Он смотрел на меня очень открыто и серьезно. Я улыбнулся.
– У меня был друг, который всегда советовал мне читать и изучать великих людей прошлого, древнегреческих и латинских мыслителей, а они писали очень мудрые вещи о природе человека.
– Да, это разумно. Изучать природу человека по древним мыслителям, – задумался мальчик.
Я сдержал улыбку, дабы не оскорбить его достоинства, которого у него было выше крыши. Петрарке бы понравился этот мальчик. Петрарка несколько разочаровался в своем сыне, который был умен, но не любил книг. А из этого серьезного, задумчивого мальчика получился бы настоящий ученый, ему бы это понравилось.
– Как тебя зовут? – спросил мальчик.
– Лука Бастардо.
– Мой отец знает одного человека из Совета торговли шестерых, который скоро станет гонфалоньером и дружит с нашим подеста. Однажды я слышал, как этот человек говорил моему отцу, что всю свою жизнь ищет кого-то по имени Лука Бастардо.
– Очень некрасивый человек, вот с таким тощим носом, – я изобразил пальцем крючок, – и торчащим подбородком?
Мальчик кивнул.
– Кажется, мой отец звал его Доменико, какой-то Доменико. Ты и есть тот самый Лука Бастардо?
– Да нет, что ты, – коротко ответил я, скрыв тревогу, и осторожно огляделся.
Итак, Доменико Сильвано, несмотря на то что он внук владельца борделя, все-таки преуспел в этой жизни. У него есть власть и влияние. Он служит в престижном торговом Совете шестерых. Его могут избрать гонфалоньером, главой Синьории, которая правила Флоренцией. Он на короткой ноге с подеста, главой судебной власти. Николо Сильвано и правда не упустил возможности во время чумы, чтобы улучшить положение своей семейки, как он и обещал мне много лет назад, а его сынок Доменико теперь пожинает плоды. Братство Красного пера наверняка помогло ему в достижении этой цели, так как это братство во всем поддерживала церковь.
Я решил сменить тему.
– А тебя как звать?
– Козимо, – звонко отозвался мальчик, расправив худенькие плечи.
В тот момент осел решил присесть на задницу, и мальчик чуть не свалился. Я подхватил его и удержал рукой за плечо, он мне улыбнулся. Я потянул осла за хвост, чтобы поднять его на ноги. Моя скотинка неохотно подчинилась. Мы подошли к Баптистерию, и я украдкой огляделся, не шатается ли поблизости кто-нибудь с красным пером на камзоле или рубахе. Никого не увидев, я остановился перед роскошными бронзовыми дверями работы Пизано, каждая из которых вмещала четырнадцать квадратных рельефов. Из двадцати восьми рельефов двадцать рассказывали о жизни Иоанна Крестителя, а остальные восемь изображали добродетели: надежду, веру, милосердие, смирение, силу духа, сдержанность, справедливость и благоразумие – все те качества, к которым Флоренция стремилась, но которых так и не сумела обрести. Сложнее всего дело обстояло со сдержанностью и воздержанием. Флоренция всегда была городом, который умеет наслаждаться жизнью. Но все же хорошо иметь такие идеалы перед глазами, выраженные в скульптурах, которые передвигались в пространстве как настоящие люди, были одеты в осязаемые ткани, спадавшие естественными складками, как настоящая материя. И действительно начинало казаться, что Флоренция может воплотить в себе эти добродетели.
Цикл о жизни святого Иоанна напомнил мне о прекрасных фресках учителя Пизано Джотто в капелле Перуцци. Как и Джотто, Пизано придал своим фигурам подлинную человечность. Лица и жесты были красноречивы и даже трогали за душу: и мудрая решимость на лице святого, удаляющегося в пустыню, и скорбь на лицах его учеников, которые хоронят его тело.
– У тебя на глазах слезы, – заметил мальчик.
Он слез с осла и, подойдя ко мне, взял меня за руку своей маленькой ладошкой.
– Самое важное – это искусство и отраженная красота, – с благоговением произнес я. – Это дар, данный нам Богом. По большей части он смеется над нами, но потом дарует Свою милость в работах таких великих мастеров. Пизано, Джотто, Чимабуэ…
Мальчик внимательно посмотрел на картину с изображением наречения.
– Это Дева Мария отдает ребенка отцу для наречения. Ее можно узнать по нимбу.
Я кивнул, и мальчик задумчиво произнес:
– Это великая честь для Крестителя, что сама Богоматерь подносит его к отцу. Это возвышает его.
– Я об этом никогда не задумывался, – признался я. – Но посмотри, как нежно она склонилась над ребенком, как и над любым ребенком, ибо она мать мира. И посмотри, какие у нее сильные плечи и руки под одеждами, она может вынести страдания всего мира.
– Да, вижу, – согласился он удивленным тоном, как будто впервые что-то понял. – А на этой картине, где Иоанн крестит Иисуса, видишь, в каком благоговении застыл ангел, и он один так смотрит, поэтому мы понимаем, что это священный миг! А здесь Христос говорит с учениками Иоанна, он благословляет их рукой, но у него нет нимба, потому что ученики еще не поняли то, что понял Иоанн, – что Христос наш спаситель! Спустя мгновение они поймут это, и все изменится!
– У тебя зоркий глаз на искусство, Козимо, – улыбнулся я. – Сходи посмотри картины Джотто в Санта Кроче, и ты изумишься.
– Фрески Джотто столь же прекрасны?
– Джотто был учителем этого скульптора, его картины удивительны, они невероятно прекрасны, – тихо ответил я. – Флоренция не была бы Флоренцией без картин Джотто и рельефов Пизано, без всех великих художников. Они приезжают сюда, чтобы обогатить город цветом, формой и текстурой, наполнить его красотой, которой завидует весь остальной свет.
– Когда-нибудь я буду править Флоренцией, – произнес Козимо с уверенностью человека, который дает клятву.
Он подошел к картине, на которой ученики Иоанна посещают святого в тюрьме, и провел узкими пальцами по фигурам.
– Когда я буду править, то здесь обязательно будет много художников. Я привезу их сюда. Самых лучших!
– Лучшие художники всегда приезжают во Флоренцию.
– Ты ведь веришь мне, Бастардо, веришь, что я буду править Флоренцией? – взволнованно спросил мальчик.
Я присел на корточки и внимательно вгляделся в его желтоватое мальчишеское лицо. Я рассматривал его не одну минуту, чтобы он понял, что я честен с ним. Что-то в его чертах показалось мне смутно знакомым, хотя я знал, что никогда не видел его раньше. А потом что-то в моем разуме сдвинулось, точно осколки стекла со звоном упали на пол, и в памяти мелькнул Гебер-алхимик и ночь философского камня. Когда я увидел себя мертвым, и время устремилось вперед, и я увидел будущее, передо мной промелькнуло много лиц. Одно из них принадлежало могущественному человеку, правителю, который мог вырасти из юного Козимо. Этот парень хорошо одет – подходящая жертва для похитителей. Он из благородной семьи, и у него есть реальный шанс стать правителем города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156