Он припарковал машину у дальнего конца здания и провел ее через стеклянную дверь во дворец.
– В этой части дворца некогда размещалась кухня, а сейчас оборудован превосходный ресторан «Конзинха Велха». Звучит романтично, не правда ли?
У нее не было ни малейшего шанса на то, чтобы ответить, потому что к ним уже подскочил метрдотель.
– Сеньор Кардига! Как приятно вновь вас видеть!
Метрдотель ввел их в зал ресторана, едва освещенный фонарями типа тех, что обычно висят в порту. Они прошли мимо мраморного разделочного стола длиной в пятнадцать футов, за которым когда-то работали королевские повара, мимо гигантской печи с открытым очагом, установленной на высоких мраморных колоннах. Здесь же находилась гигантская жаровня, на которой можно было зажарить целого кабана.
– Прошу сюда, сеньор.
Метрдотель усадил их за угловой столик неподалеку от каменного бассейна, в котором журчала проточная вода.
– Ах, какая прелесть! Здесь и рыбы водятся? – пошутила Патриция.
– Вообще-то говоря, сюда направили русло местной реки, чтобы повара могли ловить свежую рыбу на обед королю и ополаскивать посуду, – пояснил Мигель.
– Весьма практично.
Изящно поклонившись, официант подал Мигелю карточку вин.
– Что вы будете пить? – поинтересовался Мигель.
– Не будет ли с моей стороны чрезмерной наглостью попросить переквиту?
Патриция подмигнула Мигелю. Он рассмеялся.
– Пожалуй, лучше не стоит. Это вино успеет изрядно надоесть вам начиная с завтрашнего утра.
– Это что, угроза?
– Патриция, – мягко начал он, опершись на локти и заглянув ей прямо в глаза. – Разве я похож на человека, способного угрожать даме?
Официант позволил себе кашлянуть.
– Подайте нам бутылку «Бранко Секо», – сказал Мигель, даже не взглянув на карточку. И пояснил Патриции. – Это белое вино – и оно тоже с виноградников Эмилио.
– Я бы с удовольствием познакомилась с Эмилио.
– Он вернется через пару дней. Мы с ним дружим еще с тех пор, когда его отец Эмилио избил его за то, что тот соблазнил одну из служанок, а мой избил меня за то, что я не позаботился как следует о лошади после того, как закончил работу с нею.
– И он вас за это избил?
– Чего он ни за что бы не сделал, соблазни я кого-нибудь из служанок.
Они расхохотались.
Патриция попробовала вино; пила она редко, и у нее защипало язык.
Мигель заказал на двоих гаспача и сыр, который здесь называют азеитао.
– Я бы никогда не осмелился заказать ничего мясного, зная о вашем отношении к животным. Это овечий сыр с полуострова Аррабида. Помните мою историю про пастуха?
– Ну, конечно. – Она откусила кусочек. – Ой, как вкусно!
– Здесь считается, что этот сыр обладает и целебными свойствами. – Он умолк, затем добавил. – Но, конечно, от рака он не спасет.
– Так значит, доктора уже не в силах помочь вашему отцу?
– Они сказали мне, что ему остается, самое большее, полгода.
– Ах, как это страшно, как это тяжело и грустно… и все же он держится с таким мужеством. Я получила истинное удовольствие от беседы с ним. Его любовь к этой лошади и впрямь необычайна!
– Да. Такие, как Аманта, попадаются одна на миллион. Мигель улыбнулся. Темная туча прошла так же стремительно, как и налетела.
– Аманта. Как романтично звучит это имя!
– Оно означает Возлюбленная, – подмигнув, сказал Мигель. – Только мой отец осмелился дать такое имя лошади.
Патриция рассмеялась.
– Он и впрямь незаурядная личность.
– Что верно, то верно. Его называли и художником, и гением, и безумцем – и, думаю, вы согласны, что для любого из этих определений имеются основания.
– Вы в чем-то очень похожи на своего отца – ведь и в вас тоже есть капелька безумия.
– Но я никогда не повешу голову своей возлюбленной на стену и не подложу ее шкуру себе под ноги.
Патриция состроила гримасу.
– Да, чувство юмора у меня довольно мрачное, его я тоже унаследовал от отца. Моя мать, знаете ли, умерла родами, и заниматься мною с самого начала пришлось ему. Ну, мы, понятно, страшно ругались – я так и не научился соответствовать его требованиям. И мы по-прежнему раздражаем друг друга, хотя я и люблю старого местра.
– Да, мне это понятно. Я тоже любила своего отца. – И вдруг Патриции неудержимо захотелось развить эту тему. – Он погиб при самых чудовищных обстоятельствах.
Мигель, отхлебнув вина, испытующе поглядел на нее.
