– воскликнул я. – Но я ведь не еврей и знаю, как важно для вас заключать браки с представителями своего народа. Именно поэтому я никогда не добивался Рахили. Думаю, синьора Сфорно содрала бы с меня кожу живьем своим ножом, если бы я посмел о таком подумать!
– Да, она проворно управляется этим ножом, я понимаю, почему ты так думаешь. – Угрюмая, еле заметная улыбка тронула губы Сфорно. – Но ведь можно найти выход. Ты мог бы стать евреем, поменять веру. Мы с Лией говорили об этом. Рахиль была бы счастлива. Ты знаешь, как она тебя любит.
– Поменять веру?
– «Твой Бог – мой Бог, твой народ – мой народ», как сказала Руфь своей свекрови. Раввин проведет обряд. Тебе придется сделать обрезание, но ты ведь выздоравливаешь быстрее и легче, чем остальные люди, да и я могу дать тебе маковой настойки, чтобы облегчить боль. – Он схватил меня за плечо. – Я бы гордился таким сыном, как ты, Лука. Ты больше не был бы безотцовщиной.
Я не знал, что ответить, и долго молчал. Бог как будто снова иронически подшутил надо мной, подкинув мне это предложение именно сейчас, когда я решил начать поиски своих родителей. Я не отвечал, и Сфорно впился в меня глазами. Наконец он выпустил мое плечо, кивнул, стиснув зубы, и отвел глаза.
– Я очень польщен, – нерешительно произнес я. – Я знаю, как вам дороги ваши дочери. И знаю, что значит для вас семья, я был свидетелем этого целых пять лет. Но…
– Но ты Лука Бастардо, а это что-то значит для тебя. Что-то, чего ты сам пока не понял.
– Да, – согласился я, – я Лука Бастардо. Я не знаю, что это значит, если вообще значит что-то, но мне кажется, это похоже на шутку насмешливого Бога, он любит так шутить, и я хочу докопаться до сути.
– Нам, евреям, несладко пришлось от божественных шуток, – сурово ответил Сфорно, – потому что от них мы оказываемся в дураках. – Он выпрямился и снова уставился вдаль. – Ты свободен и можешь уйти, когда пожелаешь, Лука. Я не буду задерживать тебя.
– Мне нужно ваше благословение, синьор Сфорно, – упрямо сказал я.
– Ты получил его еще пять лет тому назад, когда ты вмешался, чтобы спасти меня и Ребекку от беснующейся толпы, – успокоил меня он.
В этот миг мы, обойдя длинное здание собора, завернули за угол и нос к носу столкнулись с группой людей, остановившихся, как водится у нас в городе, чтобы поговорить на площади.
– Есть ли и впрямь нужда в таком братстве? – спросил рослый осанистый мужчина в дорогой одежде.
Его лицо было мне знакомо. Он стоял напротив меня, рядом с ним по одну сторону стоял священник, а по другую – худощавый темноволосый мужчина. Лицо темноволосого показалось мне смутно знакомым. Напротив них, спиной ко мне, стояли трое судей в алых мантиях. Их лиц я не видел.
– Синьор Петрарка, тайное братство Красного пера будет выполнять важную работу, нужную церкви, затаптывать плевелы языческих культов, выслеживая колдунов, астрологов, предсказателей, алхимиков, ведьм, торговцев заклинаниями, сатанистов и прочую нечисть! – горячо принялись убеждать его люди в красных мантиях.
– Все это существует только в воображении невежественного люда, так зачем же нам основывать общество для их розыска и искоренения? – спросил синьор Петрарка.
Это был господин средних лет с красивым и выразительным лицом, и тут я узнал его. Ведь это он несколько лет назад вмешался, когда на площади Оньиссанти толпа собиралась сжечь меня за то, что я якобы был колдуном. Он постарел с тех пор и выглядел лет на пятьдесят, хотя у него до сих пор была гладкая кожа, прямая осанка и приятные черты.
– Есть другие, более важные заботы: объединение Италии, возвращение на свое законное место в Рим папского престола…
– И вы не должны отвлекаться от написания своих «Канцоньере», писем и трактатов. У вас есть более важные дела, – с восхищением прибавил худощавый темноволосый мужчина. – Письма, которые вы посылаете принцам и монархам, оказывают влияние на весь ход нашей жизни.
– Я знаю живого колдуна, который практикует черную магию, чтобы продлить свою молодость, – заявил один из судей в красных мантиях, стоявших ко мне спиной, и я узнал этот громкий скрипучий голос с оттенком жалобного хныканья.
Моя рука потянулась к мечу, но его не было.
– Если бы он действительно практиковал колдовство, неужели бы он до сих пор не наслал на вас порчу, Николо Сильвано? – громко спросил я.
Николо так резко обернулся, что красная мантия взметнулась у него на плечах.
