– Вольтерра тоже входит в список его врагов, хотя мой родной город никогда не осмелится напасть после того разгрома, – кивнула она и робко улыбнулась мне, отчего мое сердце вспорхнуло куда-то в горло, а колени обмякли. – Нам, похоже, суждено встречаться, когда вокруг льется кровь, синьор! К счастью, на этот раз она не моя. И я одета. Рада, что и вы в добром здравии. А вы совсем не изменились с тех пор, как спасли меня от кондотьеров!
– Что ты делаешь во Флоренции? – спросил я.
– Теперь я здесь живу. Перебралась сюда полгода назад, – ответила она, отводя взгляд.
Я хотел было спросить почему, но тут двери Гиберти распахнулись.
– Маддалена? А, вот ты где, милая! Я заволновался, когда потерял тебя в толпе! – воскликнул хорошо одетый немолодой человек и подошел к скамье.
Он заключил Маддалену в объятия, поцеловал в лоб и что-то зашептал. У него были белые волосы и почти седая борода, он был высок, худ и похож на ученого. Она на мгновение прильнула к нему, опустив нежную ладонь ему на грудь, и я отдал бы все деньги на своем банковском счете и сто лет своей жизни, лишь бы быть сейчас тканью того камзола, который нежно поглаживала ее рука.
– Ринальдо, этот господин – мой давний знакомый, синьор Лука Бастардо. Он сейчас спас меня, когда я чуть не упала. Без него меня бы затоптали насмерть. Синьор, это Ринальдо Ручеллаи, мой муж. – Она улыбнулась ему, и я никогда еще не испытывал такой зверской ревности за всю свою чертовски долгую жизнь.
Вслед за ревностью налетела душевная боль, но в следующее мгновение она сменилась злостью. Я злился потому, что теперь, когда наконец нашел ее, ту самую женщину из моего видения, она оказалась замужем за другим. Она – моя суженая, она обещана мне! Какой еще муж! Она не может быть замужем! Я же так долго ждал! Холодный, красный туман стоял у меня перед глазами.
– Синьор Бастардо, вы спасли мою жену! Я у вас в неоплатном долгу, – воскликнул Ручеллаи. Он вскочил и принялся трясти мою руку обеими руками. – Вы должны прийти на ужин! Я настаиваю, синьор! Я должен отплатить за вашу доброту к моей жене!
– Да, это было бы замечательно! – Маддалена поднялась и встала рядом с мужем, который обнял ее за талию.
В голове мелькнула сцена: я отрубаю руку, лишь прикоснувшуюся к моей Маддалене, а потом я заметил, что мои пальцы и вправду нащупывают меч. Разумеется, отправившись на мессу, я оставил его дома. Но под туникой был привязан кинжал, и я мог пустить его в ход. Ведь зарезал же кто-то Джулиано де Медичи на торжественной обедне в Санта Мария дель Фьоре, кафедральном соборе Флоренции! Так почему же мне не сойдет с рук убийство какого-то там Ручеллаи в старинном Баптистерии?
– Вас поранили, синьор? – спросила Маддалена встревоженным голосом.
– Простите? – прохрипел я.
– Вас беспокоит рука. Вы ранены? – повторил Ручеллаи. Я мотнул головой, и Ручеллаи взял меня за плечо.
– Ужасные последствия ожидают нас после сегодняшних грозных событий, и я должен буду предложить свои услуги Лоренцо де Медичи. Но вы непременно должны прийти на ужин. Скажем, через две недели?
Я не смог ответить ничего внятного и только неопределенно кивнул. Они попрощались и ушли. Я присел на скамью Баптистерия. По всему городу тревожно трезвонили колокола, их перезвон подхватили колокольни на окраинах и даже в отдаленных деревнях. Флоренция вооружается. Я слышал, как за стенами Баптистерия волновался мир: крики людей, беготня, топот стягивающихся отрядов, стук копыт разъезжающих по улицам кондотьеров, лай собаки, колокольный набат. Один я сидел в Баптистерии. Спустя какое-то время я услышал с улицы два разных клича: «Народ и свобода!» – старинный призыв к свержению деспота, и «Герб Медичи!»– крик приверженцев Медичи. Для меня все это было пустое, важным было одно: я нашел Маддалену, но у нее есть муж.
В конце концов, промерзнув до костей, в блеклом свете скрытого за зловещими тучами солнца я побрел домой, сгибаясь перед порывами резкого ветра. Я избегал тех, кто носился по улицам с мечами наперевес. Некоторые несли надетые на копья и мечи капающие кровью отрубленные головы. Перуджийцев нашли в Палаццо делла Синьория и перебили всех до единого. Никем не остановленный, я благополучно дошел до дома и бегом взлетел по лестнице в мастерскую. Проклиная весь свет, я схватил какой-то пустой пузырек и швырнул о стену. Звон разбитого стекла принес мне облегчение, тогда я взял склянку с морской солью и тоже запустил в стену. С громким хлопком она разлетелась на мелкие осколки, брызнув фонтаном кристаллов. И тогда я завыл. Я метался по мастерской, хватая стеклянные или керамические предметы, и со всей силы швырял их о стену. Бутыль с бордовым вином оставила на полу кровавое пятно.
Наконец я, задыхаясь, остановился посреди комнаты.
– Чтобы все восстановить, вам понадобится очень много флоринов, – проговорил Леонардо.
Он стоял в дверях, скрестив на груди руки. Понятия не имею, сколько времени он оттуда за мной наблюдал.
– К черту деньги! – рявкнул я.
– Вот уж чего никогда не ожидал от вас услышать, – заметил Леонардо и недовольно скривился, хотя его голос, как всегда, остался спокойным и звучным. – Я выбрался целым и невредимым, вы напрасно беспокоитесь. Потеряв вас в толпе, благополучно добрался до дома. Я действительно слышал, что на сегодня назначен какой-то отчаянный шаг. Но Лоренцо де Медичи я не предупреждал. Ведь последнее время он к вам неблагосклонен.
Мне недосуг было слушать разговоры про политические события во Флоренции и про то, какую позицию решил занять Леонардо. У меня была проблема поважнее.
– Женщина, – произнес я, добавив пару ругательств, затем, скрипнув зубами, ударил себя кулаком по лбу. – Я сегодня встретил женщину! Точнее, снова встретил. Я знал ее девочкой.
– Женщину? Ну вот, видите, почему я предпочитаю мужчин! Женщины вредны для здоровья. – Леонардо с улыбкой погладил бороду.
Я оскалился и зарычал на него, как волк. Он вскинул каштановые брови и примирительно махнул руками.
– Тише, тише, учитель! Давайте пойдем куда-нибудь, выпейте со мной хорошего вина, а тем временем скажем служанке, чтобы прибрала этот мусор.
– Не хочу я вина! Я хочу ее! – вскричал я и понял, что сказал правду.
Я хотел Маддалену больше всего на свете. Ни одна женщина еще не казалась мне такой прекрасной. Возможно, это отчасти из-за очень долгого ожидания, ведь я не мог дождаться, когда же сбудется видение. А может, дело в том, что меня поразила не только красота Маддалены. Другие ее достоинства были для меня очевидны: как рассудительно она размышляла о политической ситуации, как смело пережила насилие и позор, какой милой, любезной и доброй она была со стариком-мужем, которого, очевидно, совсем не любила. Она наверняка мечтала обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156