БАЛ В НЕБЕСАХ
1
Наш мир, думал Брэнсон, ужасно похож на цирковое представление из тех
окрашенных в розовые тона и таких далеких воспоминаний детства, когда
купол цирка уходил под самое небо, а по арене вышагивали огромные кони.
Брэнсон отлично помнил клоуна в каких-то бесформенных лохмотьях, который,
вцепившись обеими руками в свою уродливую шляпу, неловко раскачивался на
натянутой под куполом проволоке. Кажется, вот сейчас клоун рухнет с этой
головокружительной высоты, и сердце замирает от ужаса, а ему вдруг
каким-то чудом, в последний момент, удается сохранить равновесие - правда,
лишь затем, чтобы начать свой безумный танец снова.
И почему-то веришь этому клоуну. Он выглядит будто оглушенный и,
похоже, невыносимо боится высоты, но все же изо всех сил пытается
доставить удовольствие публике. Попытки его кажутся какими-то жалкими и
робкими, особенно когда он достает из своих мешковатых одежд белые тарелки
и, постоянно теряя равновесие, отчаянно стараясь не поддаваться страху, не
очень-то ловко жонглирует ими. О, как сверкают его тарелки в огнях
прожекторов!
И представляешь себе, как он сделает какое-нибудь совсем уж неловкое
движение и его тело ударится о твердую землю... Хочется закрыть глаза,
чтоб не видеть, как это произойдет, но не смотреть нет сил. И вдруг его
движения становятся уверенными и точными, он сбрасывает бесформенные
лохмотья, и взору предстает подтянутый и стройный юноша в плотно
облегающем тело трико, который изящно раскланивается под аплодисменты
зрителей.
И ты радостно смеешься, глядя в глаза отцу, но чего стоило не
расплакаться, знаешь только ты.
А сейчас, казалось, за неумелыми движениями клоуна на высоко
натянутой проволоке следили все люди в мире. А клоун жонглировал атомным
оружием и еще сотней разнообразных - быстрых и не очень - способов
отделения души от тела. Он барахтался там, наверху, в свете прожекторов, а
мир напряженно следил за ним, зная, что когда он упадет, все исчезнет
навсегда: и цирк, и музыка, и девушка со слонами. И нервы людские натянуты
до предела: ведь и так уж слишком долго он под самым куполом вытворяет
свои шутки.
Вспоминая цирк детства все ждешь, когда же он расстанется со своими
мешковатыми одеждами и радостно примет аплодисменты всей планеты. Но
кажется, ожидание бессмысленно: он застрял там навсегда, он навечно
прикован к сияющим прожекторам.
Как-то раз, еще ребенком, Брэнсон видел в Музее Современного
Искусства восстановленный фильм Гарольда Ллойда. Уже в то время этому
фильму было лет пятьдесят. Человек в очках, поверх которых надета повязка,
ходил по стальным стропилам небоскреба - в те давние времена, когда здания
тянулись вверх к солнцу, а не опускались в теплую и безопасную глубь
земли.
Комедиант даже и не подозревал, что находится на головокружительной
высоте. Он куда-то бесцельно брел, выставив вперед руки. А если он делал
шаг в пустоту, то откуда-то снизу появлялась новая балка, как раз вовремя,
чтоб удержать его от падения. Фильм демонстрировался во время одной из
субботних программ, и Брэнсон не мог забыть, как вскрикивали дети, не
выдерживая напряжения старого немого фильма.
Может быть, правильнее было бы сравнить нынешний мир с этим
комедиантом - ведь клоун знал об опасностях, которые поджидали его,
комедиант же в абсурдном неведении просто куда-то шел.
Музея Современного Искусства больше не существует, а остаточная
радиация в районе уже настолько невелика, что в свинцовой обшивке
автобусов нет никакой необходимости. Ее, вероятно, оставили, чтобы было
что показывать туристам.
В начале семидесятых всем казалось, что вот сейчас клоун упадет, что
спасительная балка не успеет вовремя появиться и люди стали с новой
жестокостью уродовать чужие города, швыряя друг в друга то, что еще
осталось от богатства планеты. Победили явно демократические режимы. В
третий и последний раз пропахали армии всю Европу. И сбылись
многочисленные предсказания о том, что Европа превратится в самую
настоящую пустыню: несколько подчиненных государств, почти не имеющих
своих ресурсов, физически и духовно неспособных подняться с колен, ибо
главная их цель - выжить. И совершенно непонятно, как так случилось, что
мир опять спас себя, находясь уже у самого края пропасти.
Из всех сохранившихся промышленных держав только вновь объединившаяся
Пак-Индия оказалась в состоянии организовать новое наступление. Но ей это
было ни к чему. Времена безжалостной обязательной стерилизации оказали
такое поразительное воздействие на уровень жизни в стране, сделали ее
настолько жизнеспособной, что она смогла присоединить к своим владениям
Бирму, Таиланд, Цейлон, Малайский перешеек и жирный кусок Китая. Освоение
джунглей и пустынь дало Индии запасы полезных ископаемых, сравнимых разве
что только с Бразилией, правительство которой совсем недавно переехало в
Буэнос-Айрес.
Такого развития событий, подумал Брэнсон, тогда, в предвоенные годы,
не мог предвидеть никто. Коммунизм, как политическая теория, да и как
религия тоже, потерпел полное поражение, лишь только столкнулся с самым
заурядным желанием каждого человека жить так, как ему хочется, и сказочные
воздушные замки рассыпались. И снова, как и всякий раз, когда мир
балансировал на проволоке, ему каким-то невероятным и замечательным
способом удалось сохранить равновесие. Теперь главной демократической
силой в мире стала Пак-Индия, и Соединенные Штаты все пытались убедить
себя, что занимают равное с Индией положение, хотя каждому разумному
человеку было совершенно очевидно, что они - лишь младшие партнеры
могущественной державы. Под каблуком Индии оказались все страны Европы,
кроме разве Испании, все народы - даже те, которые образовались в
результате распада России. Общей судьбы не избежали также и Канада с
Австралией.
Однако время снова словно повернуло вспять, и на международной арене
появился враг - фашизм. Образовалась сильная тройственная коалиция. В нее
вошли Бразилия, захватившая три четверти южно-американского континента и
маршировавшая теперь с воинственными песнями под серебристыми знаменами
Гарвы; весь Северный Китай, с теми же песнями, правда, слегка на восточный
манер, шагающий за человеком по имени Стивен Чу; и наконец, Ирания, в
состав которой входили Аравия, Египет и большая часть Северной Африки,
грохочущая стальными подковами под руководством ренегата англо-египетского
происхождения Джорджа Фахди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53