– Он летел на встречу со мной… но… его самолет был захвачен палестинскими террористами. Они убили всех евреев, находившихся на борту, – а отец… они по ошибке приняли его за еврея.
– Какая трагедия… – он покачал головой. – Никогда не мог понять, почему столько народу ненавидят евреев.
– Я тоже не могу этого понять… но мой дед называл их склизким народцем – и говорил, что им нельзя доверять, когда речь заходит о деньгах.
– А как вы сами к этому относитесь?
– У меня есть только один знакомый еврей – доктор Соломон, – и я люблю его всей душою.
– Что ж, теперь вы познакомились еще с одним. Патриция удивленно посмотрела на него.
Я происхожу из рода марранов.
– Кто такие марраны?
– Евреи, которых инквизиторы заставили принять католичество. Завтра я покажу вам Россио – там заживо сожгли тысячи евреев.
– Какой ужас!
– Какая глупость. Большая часть людей на земле хоть в какой-то степени, да евреи. Мне кажется, священники забывают о том, что сам Христос был евреем.
Она внимательно и взволнованно слушала – его слова производили на нее сильнейшее впечатление. Мигель собрался с мыслями.
– Я ненавижу религию. Это она заставляет людей ненавидеть друг друга, убивать друг друга. Патриция, этот мир был бы куда лучше, если бы люди побольше внимания уделяли Богу и поменьше – той или иной религии.
– Послушать вас, так все это предельно просто. Мигель осушил бокал.
– Большая часть всего, что происходит на свете, предельно проста. Если только знать, чего ты на самом деле хочешь. – Он взял ее руку в свои. – Вы знаете, чего вы хотите?
– Иногда я в этом не уверена. Он пристально посмотрел на нее.
– А я знаю. Я хочу вас.
Будучи не в силах выдержать его взгляд, Патриция потупилась и посмотрела на его сильные руки, сжимающие ее изящные пальчики. Затем медленно и не осмеливаясь вздохнуть, вновь посмотрела ему в глаза.
Дверь ванной закрылась за Патрицией. Мигель выключил свет, чиркнул спичкой и зажег толстую свечу, стоящую на ночном столике. Он разделся, сел на кровать, отстегнул ремень, крепящий протез на ноге, – теперь это было куда проще, чем разбираться со сложной системой, опутывавшей его ногу прежде. Протез скользнул на пол.
Он поглядел на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную; время от времени эта полоска исчезала – источник света заслоняла Патриция. Затем свет в ванной погас, и его сердце бешено забилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– В этой части дворца некогда размещалась кухня, а сейчас оборудован превосходный ресторан «Конзинха Велха». Звучит романтично, не правда ли?
У нее не было ни малейшего шанса на то, чтобы ответить, потому что к ним уже подскочил метрдотель.
– Сеньор Кардига! Как приятно вновь вас видеть!
Метрдотель ввел их в зал ресторана, едва освещенный фонарями типа тех, что обычно висят в порту. Они прошли мимо мраморного разделочного стола длиной в пятнадцать футов, за которым когда-то работали королевские повара, мимо гигантской печи с открытым очагом, установленной на высоких мраморных колоннах. Здесь же находилась гигантская жаровня, на которой можно было зажарить целого кабана.
– Прошу сюда, сеньор.
Метрдотель усадил их за угловой столик неподалеку от каменного бассейна, в котором журчала проточная вода.
– Ах, какая прелесть! Здесь и рыбы водятся? – пошутила Патриция.
– Вообще-то говоря, сюда направили русло местной реки, чтобы повара могли ловить свежую рыбу на обед королю и ополаскивать посуду, – пояснил Мигель.
– Весьма практично.
Изящно поклонившись, официант подал Мигелю карточку вин.
– Что вы будете пить? – поинтересовался Мигель.
– Не будет ли с моей стороны чрезмерной наглостью попросить переквиту?
Патриция подмигнула Мигелю. Он рассмеялся.
– Пожалуй, лучше не стоит. Это вино успеет изрядно надоесть вам начиная с завтрашнего утра.
– Это что, угроза?
– Патриция, – мягко начал он, опершись на локти и заглянув ей прямо в глаза. – Разве я похож на человека, способного угрожать даме?
Официант позволил себе кашлянуть.
– Подайте нам бутылку «Бранко Секо», – сказал Мигель, даже не взглянув на карточку. И пояснил Патриции. – Это белое вино – и оно тоже с виноградников Эмилио.
– Я бы с удовольствием познакомилась с Эмилио.
– Он вернется через пару дней. Мы с ним дружим еще с тех пор, когда его отец Эмилио избил его за то, что тот соблазнил одну из служанок, а мой избил меня за то, что я не позаботился как следует о лошади после того, как закончил работу с нею.
– И он вас за это избил?
– Чего он ни за что бы не сделал, соблазни я кого-нибудь из служанок.