– Бастардо! – ахнул он и, тыча в меня пальцем, оглядел собравшихся. – Вот тот самый колдун! Дьявол всегда слышит, когда о нем говорят!
Он глядел на меня, злобно скривив губы, и я увидел перед собой точное повторение его отца: тонкий, острый, как лезвие, нос и выдающийся подбородок, тщательно причесанную, коротко постриженную бороду и изрытое оспинами лицо. От него несло теми же духами. Меня с ног до головы ошпарило ненавистью. Руки так и чесались прикончить его, я непроизвольно сжимал и разжимал кулаки.
– Хорошенько рассмотрите лицо этого колдуна, – сплюнул Николо. – Оно нисколько не меняется с годами!
– Лучше уж мое лицо, чем твоя гадкая рожа, – съязвил я.
Моисей Сфорно потянул меня за рукав, пытаясь увести, но я стряхнул его руку. Вся кровь во мне вскипала от ненависти, и я не мог так просто оставить в покое Николо с его враньем.
– Он не похож на колдуна, – задумчиво произнес Петрарка, склонив голову набок и прищурившись. – Он больше похож на приятного молодого человека, который не умеет выбирать головные уборы. Послушайте, юноша, вы не могли найти что-нибудь более щегольское, чем эта простая фоджетта? В вашем возрасте я не скупился на наряды и следил за своей внешностью, хотя был далеко не таким красавцем, как вы!
– И как долго он будет оставаться таким, как сейчас? – громко воскликнул Николо, почти прокричав эти слова. – Работая на моего отца, он почти двадцать лет оставался с виду двенадцатилетним мальчишкой! Это колдун!
– Он ведь старше вас, не так ли? – спросил Петрарка спокойным и невозмутимым тоном. – Откуда же вам знать, как он выглядел до вашего рождения?
– До меня тоже доходили слухи о его неестественной моложавости, – сказал человек, стоящий рядом с Николо.
Это был невысокий полноватый мужчина с жирной кожей. Окинув его высокомерным взглядом, я заметил под красной судейской мантией доминиканскую одежду. Он поджал тонкие губы и вздернул нос.
– Слухи – это все равно что грезы наивных дурочек, – ответил я гораздо спокойнее, чем был на самом деле, – они пустые. Разве вы, отец мой, наивная дурочка, чтобы принимать их на веру?
– Вот именно, – величественно произнес статный Петрарка. – Услышанное стоит подвергать сомнению, пока не доказана его истинность. Вернее, мы должны принимать сомнение как истину, не утверждая ничего и сомневаясь во всем, кроме тех вещей, сомневаться в которых было бы кощунственно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Да, она проворно управляется этим ножом, я понимаю, почему ты так думаешь. – Угрюмая, еле заметная улыбка тронула губы Сфорно. – Но ведь можно найти выход. Ты мог бы стать евреем, поменять веру. Мы с Лией говорили об этом. Рахиль была бы счастлива. Ты знаешь, как она тебя любит.
– Поменять веру?
– «Твой Бог – мой Бог, твой народ – мой народ», как сказала Руфь своей свекрови. Раввин проведет обряд. Тебе придется сделать обрезание, но ты ведь выздоравливаешь быстрее и легче, чем остальные люди, да и я могу дать тебе маковой настойки, чтобы облегчить боль. – Он схватил меня за плечо. – Я бы гордился таким сыном, как ты, Лука. Ты больше не был бы безотцовщиной.
Я не знал, что ответить, и долго молчал. Бог как будто снова иронически подшутил надо мной, подкинув мне это предложение именно сейчас, когда я решил начать поиски своих родителей. Я не отвечал, и Сфорно впился в меня глазами. Наконец он выпустил мое плечо, кивнул, стиснув зубы, и отвел глаза.
– Я очень польщен, – нерешительно произнес я. – Я знаю, как вам дороги ваши дочери. И знаю, что значит для вас семья, я был свидетелем этого целых пять лет. Но…
– Но ты Лука Бастардо, а это что-то значит для тебя. Что-то, чего ты сам пока не понял.
– Да, – согласился я, – я Лука Бастардо. Я не знаю, что это значит, если вообще значит что-то, но мне кажется, это похоже на шутку насмешливого Бога, он любит так шутить, и я хочу докопаться до сути.
– Нам, евреям, несладко пришлось от божественных шуток, – сурово ответил Сфорно, – потому что от них мы оказываемся в дураках. – Он выпрямился и снова уставился вдаль. – Ты свободен и можешь уйти, когда пожелаешь, Лука. Я не буду задерживать тебя.
– Мне нужно ваше благословение, синьор Сфорно, – упрямо сказал я.
– Ты получил его еще пять лет тому назад, когда ты вмешался, чтобы спасти меня и Ребекку от беснующейся толпы, – успокоил меня он.
В этот миг мы, обойдя длинное здание собора, завернули за угол и нос к носу столкнулись с группой людей, остановившихся, как водится у нас в городе, чтобы поговорить на площади.
