повелось у пасторов в Англии вот уже добрых сто лет. На столешнице расстелили скатерть под гостии, поверх положили так называемый алтарный камень с пятью крестами. Он был невелик, спокойно помещался в большом кармане, и разъезжий пастор, где бы он ни оказывался, в считанные минуты мог соорудить все необходимое для отправления католических ритуалов.
По завершении мессы прихожане так же незаметно покинули лечебницу, как и появились. Ален у дверей распростился с собратьями по вере. Почти все уже успели уйти, когда вернулись Энн и Элизабет. Присутствие незнакомцев сразу же возбудило подозрение любопытной тетушки, и она потащила за собой Энн в комнату Иеремии на втором этаже. Иезуита застали в белом католическом облачении, да еще вдобавок складывавшим в сундук «скарб Антихриста» – подсвечники, потир, блюдце для гостий. Ален, следовавший за женщинами по пятам, довольно невежливо оттеснил их в соседнюю комнату и захлопнул дверь.
– Так ваш друг и правда римско-католический пастор! – недоверчиво воскликнула Элизабет.
– Правда, – только и ответил Ален. Ему с самого начала было ясно, что тайну Иеремии никак не утаить от этих двух проныр – супруги и ее тетушки.
– Вы… Вы в своем уме? – пробормотала явно сбитая с толку Элизабет. – Вы знаете, что полагается за укрывательство католических пасторов у себя в доме? Смертная казнь! Вы играете со смертью!
– Этот позорный закон давным-давно не применяют, – хладнокровно возразил Ален.
– Нет, вы и вправду не в своем уме.
– Это уж мое дело.
– Теперь не только ваше. Кроме того, что вы себя подвергаете риску, так еще ставите под угрозу жизнь жены. Не забывайте этого, сэр.
С этими словами Элизабет повернулась и направилась в кухню. Энн, которая никак не участвовала в споре, молча последовала за ней.
Ален глубоко вздохнул. Он понимал, что неприятностей не избежать, стоило двум женщинам узнать, что у него проживает католик, да еще пастор. С тяжелым сердцем он отворил дверь комнаты Иеремии, чтобы обсудить с ним случившееся.
Два дня спустя Иеремия сидел за книгами по медицине, вдруг распахнулась дверь, и на пороге иезуит увидел Энн.
– Входите, мадам, – вежливо пригласил он, хотя по недовольной физиономии вмиг определил, что предстоящий разговор ничего хорошего ему не сулит. – Чем могу служить?
Долгим неподвижным взглядом Элизабет посмотрела на него и сказала:
– Тем, что как можно скорее уберетесь из этого дома.
Иеремия ожидал всего, чего угодно, только не этого, и не нашелся даже что ответить. Не успел он и рта раскрыть, как Энн продолжила:
– Вы католический пастор и по закону нашего короля – государственный преступник, который находится в Англии не законно. Каждому, кто предоставляет кров таким, как вы, грозит смертная казнь. Ради моего мужа прошу вас подыскать себе другое жилье.
– А вам не кажется, что это решать все-таки Алену? – стараясь сохранять спокойствие, возразил Иеремия.
– Мой муж – человек легкомысленный, который подвергает опасности и себя, и свою семью, – ответила на это Энн. – И мой долг жены уберечь его от глупостей.
– Вы сами до этого додумались или тетушка помогла?
– Не оскорбляйте мою тетю. Она богобоязненная женщина и никогда не станет впутываться ни в какие суеверия. А вы посланник Антихриста, который отвращает моего мужа от истинной веры. Вы угроза для него и для всей семьи. А я не хочу жить в вечном страхе, постоянно ждать, что в один прекрасный день сюда явятся сыщики, уведут Алена и бросят в застенки, а может, и вообще сделают меня вдовой. Вы что же, считаете, что такого быть не может?
Иеремия как раз считал, что вполне может, посему промолчал.
– Наверное, не мне это решать, а моему мужу, – невозмутимо продолжала Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129