Поэтому постоянно существуют жизнь и смерть. Когда ум вполне свободен от известного, — а известное представляет собой верования, опыт, выводы, знания, высказывания, которые я считаю верными и так далее, — тогда смерти нет.
В интеллектуальной сфере мы в соответствии со своей обусловленностью сделали из жизни изумительный узор. Чтобы достичь Бога, «я обязан соблюдать безбрачие», «я должен помогать бедным», «мне необходимо принять обет нищеты».
Смерть говорит: «Вы не в состоянии ко мне прикоснуться». А я хочу прикоснуться к смерти, хочу придать ей форму в соответствии со своим образцом.
Смерть говорит: «Вы не можете коснуться меня, вы не можете играть со мной». Ум привык к игре, к тому, чтобы плести узоры из материала, собранного опытом.
Смерть говорит: «Вы не в состоянии пережить меня».
Смерть — это первичное переживание в том смысле, что это такое состояние, которого я не знаю. Я могу придумывать формулы смерти, последней мысли, в которой заключено то, что затем проявляется, но все это чужие мысли. Я действительно не знаю. Поэтому я испытываю страх. Так могу ли я узнать что-то о жизни и, следовательно, о смерти?
Отбросьте знание — и посмотрите, что произойдет. В этом — истинная красота, подлинная любовь; в этом проявляется нечто настоящее.
Нью-Дели, 28 декабря 1970 г.
Беседа одиннадцатая:
КРАСОТА И ВОСПРИЯТИЕ
Слушательница П.: Где находится местопребывание красоты, где она обитает? Очевидно, внешние проявления красоты доступны наблюдению — правильные соотношения между пространством, формой и цветом, а также между людьми. Но что есть сущность красоты? В санскритских текстах три фактора считаются равноценными: Истина, Добро и Красота, или сатьям , шивам , сундарам .
Кришнамурти: Что вы пытаетесь выяснить? Природу красоты? А что говорят профессионалы?
П.: Последователи традиции сказали бы: «Сатьям , шивам , сундарам ». Современный художник не стал бы проводить различие между кажущимся безобразием и кажущейся красотой, а счел бы творческий акт выражением момента, выражением восприятия, которое преобразуется художником и находит проявление в его действии.
Кришнамурти: Итак, вы спрашиваете, что такое красота, что такое выражение красоты и как человек осуществляет себя через красоту. Что такое красота? Если бы вы начали ее исследовать, как бы ничего о ней не зная, какой была бы ваша реакция? Это универсальная проблема греков, римлян и нашего времени. Что такое красота? Присутствует ли она в закате солнца, в прекрасном утре, в таких человеческих отношениях, как взаимоотношения матери и ребенка, мужа и жены, мужчины и женщины? Присутствует ли она в прелести необыкновенно тонкого движения мысли, ясного восприятия? Это ли вы называете красотой?
П.: Может ли красота присутствовать в ужасном, безобразном?
Кришнамурти: То есть в убийстве, кровопролитии, бросании бомб, насилии, увечьях, мучениях, гневе, в жестоком, насильственном, агрессивном существовании какой-нибудь идеи, в желании быть большим, чем кто-то другой, — есть ли в этом красота?
П.: Во всех этих актах красоты нет.
Кришнамурти: Какая же это красота, если человек причиняет вред другому?
П.: Есть ли красота в творческом акте художника, который дает толкование ужасному, как Пикассо в своей «Гернике»?
Кришнамурти: Таким образом, нам нужно спросить, что такое экспрессия, что такое состояние творчества. Вы спрашиваете, что такое красота? Она — в закате солнца, в утреннем или вечернем свете, в отблеске на поверхности вод, во взаимоотношениях людей и так далее. Разве красота присутствует в какой-нибудь форме насилия, включая достижения, выражающие соперничество? Присутствует ли она там сама по себе? Не в том ли дело, как выражает себя художник? Художник может изобразить истязание ребенка, но разве это красота?
П.: Красота — вещь относительная.
Кришнамурти: То «я», которое ее видит, является относительным, обусловленным; оно требует самоосуществления.
Прежде всего, что такое красота? Хороший вкус? Или она не имеет ничего с ним общего? Пребывает ли красота в выражении и, следовательно, в осуществлении? Не потому ли художник говорит: «Я должен осуществить себя посредством выражения»? Художник пропадает без экспрессии, которая есть часть красоты и самовыражения.
Поэтому, прежде чем углубляться во все эти вопросы, выясним, в чем внутренняя суть, чувство, тонкость слова «красота», что делает красоту истиной, а истину — красотой.
