– Она вздохнула, потом заговорила, тщательно взвешивая каждое слово. – В его глазах я часто читала страдание – какую-то глубоко скрытую муку. Но он никогда не заговаривал об этом, а я никогда не спрашивала. – Она достала из сумочки конверт. – А в его письме все сказано.
Патрицию охватил бессознательный страх.
– Мне кажется, он написал это мне, как бы репетируя то, что намеревался сказать вам при встрече. Но судьбе было угодно, чтобы вы так и не узнали об этом. – Теперь она говорила едва ли не шепотом. – И я спрашивала себя, следует ли мне раскрыть вам тайну того, что произошло задолго до вашего рождения. Но мне было страшно… и я откладывала решение… до нынешней минуты.
Патриция, как загипнотизированная, следила за тем, как Люба выкладывает письмо на стол.
– На случай, если я вам понадоблюсь, я буду в холле.
Оставшись в одиночестве, Патриция уставилась на письмо. Из-за двери было слышно, как вколачивают в стену гвоздь. Она посмотрела в окно: снег валил по-прежнему, машины мягко скользили по Пятьдесят седьмой улице.
Она взяла письмо. Конверт был едва заметно засален, словно его часто брали в руки.
Сколько всего произошло с той поры, когда Патриция встретилась с Любой в Лондоне. В то время ей было страшно жить и очень хотелось, вступив в мысленный разговор с отцом, позволить ему утешить ее и раскрыть ту тайну, которую он хранил. Она не могла смириться с мыслью, которую внушал ей доктор Соломон, – «некоторые двери надо оставлять закрытыми».
Она вновь посмотрела на письмо. Размашистым почерком отца оно было адресовано мисс Любе Джонсон.
Она на мгновение отвлеклась от письма и подумала о маленьком Пауло, о том, как он ерзает на уроке, потому что ему не терпится покататься на лошади. Она подумала о Мигеле – он не любил летать в Лиссабон без нее, и, как правило, они прибывали в Учебный центр вдвоем, но на этот раз она не поехала с ним. У них были замечательные планы по расширению филиала Учебного центра на ферме – он уже сейчас и размерами, и славой затмил основной центр, расположенный в Лиссабоне.
Патриция принялась вертеть письмо в руках. А мысли ее по-прежнему переносились с одного предмета на другой. Она гордилась успехами корпорации Стоунхэм. Миссис Спербер, председатель совета директоров, и Хови, женатый на Джоанне, железной рукой руководили компанией и вели ее к дальнейшему процветанию. Но, будучи людьми благодарными, отводили Патриции главную роль в деле переустройства компании, ведущей дела по совести.
Она отложила письмо, затем вновь взяла его. Бедный папочка. Да, порой, еще совсем юной девицей, она тоже подмечала эту неизреченную муку, это тайное страдание у него в глазах. Но ей больше нравилось вспоминать о том, с какой радостью он читал ей перед сном. «Жаворонок на крыле… Холм омыт росой жемчужной»… Она поглядела в окно – снег все еще шел, и снежинки налипали на стекло – и застывали там на мгновенье, прежде чем превратиться в прозрачную каплю воды. «Бог – на небе. На земле унывать нам всем не нужно»…
Вот воспоминания, которые ей по-настоящему хотелось сохранить, вот дверь, которую надо было держать раскрытой настежь. Она решительно отложила пухлый конверт. А эту дверь надо держать запертой. И Патриция быстро вышла из комнаты.
Уже уходя из галереи, она остановилась перед «Звездолазом», которого к этому времени повесили на стену. «Папочка, – подумала она, – пожалуйста, не оборачивайся. Я не хочу видеть неизреченную муку у тебя в глазах. Развешивай на небесах звезды».
– Ах, миссис Кардига, – подлетела к ней хозяйка галереи. – Вы нас уже покидаете?
– Да, меня на ферме ждет сын. Пожалуйста, поблагодарите леди Макфэдден – за все!
Она забралась в машину, прежде чем Эдгар сумел выскочить, чтобы открыть перед ней дверцу.
– Поехали домой, Эдгар.
Ей было зябко и она поплотней закуталась в шаль. Сердце сильно колотилось, но к тому времени, как они выехали за городскую черту, Патриция сумела взять себя в руки. Они мчались на север, покрышки шуршали по обледенелой дороге.
«Да, доктор Соломон, – подумала она, – я оставила запертыми все двери, ведущие к темным тайнам. Настало время лишь для приятных тайн, лишь для счастливых тайн». Она откинулась на сиденье, сложила руки на животе и улыбнулась, представив себе изумленный вид Мигеля, когда она сообщит ему о том, что у маленького Пауло появится братик… или сестренка… или и тот, и другая сразу!
