– Произошло нечто важное. Нам необходимо срочно покинуть этот зал. Усекаешь?
– Ну, разумеется, разумеется! Не могу передать вам, насколько я рад остаться наконец в полном одиночестве – он указал пальцем на ведерко со льдом – с пятидесятидолларовой бутылкой вина, причем из моего же собственного виноградника.
Он состроил гримасу.
– Ну, тебе недолго придется куковать одному, – возразил Мигель.
Он обернулся, собираясь покинуть зал, но дорогу ему преградила черноволосая женщина. Она принялась громко кричать по-португальски, на протяжении всей речи метая дротики гневных взглядов в сторону Патриции.
Мигель пытался, сохраняя хладнокровие, что-то возразить ей. На них уже начали смотреть из-за соседних столиков. Голос женщины звучал все громче.
– Исабель! – Эмилио поднялся с места и обнял ее, пытаясь прервать истерику. – Меня-то хоть пожалей!
Она попыталась вырваться, но он не отставал, невзирая на ее протесты.
– Давай выпьем! Давай потанцуем!
Развернув ее спиной к Мигелю, Эмилио перебросил ему ключи от машины.
Мигель устремился к выходу, пробираясь сквозь толпу танцующих и таща за собой Патрицию. А Билли Джоэль пел уже другую песню.
Мы готовы позабыть, влюбившись, осторожность,
Хоть и множество секретов разделить стремимся с ней
А разлука? а разрыв? – Это невозможность.
Но возможно, месть любви будет тем страшней.

Глава XVII

ЛИССАБОН
Едва они очертя голову выбежали из диско-бара, как начался дождь. Не произнеся ни слова, Мигель усадил Патрицию в машину, сел за руль и тронулся с места.
Она видела, в каком напряжении застыло его лицо, и ожидала каких-нибудь объяснений, но он глядел прямо перед собой на дорогу. Крупные капли дождя расплющивались о лобовое стекло, Мигель включил «дворники» и по-прежнему не произнес ни слова. В конце концов Патриция сама не выдержала:
– Ну, и что все это должно означать?
– Да так, одна женщина, с которой мы были когда-то знакомы.
– Исабель?
– Да.
– Я помню – она звонила на ферму.
– Верно.
– Ты был с нею помолвлен.
– Это неправда. Но ей хотелось выйти за меня замуж после того, как внезапно умер ее муж… – И с невинным видом добавил. – Его убил бык.
– Вот как? Значит, он был матадором?
– Нет. Он разводил быков. – Мигель повел машину едва ли не на предельной скорости сквозь потоки дождя. – Он демонстрировал своего любимца-быка, когда… тот проткнул его рогами.
Патриция не могла отвести глаз от Мигеля – казалось, воспоминание об этой трагедии оказывает на него гипнотическое воздействие.
– Я при этом присутствовал, – пояснил он.
– Должно быть, страшно увидеть такое.
– Страшно. – Он помедлил, но затем слова словно сами собой вырвались у него из глубины души. – Это я убил его.
У Патриции на миг перехватило дыхание. В салоне машины воцарилась тишина, слышно было только, как ритмично работают «дворники» на лобовом стекле.
– Ты убил его? – переспросила она, и голос ее прозвучал едва слышно.
– Да.
Она обхватила руками обнаженные плечи, пытаясь совладать с охватившей ее дрожью.
– Но за что?
– Он сам пытался убить меня. Дважды. – Сейчас Мигель выглядел куда спокойнее, чем раньше, вел машину медленней; правда, жилка на виске яростно пульсировала. Потом он мягко произнес. – Знаешь, Патриция, его жена была очень красива…
И тут же умолк.
– И у вас с нею был роман?
– Ничего серьезного. Однако…
– Он обо всем узнал?
– Да.
– И что произошло?
– Мой последний бой – он подставил меня под плохого быка.
– Что это значит – плохой бык?
– Понимаешь, бык, если он уже принимал участие в бою, знает, как перехитрить лошадь и наездника. Вот почему быка никогда не выводят на арену дважды – во второй раз он уже превращается в убийцу.
– Поэтому с тобой и произошло несчастье?
Мигель кивнул.
– Сперва я ожесточился, но потом понял. Самое страшное, что может произойти с мужчиной, – это если ему наставят рога. Но лишить меня ноги оказалось для Велосо местью еще недостаточной.
– И что же он сделал?
– Когда я вернулся в Лиссабон, он пригласил меня к себе домой отобедать с ним и с его женою. И я, как идиот, туда отправился.
– Но зачем?
– Патриция, я сам задавал себе этот вопрос несчетное количество раз. – Голос его сорвался, и ему пришлось прочистить горло. Глядя прямо перед собой на дорогу, он, казалось, видел, как заново разыгрывается трагедия, происшедшая в доме у Велосо. – За обеденным столом, кроме нас троих, больше никого не было. Глядя на Исабель, я не испытывал никаких чувств. И думал только о том, как ужасно пришлось мне расплатиться за эту связь.
Машина доехала до Учебного центра верховой езды семейства Кардига, и Мигель заглушил мотор. Но ни он, ни Патриция не спешили выйти из машины.
Монотонным голосом, по-прежнему не глядя в ее сторону, он продолжил свой рассказ:
– И в доме тоже никого не было. Всех отослали работать в поле. После обеда Луис настоял на том, чтобы я посмотрел на его замечательного быка. И всячески подбивал на то, чтобы я попробовал с ним поиграть. Я был пьян – и клюнул на эту удочку, но заметил на шее у быка шрамы – и это меня отрезвило. Значит, это был еще один плохой бык. – Голос Мигеля налился яростью. – Он превратил меня в калеку, но этого ему было мало, теперь он решил завершить то, что успешно начал… Я был вынужден убить его.
Патриция судорожно сглотнула слюну.
– Я никогда никому об этом не рассказывал – даже Эмилио ничего не знает.
– Так почему же ты рассказываешь об этом мне? – прошептала она.
В первый раз за все время, прошедшее с начала его исповеди, он посмотрел на нее.
– Мне необходимо было рассказать тебе об этом до того, как я смогу сказать, что люблю тебя.
Резким движением он открыл дверцу и вышел из машины, не обращая внимания на потоки дождя. Патриция, не произнеся ни слова, выбралась во двор следом за ним. Он убил человека… Она была поражена тем, что не испытывает ни ужаса, ни обиды. Но ведь в конце концов разве не точно так же поступила она сама с Дж. Л. Ее слова убили его.
К тому времени, как они добрались до дома, оба уже промокли до нитки.
– Мне жаль, Патриция… попытайся заснуть.
Она взяла его за руку и привлекла к себе. Потом поглядела ему прямо в глаза.
– Я люблю тебя, Мигель. И ничто не может этому помешать.
Он обхватил ее влажное от дождя лицо обеими ладонями и покрыл его поцелуями. Затем притянул ее к себе – резко, чуть ли не грубо, – его поцелуи стали более страстными, более взыскующими…
Уже у самой постели они внезапно остановились. С одного края на другой на ней разлегся Таксомотор, а Феба, свернувшись калачиком, лежала между двумя подушками.
Этой ночью они занялись любовью прямо на полу.
Мигель испытывал облегчение – в конце концов он признался в содеянном преступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83