Каким-то образом при помощи экспрессии мы пытаемся обнаружить красоту в архитектуре, в прекрасных мостах, таких, например, как Золотой мост в Сан-Франциско или мост через Сену, в современных сооружениях из стекла и стали, в нежности фонтанов. Мы ищем красоту в экспрессии других людей. В чем же ошибка человека, который ищет красоту?
П.: Образцы чужой экспрессии — единственно доступный нам источник красоты.
Кришнамурти: Что же это значит?
П.: Когда я вижу красивый мост, во мне возникает некое качество, и мы называем его красотой. У многих индивидов это качество возникает лишь при восприятии каких-то образцов прекрасного искусства.
Кришнамурти: Это мне понятно. Я спрашиваю: является ли красота самовыражением?
П.: Нужно начинать с того, что существует.
Кришнамурти: То есть, с чужой экспрессии. Не обладая воспринимающим глазом, этим удивительным внутренним чувством красоты, я говорю: «Как красива эта картина! Как красива эта поэма, эта симфония!» Удалите все это — и человек не знает красоты. Поэтому в своей оценке красоты он полагается на экспрессию, на предмет, на какой-то мост, на изящный стул.
Требует ли красота выражения? Требует ли она, в частности, самовыражения?
П.: Может ли она существовать независимо от выражения?
Кришнамурти: Восприятие красоты и есть ее выражение; они неотделимы друг от друга. Восприятие, виденье, действие — воспринять значит выразить. Здесь нет никакого временного интервала. Видеть — значит делать, действовать. Между виденьем и действием нет разрыва.
Я хочу увидеть такой ум, который видит, в котором виденье есть действие; я хочу наблюдать природу ума, который обладает качеством виденья и действия. Что же это за ум? По существу, он не беспокоится об экспрессии; экспрессия может прийти, но он о ней не заботится. Ибо выражение требует времени — построить мост, написать поэму, а ум, который видит, для которого видеть значит действовать, этот ум совершенно не имеет времени, и такой ум — восприимчивый ум. Он является и самым мыслящим умом; существует ли красота без интеллигентности?
П.: Какое место здесь занимает сердце?
Кришнамурти: Вы имеете в виду чувство любви?
П.: Понятие «любовь» — перегруженное понятие. Если вы пребываете в покое, возникает странное ощущение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
В интеллектуальной сфере мы в соответствии со своей обусловленностью сделали из жизни изумительный узор. Чтобы достичь Бога, «я обязан соблюдать безбрачие», «я должен помогать бедным», «мне необходимо принять обет нищеты».
Смерть говорит: «Вы не в состоянии ко мне прикоснуться». А я хочу прикоснуться к смерти, хочу придать ей форму в соответствии со своим образцом.
Смерть говорит: «Вы не можете коснуться меня, вы не можете играть со мной». Ум привык к игре, к тому, чтобы плести узоры из материала, собранного опытом.
Смерть говорит: «Вы не в состоянии пережить меня».
Смерть — это первичное переживание в том смысле, что это такое состояние, которого я не знаю. Я могу придумывать формулы смерти, последней мысли, в которой заключено то, что затем проявляется, но все это чужие мысли. Я действительно не знаю. Поэтому я испытываю страх. Так могу ли я узнать что-то о жизни и, следовательно, о смерти?
Отбросьте знание — и посмотрите, что произойдет. В этом — истинная красота, подлинная любовь; в этом проявляется нечто настоящее.
Нью-Дели, 28 декабря 1970 г.
Беседа одиннадцатая:
КРАСОТА И ВОСПРИЯТИЕ
Слушательница П.: Где находится местопребывание красоты, где она обитает? Очевидно, внешние проявления красоты доступны наблюдению — правильные соотношения между пространством, формой и цветом, а также между людьми. Но что есть сущность красоты? В санскритских текстах три фактора считаются равноценными: Истина, Добро и Красота, или сатьям , шивам , сундарам .
Кришнамурти: Что вы пытаетесь выяснить? Природу красоты? А что говорят профессионалы?
П.: Последователи традиции сказали бы: «Сатьям , шивам , сундарам ». Современный художник не стал бы проводить различие между кажущимся безобразием и кажущейся красотой, а счел бы творческий акт выражением момента, выражением восприятия, которое преобразуется художником и находит проявление в его действии.