Машина уже подъезжала к ферме, а на губах Патриции все еще светилась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Патрицию охватил бессознательный страх.
– Мне кажется, он написал это мне, как бы репетируя то, что намеревался сказать вам при встрече. Но судьбе было угодно, чтобы вы так и не узнали об этом. – Теперь она говорила едва ли не шепотом. – И я спрашивала себя, следует ли мне раскрыть вам тайну того, что произошло задолго до вашего рождения. Но мне было страшно… и я откладывала решение… до нынешней минуты.
Патриция, как загипнотизированная, следила за тем, как Люба выкладывает письмо на стол.
– На случай, если я вам понадоблюсь, я буду в холле.
Оставшись в одиночестве, Патриция уставилась на письмо. Из-за двери было слышно, как вколачивают в стену гвоздь. Она посмотрела в окно: снег валил по-прежнему, машины мягко скользили по Пятьдесят седьмой улице.
Она взяла письмо. Конверт был едва заметно засален, словно его часто брали в руки.
Сколько всего произошло с той поры, когда Патриция встретилась с Любой в Лондоне. В то время ей было страшно жить и очень хотелось, вступив в мысленный разговор с отцом, позволить ему утешить ее и раскрыть ту тайну, которую он хранил. Она не могла смириться с мыслью, которую внушал ей доктор Соломон, – «некоторые двери надо оставлять закрытыми».
Она вновь посмотрела на письмо. Размашистым почерком отца оно было адресовано мисс Любе Джонсон.
Она на мгновение отвлеклась от письма и подумала о маленьком Пауло, о том, как он ерзает на уроке, потому что ему не терпится покататься на лошади. Она подумала о Мигеле – он не любил летать в Лиссабон без нее, и, как правило, они прибывали в Учебный центр вдвоем, но на этот раз она не поехала с ним. У них были замечательные планы по расширению филиала Учебного центра на ферме – он уже сейчас и размерами, и славой затмил основной центр, расположенный в Лиссабоне.
Патриция принялась вертеть письмо в руках. А мысли ее по-прежнему переносились с одного предмета на другой. Она гордилась успехами корпорации Стоунхэм. Миссис Спербер, председатель совета директоров, и Хови, женатый на Джоанне, железной рукой руководили компанией и вели ее к дальнейшему процветанию. Но, будучи людьми благодарными, отводили Патриции главную роль в деле переустройства компании, ведущей дела по совести.
Она отложила письмо, затем вновь взяла его. Бедный папочка. Да, порой, еще совсем юной девицей, она тоже подмечала эту неизреченную муку, это тайное страдание у него в глазах. Но ей больше нравилось вспоминать о том, с какой радостью он читал ей перед сном. «Жаворонок на крыле… Холм омыт росой жемчужной»… Она поглядела в окно – снег все еще шел, и снежинки налипали на стекло – и застывали там на мгновенье, прежде чем превратиться в прозрачную каплю воды. «Бог – на небе. На земле унывать нам всем не нужно»…
Вот воспоминания, которые ей по-настоящему хотелось сохранить, вот дверь, которую надо было держать раскрытой настежь. Она решительно отложила пухлый конверт. А эту дверь надо держать запертой. И Патриция быстро вышла из комнаты.
Уже уходя из галереи, она остановилась перед «Звездолазом», которого к этому времени повесили на стену. «Папочка, – подумала она, – пожалуйста, не оборачивайся. Я не хочу видеть неизреченную муку у тебя в глазах. Развешивай на небесах звезды».
– Ах, миссис Кардига, – подлетела к ней хозяйка галереи. – Вы нас уже покидаете?
– Да, меня на ферме ждет сын. Пожалуйста, поблагодарите леди Макфэдден – за все!
Она забралась в машину, прежде чем Эдгар сумел выскочить, чтобы открыть перед ней дверцу.
– Поехали домой, Эдгар.
Ей было зябко и она поплотней закуталась в шаль. Сердце сильно колотилось, но к тому времени, как они выехали за городскую черту, Патриция сумела взять себя в руки. Они мчались на север, покрышки шуршали по обледенелой дороге.
«Да, доктор Соломон, – подумала она, – я оставила запертыми все двери, ведущие к темным тайнам. Настало время лишь для приятных тайн, лишь для счастливых тайн». Она откинулась на сиденье, сложила руки на животе и улыбнулась, представив себе изумленный вид Мигеля, когда она сообщит ему о том, что у маленького Пауло появится братик… или сестренка… или и тот, и другая сразу!
Машина уже подъезжала к ферме, а на губах Патриции все еще светилась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83