– Есть ли и впрямь нужда в таком братстве? – спросил рослый осанистый мужчина в дорогой одежде.
Его лицо было мне знакомо. Он стоял напротив меня, рядом с ним по одну сторону стоял священник, а по другую – худощавый темноволосый мужчина. Лицо темноволосого показалось мне смутно знакомым. Напротив них, спиной ко мне, стояли трое судей в алых мантиях. Их лиц я не видел.
– Синьор Петрарка, тайное братство Красного пера будет выполнять важную работу, нужную церкви, затаптывать плевелы языческих культов, выслеживая колдунов, астрологов, предсказателей, алхимиков, ведьм, торговцев заклинаниями, сатанистов и прочую нечисть! – горячо принялись убеждать его люди в красных мантиях.
– Все это существует только в воображении невежественного люда, так зачем же нам основывать общество для их розыска и искоренения? – спросил синьор Петрарка.
Это был господин средних лет с красивым и выразительным лицом, и тут я узнал его. Ведь это он несколько лет назад вмешался, когда на площади Оньиссанти толпа собиралась сжечь меня за то, что я якобы был колдуном. Он постарел с тех пор и выглядел лет на пятьдесят, хотя у него до сих пор была гладкая кожа, прямая осанка и приятные черты.
– Есть другие, более важные заботы: объединение Италии, возвращение на свое законное место в Рим папского престола…
– И вы не должны отвлекаться от написания своих «Канцоньере», писем и трактатов. У вас есть более важные дела, – с восхищением прибавил худощавый темноволосый мужчина. – Письма, которые вы посылаете принцам и монархам, оказывают влияние на весь ход нашей жизни.
– Я знаю живого колдуна, который практикует черную магию, чтобы продлить свою молодость, – заявил один из судей в красных мантиях, стоявших ко мне спиной, и я узнал этот громкий скрипучий голос с оттенком жалобного хныканья.
Моя рука потянулась к мечу, но его не было.
– Если бы он действительно практиковал колдовство, неужели бы он до сих пор не наслал на вас порчу, Николо Сильвано? – громко спросил я.
Николо так резко обернулся, что красная мантия взметнулась у него на плечах.
– Бастардо! – ахнул он и, тыча в меня пальцем, оглядел собравшихся. – Вот тот самый колдун! Дьявол всегда слышит, когда о нем говорят!
Он глядел на меня, злобно скривив губы, и я увидел перед собой точное повторение его отца: тонкий, острый, как лезвие, нос и выдающийся подбородок, тщательно причесанную, коротко постриженную бороду и изрытое оспинами лицо. От него несло теми же духами. Меня с ног до головы ошпарило ненавистью. Руки так и чесались прикончить его, я непроизвольно сжимал и разжимал кулаки.
– Хорошенько рассмотрите лицо этого колдуна, – сплюнул Николо. – Оно нисколько не меняется с годами!
– Лучше уж мое лицо, чем твоя гадкая рожа, – съязвил я.
Моисей Сфорно потянул меня за рукав, пытаясь увести, но я стряхнул его руку. Вся кровь во мне вскипала от ненависти, и я не мог так просто оставить в покое Николо с его враньем.
– Он не похож на колдуна, – задумчиво произнес Петрарка, склонив голову набок и прищурившись. – Он больше похож на приятного молодого человека, который не умеет выбирать головные уборы. Послушайте, юноша, вы не могли найти что-нибудь более щегольское, чем эта простая фоджетта? В вашем возрасте я не скупился на наряды и следил за своей внешностью, хотя был далеко не таким красавцем, как вы!
– И как долго он будет оставаться таким, как сейчас? – громко воскликнул Николо, почти прокричав эти слова. – Работая на моего отца, он почти двадцать лет оставался с виду двенадцатилетним мальчишкой! Это колдун!
– Он ведь старше вас, не так ли? – спросил Петрарка спокойным и невозмутимым тоном. – Откуда же вам знать, как он выглядел до вашего рождения?
– До меня тоже доходили слухи о его неестественной моложавости, – сказал человек, стоящий рядом с Николо.
Это был невысокий полноватый мужчина с жирной кожей. Окинув его высокомерным взглядом, я заметил под красной судейской мантией доминиканскую одежду. Он поджал тонкие губы и вздернул нос.
– Слухи – это все равно что грезы наивных дурочек, – ответил я гораздо спокойнее, чем был на самом деле, – они пустые. Разве вы, отец мой, наивная дурочка, чтобы принимать их на веру?
– Вот именно, – величественно произнес статный Петрарка. – Услышанное стоит подвергать сомнению, пока не доказана его истинность. Вернее, мы должны принимать сомнение как истину, не утверждая ничего и сомневаясь во всем, кроме тех вещей, сомневаться в которых было бы кощунственно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156