Кришнамурти: Итак, вы спрашиваете, что такое красота, что такое выражение красоты и как человек осуществляет себя через красоту. Что такое красота? Если бы вы начали ее исследовать, как бы ничего о ней не зная, какой была бы ваша реакция? Это универсальная проблема греков, римлян и нашего времени. Что такое красота? Присутствует ли она в закате солнца, в прекрасном утре, в таких человеческих отношениях, как взаимоотношения матери и ребенка, мужа и жены, мужчины и женщины? Присутствует ли она в прелести необыкновенно тонкого движения мысли, ясного восприятия? Это ли вы называете красотой?
П.: Может ли красота присутствовать в ужасном, безобразном?
Кришнамурти: То есть в убийстве, кровопролитии, бросании бомб, насилии, увечьях, мучениях, гневе, в жестоком, насильственном, агрессивном существовании какой-нибудь идеи, в желании быть большим, чем кто-то другой, — есть ли в этом красота?
П.: Во всех этих актах красоты нет.
Кришнамурти: Какая же это красота, если человек причиняет вред другому?
П.: Есть ли красота в творческом акте художника, который дает толкование ужасному, как Пикассо в своей «Гернике»?
Кришнамурти: Таким образом, нам нужно спросить, что такое экспрессия, что такое состояние творчества. Вы спрашиваете, что такое красота? Она — в закате солнца, в утреннем или вечернем свете, в отблеске на поверхности вод, во взаимоотношениях людей и так далее. Разве красота присутствует в какой-нибудь форме насилия, включая достижения, выражающие соперничество? Присутствует ли она там сама по себе? Не в том ли дело, как выражает себя художник? Художник может изобразить истязание ребенка, но разве это красота?
П.: Красота — вещь относительная.
Кришнамурти: То «я», которое ее видит, является относительным, обусловленным; оно требует самоосуществления.
Прежде всего, что такое красота? Хороший вкус? Или она не имеет ничего с ним общего? Пребывает ли красота в выражении и, следовательно, в осуществлении? Не потому ли художник говорит: «Я должен осуществить себя посредством выражения»? Художник пропадает без экспрессии, которая есть часть красоты и самовыражения.
Поэтому, прежде чем углубляться во все эти вопросы, выясним, в чем внутренняя суть, чувство, тонкость слова «красота», что делает красоту истиной, а истину — красотой.
Каким-то образом при помощи экспрессии мы пытаемся обнаружить красоту в архитектуре, в прекрасных мостах, таких, например, как Золотой мост в Сан-Франциско или мост через Сену, в современных сооружениях из стекла и стали, в нежности фонтанов. Мы ищем красоту в экспрессии других людей. В чем же ошибка человека, который ищет красоту?
П.: Образцы чужой экспрессии — единственно доступный нам источник красоты.
Кришнамурти: Что же это значит?
П.: Когда я вижу красивый мост, во мне возникает некое качество, и мы называем его красотой. У многих индивидов это качество возникает лишь при восприятии каких-то образцов прекрасного искусства.
Кришнамурти: Это мне понятно. Я спрашиваю: является ли красота самовыражением?
П.: Нужно начинать с того, что существует.
Кришнамурти: То есть, с чужой экспрессии. Не обладая воспринимающим глазом, этим удивительным внутренним чувством красоты, я говорю: «Как красива эта картина! Как красива эта поэма, эта симфония!» Удалите все это — и человек не знает красоты. Поэтому в своей оценке красоты он полагается на экспрессию, на предмет, на какой-то мост, на изящный стул.
Требует ли красота выражения? Требует ли она, в частности, самовыражения?
П.: Может ли она существовать независимо от выражения?
Кришнамурти: Восприятие красоты и есть ее выражение; они неотделимы друг от друга. Восприятие, виденье, действие — воспринять значит выразить. Здесь нет никакого временного интервала. Видеть — значит делать, действовать. Между виденьем и действием нет разрыва.
Я хочу увидеть такой ум, который видит, в котором виденье есть действие; я хочу наблюдать природу ума, который обладает качеством виденья и действия. Что же это за ум? По существу, он не беспокоится об экспрессии; экспрессия может прийти, но он о ней не заботится. Ибо выражение требует времени — построить мост, написать поэму, а ум, который видит, для которого видеть значит действовать, этот ум совершенно не имеет времени, и такой ум — восприимчивый ум. Он является и самым мыслящим умом; существует ли красота без интеллигентности?
П.: Какое место здесь занимает сердце?
Кришнамурти: Вы имеете в виду чувство любви?
П.: Понятие «любовь» — перегруженное понятие. Если вы пребываете в покое, возникает странное ощущение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79