Мигель поспешил за врачом.
– Доктор Брага, что вы обо всем этом скажете?
– Возможно, просто нелады с пищеварением… или, скажем, язва… но, мне кажется, эти симптомы свидетельствуют о более серьезном заболевании.
– Каком например?
– Прежде чем ответить на этот вопрос, мне необходимо провести более тщательные исследования. Проследите, чтобы он провел в постели пару дней и хорошенько отдохнул, а потом мы положим его в больницу и сделаем анализы.
ЛОНДОН
– Ах да, мисс Деннисон, миледи ожидает вас. Круглолицая ирландская служанка провела Патрицию в заставленную предметами старины приемную элегантного городского особняка лорда и леди Макфэдден, из окон которого открывался вид на сады в Слоан-сквер.
Стены были увешены полотнами, судя по всему, написанными самой Любой. Патриция, оглядевшись по сторонам, принялась с интересом рассматривать их. Затем внезапно встрепенулась. Она узнала силуэт на картине, висевшей над камином. Это был тот же самый силуэт, что и у ее любимого «Звездолаза». Папочка! Она подошла поближе. Мужчина на картине, находясь на залитом лунным светом пляже, обнимал женщину. Медная табличка под картиной гласила: «Любовники из Тройя». Тройя?.. Папочка хотел повезти Патрицию туда – он говорил ей, что это волшебное место…
От размышлений Патрицию отвлек голос Любы:
– Я так рада, что вы пришли. Пожалуйста, присядьте.
Служанка внесла чайный сервиз на серебряном подносе, поставила его на столик и молча удалилась из комнаты.
– Вы бывали в Тройя? – осведомилась Патриция.
– Да. Это чудесное место.
– Мой отец тоже любил Португалию… Он снимал там картину.
– Да, мне это известно.
Голос Любы прозвучал с едва заметной мечтательностью. Она налила чай гостье и себе.
Возникло настороженное молчание. Патриция еще раз бросила взгляд на картину над камином. Разумеется, это она, Люба, изображена там с отцом, это ее руки сжимают его в своих объятиях. «Так что же, он хотел взять меня в Португалию для того, чтобы посетить школу верховой езды Кардиги, как утверждал, или решил избрать меня спутницей в своем паломничестве по местам былой любви?»
– Я любила вашего отца.
Прозвучало это так, словно Люба сумела прочитать ее мысли.
Изумленная Патриция не знала, что ответить. В молчании они попивали чай из изысканных стаффордширских чашек; Патриция изо всех сил старалась не смотреть на картину над камином.
– Ваш отец был главным мужчиной в моей жизни. И он так часто говорил о вас, что у меня ощущение, будто я вас давно и хорошо знаю.
– А что он говорил обо мне?
– Ну… да… он говорил о том, как сильно скучает… о том, как вы любите лошадей… он с нетерпением ждал того времени, когда смог бы вновь съехаться с вами…
– Папочка написал вам… из Триеста… Перед тем, как взошел на борт самолета, улетающего в Швейцарию.
Люба сделала круглые глаза.
– Ради Бога, откуда вам это известно?
– Мне рассказала служащая авиакомпании, отправившая письмо из аэропорта в Триесте.
– Что ж… – Люба сделала глоток. – Вам пришлось немало потрудиться.
– Он, знаете ли, позвонил мне оттуда. И его голос звучал так взволнованно – он говорил, что собирается рассказать мне нечто очень важное. И мне необходимо узнать, что он имел в виду.
Наступила в разговоре еще одна долгая пауза, на протяжении которой взгляд темных глаз Любы буквально пронизывал Патрицию. В конце концов она глубоко вздохнула.
– Это было сугубо личное письмо.
– Ага, вот вы где, курочки! – внезапно прозвучал в комнате сочный мужской голос.
Появился высокий рыхловатый англичанин с румяными щеками и с небольшой плешью, не слишком тщательно скрытой начесанными на нее волосами.
– Это мой муж, – представила его Люба.
Он взял руку Патриции и поцеловал ее на континентальный манер, затем уселся рядом с женой. Люба прильнула к нему.
– Муж и наставник.
Его светлость соизволили громко расхохотаться. – Вот как? А я и не знал.
– Все ты прекрасно знаешь, дорогой, – сказала Люба. Она обернулась к «Любовникам из Тройя». – Это первая картина, которую мне удалось продать. Продала я ее ему.
– Я был в полном отчаянии, – вздохнул лорд. – И был согласен на все, лишь бы затащить ее в постель.
И он рассмеялся еще громче.
Люба игриво запустила в него подушкой.
– Иди одевайся, а то мы опять опоздаем.
– А что мне надеть?
С наигранной серьезностью Люба вытолкала его из комнаты и через плечо пожаловалась Патриции:
– Ах, он такое дитя!
Патриция взяла свою сумочку.
– Понимаю, как вы заняты, и не хочу вас больше задерживать.
Люба проводила ее до вестибюля.
– Патриция, хочу, чтобы вы знали: я о вас часто думала. И я рада, что мне наконец-то удалось свидеться с вами.
– Благодарю вас.
Рука Патриции легла на дверную ручку.
– Жаль, что я не больно-то вам помогла.
– Я рада, что вы уделили мне столько времени… но… мне кажется… я понимаю, письмо сугубо личное, как вы сказали… но это было последнее письмо, написанное отцом… его последние слова… не кажется ли вам, что вы могли бы показать мне это письмо?
Люба заколебалась.
– Ну, что ж… правда, я не помню, куда я его дела… когда выходишь замуж, перестаешь держать старые любовные письма в ящике ночного столика.
Патриция промолчала.
– Разумеется, я не могу отправиться на поиски прямо сейчас… Я и так опаздываю…
– Понятно, – грустно сказала Патриция. – Что ж, я пожалуй, пойду.
– Патриция, вы так молоды и красивы, вам наверняка предстоит испытать в жизни счастье. Желаю вам всего наилучшего.
Дверь особняка захлопнулась за Патрицией. Слезы застилали ей взор. Она споткнулась о бордюр тротуара и едва не упала. Ничего не видя перед собой, она побежала через дорогу в парк. А там, укрывшись под высокой оградой, наплакалась всласть.
Все кончилось. Последняя дорога, ведущая к отцу, закончилась тупиком. Это разбило ей сердце – она так никогда и не узнает, что же он хотел сказать.
Глава XII

ЛОНДОН
Было бы лучше, если бы в совете директоров не проведали о том, что пункт вашего назначения – Ногалес. Обзаведитесь для маскировки мексиканским гидом.
Миссис Спербер, стоя у трапа лайнера Стоунхэма, в последнюю минуту продолжала ровным деловитым тоном инструктировать Патрицию.
– Миссис Спербер, мне трудно выразить, как вы мне помогли.
И, повинуясь порыву, Патриция поцеловала ее в щеку. Миссис Спербер, как будто утратив дар речи, затеребила ремешок сумочки.
– У меня такое чувство, словно я впервые в жизни отправляю дочь в школу.
– Я окончила школу – и, надеюсь, кое-чему научилась. – Патриция склонилась к ней и мягко добавила. – Мне кажется, будто вы – моя вторая мать.
– Ну, будет… будет… – пробормотала миссис Спербер, бросая взгляд на часы. – Вам лучше подняться на борт… и… и я горжусь вами, Патриция!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83