Оно зашлось в таком крике, что моментально заложило барабанные перепонки молодого змееныша, перепуганного до полусмерти. Он кинулся, было обратно, в спасительную глубину ящика, но головой ударился о деревянную преграду, и метнулся в сторону, затем в другую. Но всюду было одно и тоже. Выхода не было, как не было и места, где можно затаиться, спрятаться, укрыться от раздирающего мозги, визга.
Оставался один выход, метнуться навстречу источнику диких воплей, перемахнуть через низкий борт ящика и попытаться искать спасения за его пределами. И он почти было выбрался на свободу, когда в комнату, привлеченные визгом, ворвалась парочка существ, гораздо больших размеров, чем то, с которым он, по наивности, хотел познакомиться поближе.
Уж был пойман одним из них, и вынесен на улицу, и выпущен в лопухи при дороге. И оттуда скользнул стремительной серой лентой прочь, подальше от этих мест, наполненных безумным визгом, звучащим в его ушах, отголоски которого, будут преследовать его на протяжении многих дней. Он бежал прочь от этих мест, населенных непонятными существами и страшными звуками, издаваемыми ими. В сторону, противоположную движению ужа, во все лопатки улепетывал пленивший его мальчишка. И бежал он из родного дома отнюдь не из-за воплей напуганной до полусмерти сестренки, а из-за того, что за этим непременно последует. Что случится, он слишком хорошо знал, и это знание позволяло мчаться вперед, не снижая скорости.
Не сбеги он из дому, попадись отцу под горячую руку, ему несдобровать. И даже мать не станет заступаться за него. Он будет выпорот самым жестоким образом, при всеобщем молчаливом одобрении, и шкура с его задницы, будет лоскутами свисать с бляхи отцовского ремня. Конечно, бесконечно долго скрываться он не сможет и порки все равно не избежать, но по прошествии времени, когда все несколько уляжется, а отец успокоится, порка уже не будет такой жестокой.
Так думал он, лежа, зарывшись в стог сена на подворье у друга Пашки, с высоты его, наблюдая за происходящим на селе. Видел он и то, как, матерясь и воинственно размахивая ремнем, промчался мимо папаша. Сначала в сторону речки, затем по направлению к футбольному полю. Глаза его горели огнем и разбрасывали настолько явственные искры ярости и злости, что казалось, если окажется на его пути легковоспламеняющийся материал, то вспыхнет словно порох, попав ему на глаза.
Отец скрылся из глаз, умчавшись вновь по направлению к речке. В намерениях его сомневаться не приходилось. Найти, схватить гаденыша и устроить публичную порку. Запороть урода до смерти, превратив его задницу в одно сплошное, кровавое месиво. А затем бросить бездыханное тело в реку, на корм ракам и окуням.
Но и здесь разъяренного папашу ожидало разочарование, и он отправился домой, караулить провинившееся чадо. Понемногу остывать, выпуская пар за стаканом самогона. Если повезет, папаша наклюкается в стельку, ожидая его возвращения, а затем и вовсе завалится спать, позабыв о порке малолетнего преступника. А наутро, проснется опухший с похмелья, с больной головой, ужасно злой. Здесь главное, не попасться ему на глаза, иначе расправа будет жестокой. Лучше переждать эти несколько минут на улице. Пока папаша, кривясь и корчась от разламывающей голову боли, будет рыскать по дому поисках заначки со спиртным. И лишь когда он похмелится, примет стаканчик на грудь, изгонит из головы боль, размякнет, оттает душой и телом, в этот момент и нужно предстать перед ним, с покаянной головой. Порки ему, конечно, не миновать, но это будет детская шалость по сравнению с тем, чтобы ждало его вначале.
…В этот знаменательный день, ему чертовски не повезло. Отец, вопреки обыкновению, к моменту его возвращения не спал, а, поигрывая ремнем, ждал возвращения сына с улицы. А затем до полуночи не спал весь дом, и даже соседи, из-за оголтелого лая собак, что бурно реагировали на вопли, доносящиеся из дома подвергнувшегося экзекуции, пацана. Не спали и домочадцы, настолько истошным был визг, звучащий звуковым сопровождением, сползающей с задницы, кожи.
Две недели после того случая, провел он дома, лежа на животе, на диване, пока задница не зарубцевалась, не обросла новой кожей. Единственным утешением было наблюдать за тем, как всякий раз с опаской и страхом, лезет сестрица в ящик с платьями. Как осторожно перебирает его содержимое, опасаясь очередного, кошмарного сюрприза. Память о дне, когда в кипе платьев она обнаружила змею, пусть это даже безобидный уж, навечно укоренилась в сознании, заставив быть предельно осторожной.
События того, памятного дня, нашли отражение на ее лице. Один глаз почти год дергался в нервном тике, и столько же времени она заикалась, пребывая в волнении. И эти ее временные уродства, не раз, и не два, становились мишенью его насмешек, доводящих сестрицу до истерики, сопровождающуюся ревом, и размазыванием по лицу слез и соплей.
Когда подвергшаяся жестокой порке задница поджила, обрела прежнюю подвижность, а с ее обладателя был снят домашний арест, пацан вновь оказался на улице. Слава о его поступке гремела по всей деревне, обеспечивая почет и восхищение со стороны мальчишеской братии, и немой испуг девчат. В их среде он получил звание первейшего деревенского отморозка, чем очень гордился, как лучшей из наград.
Девчонки с ним не связывались, не задирались, старались обходить стороной, чтобы не дай бог, не стать объектом нападок отморозка. И он настолько уверился в собственной значимости, что потерял всякую осторожность в обращении с девчонками. А они оказались существами в высшей степени злопамятными. И не так сильно боялись его, как показывали. Скорее, они не боялись вообще, а лишь делали вид, чтобы усыпить его бдительность. Поджидали удобного случая, чтобы поквитаться с ним. И однажды, такой случай настал, и он пал жертвой собственной беспечности, и самоуверенности. Познал позор, настолько великий, что отмываться от него, придется всю жизнь.
И хотя грандиозная порка, и избиение трех маленьких фурий, которых он щедро наградил синяками и ссадинами, способ, которым они спасались от него, непременно добавят авторитета в глазах друзей, но все равно этого будет слишком мало, чтобы покрыть приключившийся с ним, позор. Придется ему не раз, и не два, доказывать кулаками свою правоту тем, кто захочет напомнить ему об этом. Он будет бить морды и носы, всем, кто посмеет заговорить на эту тему, или ухмыльнуться насмешливо при встрече. И хотя он был не самым сильным в компании, был готов постоять за свою честь, скольких бы синяков, ссадин и ушибов это не стоило.
Гораздо труднее было разобраться с девчонками. Эти зловредные твари наверняка ожидают его выхода на улицу, чтобы вдоволь поиздеваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354