Они расхохотались.
Патриция попробовала вино; пила она редко, и у нее защипало язык.
Мигель заказал на двоих гаспача и сыр, который здесь называют азеитао.
– Я бы никогда не осмелился заказать ничего мясного, зная о вашем отношении к животным. Это овечий сыр с полуострова Аррабида. Помните мою историю про пастуха?
– Ну, конечно. – Она откусила кусочек. – Ой, как вкусно!
– Здесь считается, что этот сыр обладает и целебными свойствами. – Он умолк, затем добавил. – Но, конечно, от рака он не спасет.
– Так значит, доктора уже не в силах помочь вашему отцу?
– Они сказали мне, что ему остается, самое большее, полгода.
– Ах, как это страшно, как это тяжело и грустно… и все же он держится с таким мужеством. Я получила истинное удовольствие от беседы с ним. Его любовь к этой лошади и впрямь необычайна!
– Да. Такие, как Аманта, попадаются одна на миллион. Мигель улыбнулся. Темная туча прошла так же стремительно, как и налетела.
– Аманта. Как романтично звучит это имя!
– Оно означает Возлюбленная, – подмигнув, сказал Мигель. – Только мой отец осмелился дать такое имя лошади.
Патриция рассмеялась.
– Он и впрямь незаурядная личность.
– Что верно, то верно. Его называли и художником, и гением, и безумцем – и, думаю, вы согласны, что для любого из этих определений имеются основания.
– Вы в чем-то очень похожи на своего отца – ведь и в вас тоже есть капелька безумия.
– Но я никогда не повешу голову своей возлюбленной на стену и не подложу ее шкуру себе под ноги.
Патриция состроила гримасу.
– Да, чувство юмора у меня довольно мрачное, его я тоже унаследовал от отца. Моя мать, знаете ли, умерла родами, и заниматься мною с самого начала пришлось ему. Ну, мы, понятно, страшно ругались – я так и не научился соответствовать его требованиям. И мы по-прежнему раздражаем друг друга, хотя я и люблю старого местра.
– Да, мне это понятно. Я тоже любила своего отца. – И вдруг Патриции неудержимо захотелось развить эту тему. – Он погиб при самых чудовищных обстоятельствах.
Мигель, отхлебнув вина, испытующе поглядел на нее.
– Он летел на встречу со мной… но… его самолет был захвачен палестинскими террористами. Они убили всех евреев, находившихся на борту, – а отец… они по ошибке приняли его за еврея.
– Какая трагедия… – он покачал головой. – Никогда не мог понять, почему столько народу ненавидят евреев.
– Я тоже не могу этого понять… но мой дед называл их склизким народцем – и говорил, что им нельзя доверять, когда речь заходит о деньгах.
– А как вы сами к этому относитесь?
– У меня есть только один знакомый еврей – доктор Соломон, – и я люблю его всей душою.
– Что ж, теперь вы познакомились еще с одним. Патриция удивленно посмотрела на него.
Я происхожу из рода марранов.
– Кто такие марраны?
– Евреи, которых инквизиторы заставили принять католичество. Завтра я покажу вам Россио – там заживо сожгли тысячи евреев.
– Какой ужас!
– Какая глупость. Большая часть людей на земле хоть в какой-то степени, да евреи. Мне кажется, священники забывают о том, что сам Христос был евреем.
Она внимательно и взволнованно слушала – его слова производили на нее сильнейшее впечатление. Мигель собрался с мыслями.
– Я ненавижу религию. Это она заставляет людей ненавидеть друг друга, убивать друг друга. Патриция, этот мир был бы куда лучше, если бы люди побольше внимания уделяли Богу и поменьше – той или иной религии.
– Послушать вас, так все это предельно просто. Мигель осушил бокал.
– Большая часть всего, что происходит на свете, предельно проста. Если только знать, чего ты на самом деле хочешь. – Он взял ее руку в свои. – Вы знаете, чего вы хотите?
– Иногда я в этом не уверена. Он пристально посмотрел на нее.
– А я знаю. Я хочу вас.
Будучи не в силах выдержать его взгляд, Патриция потупилась и посмотрела на его сильные руки, сжимающие ее изящные пальчики. Затем медленно и не осмеливаясь вздохнуть, вновь посмотрела ему в глаза.
Дверь ванной закрылась за Патрицией. Мигель выключил свет, чиркнул спичкой и зажег толстую свечу, стоящую на ночном столике. Он разделся, сел на кровать, отстегнул ремень, крепящий протез на ноге, – теперь это было куда проще, чем разбираться со сложной системой, опутывавшей его ногу прежде. Протез скользнул на пол.
Он поглядел на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную; время от времени эта полоска исчезала – источник света заслоняла Патриция. Затем свет в ванной погас, и его сердце бешено забилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83