– Может, хочешь, чтобы я тебе чего-нибудь принесла? Ведь теперь я твоя личная стюардесса!
– Да. Парашют.
К удивлению Римо, Омфала очень скоро вернулась с огромным шелковым парашютом. Римо использовал его в качестве подушки и вскоре крепко заснул.
* * *
Небо отливало каким-то свинцово-устричным оттенком. Римо стоял на террасе, которая тянулась вдоль склона красного холма. Все вокруг было засажено рисом падди. На сочных стеблях сверкали капли дождя.
Перед ним прямо под дождем стоял мастер Синанджу. Босой, в одеянии из зеленого шелка с золотой окантовкой. Совсем древний старик, впрочем, он нисколько не горбился.
– Я – Йонг. Мастер, проживший дольше всех.
– Прекрасно, – машинально заметил Римо.
– Это я победил последнего на земле дракона и до конца своих дней питался супом из его мяса. Поэтому и дожил до столь преклонного возраста. Суп дракона способствует долголетию!
Римо щелкнул пальцами.
– Верно! Чиун рассказывал мне о тебе. Говорил, что ты съел все до последней косточки, чтобы другим не досталось.
– И был наказан за свою жадность. Обречен жить под вечным дождем.
– Ну, по крайней мере, хоть рис хорошо растет.
Йонг окинул Римо критическим взглядом.
– Где твое кимоно?
– Кимоно вышли из моды.
– И ногти у тебя слишком короткие. Как же ты управляешься?
– Да уж как-то справляюсь.
– Мастера, явившиеся мне на смену, никуда не годились… Я тут приберег кусочек дракона. Позвоночную кость. – Старик разжал ладонь. – Хочу подарить ее тебе.
Римо взял осколок кости. Серый, пористый.
– И что прикажешь с ним делать?
– Это очень сильное снадобье. Узнаешь, когда придет время.
И Йонг ушел прочь, в дождь, который все усиливался. Под потоками воды красная земля превращалась в жидкую грязь.
Глава 13
Говорят, американцы на такое не способны.
И для японцев тоже весьма непросто, это не секрет.
Для корейцев – недопустимо, хотя и возможно. Корейцы ведь совсем не то, что японцы, хотя здорово похожи. Китайцы – полностью непригодны. Не родился еще на свет такой китаец. Нет ни одного, пусть он стал бы готовиться и тренироваться до конца своих дней.
Для американца же – абсолютно, категорически невозможно и недостижимо.
И все-таки Уэйду Пьюпулу удалось. Он стал сумо.
Но стать сумо – это еще не все, это только начало. Первый шаг. С виду сложный, а на самом деле простой.
И самым трудным в нем для Уэйда, родившегося в Оаху на Гавайях и американцу по паспорту, но с предками гаитянами по родословной, было набрать необходимый вес. В данном, конкретном случае – триста пятьдесят фунтов.
Он добился-таки своего, поглощая в несметных количествах специальную ферментированную пасту из бобов, а также сдобренную ароматизированным сахаром-полуфабрикатом под названием «тянко-набе» note 22 густую похлебку. И запивая ьсе пивом «Саппоро».
И пожирая мясо. Огромные куски говядины, за что его страшно ругали. Ведь это было отнюдь не мясо коров Кобе, которых специально выводили в Японии. Каждый японец знает, что оно по своим качествам намного превосходит гавайскую говядину, не говоря уже о техасской. Да ни один японец сроду не брал в рот другой говядины, кроме как Кобе.
Впрочем, главный секрет Уэйда Пьюпула раскрывался довольно просто. Его матушка была великой мастерицей по приготовлению мясных батонов. А ничего питательнее мясных батонов на свете нет, особенно если их обжаривать в кипящем жире.
Достигнув нужного для борцов веса, Уэйд разослал по школам сумо свои фотографии, на которых выглядел самым что ни на есть настоящим гавайцем, и немедленно стал получать отклики.
– Но вы не японец, – сказал ему при встрече тренер одной из школ. Они едва успели обменяться поклонами: Уэйд опустился на четвереньки, намереваясь совершить полный поклон, тренер же еле заметно кивнул головой.
– Так отдайте меня под суд! – сердито огрызнулся Уэйд.
К его удивлению, лицо мастера по борьбе сумо вдруг озарилось улыбкой.
– О, последнее имя Сосуми! Так вы полуяпонец, да?
– Да, – солгал Уэйд, немедленно принимая новое японское имя Сосуми. И его приняли.
Все смеялись, когда Уэйд Сосуми поступил в академию сумо Джифубуки. Он сразу же обзавелся массой кличек – и Мальчик Вахини, и Пёрл-Харбор, и Говяжьи Мозги. В душ он ходил последним, питался тем, что оставалось от других, а потому пища всегда была холодной. Его били по голове стеклянными бутылками, тем самым выказывая свое презрение к гавайскому американцу, возомнившему себя борцом сумо, а Сосуми в ответ лишь униженно кланялся да бормотал: «Домо аригато!» note 23
Спустя какое-то время его стали называть Говяжьей Бомбой – когда его триста пятьдесят фунтов чистого веса сталкивались с трясущейся жирной плотью противника, раздавался звук, похожий на взрыв. И постепенно он стал лучшим борцом на ринге. Японское сумо! Подумать только!
Когда Сосуми завоевал титул «озеки» – то есть чемпиона, – его стали называть Говяжья Бомба-сан.
Когда Сосуми завоевал титул «озеки» – то есть чемпиона, – его стали называть Говяжья Бомба-сан.
Все же он добился своего и выиграл престижный приз – императорскую чашу. Японцы были потрясены. Невероятно скандальный факт! Но не зря японцев уже давно прозвали ксенофобами, а потому они не осмеливались оспорить титул Сосуми, а также тот факт, что награда досталась борцу по справедливости.
У Сосуми, он же Говяжья Бомба-сан, теперь были слава, женщины и – что самое в Японии главное – большой дом с великолепным видом на снежную шапку горы Фудзияма. Вполне естественно для человека, умудрившегося набрать вес в триста пятьдесят фунтов.
Достигнув, что называется, пика славы, Сосуми продолжал питаться, как и прежде, и все набирал вес. Каждую субботу ночным рейсом из Гонолулу ему переправлялись знаменитые материнские мясные батоны в специальном термосе размером с небольшой сейф.
Поглядывая на бамбуковую корзину величиной с мусорный контейнер, Уэйд как раз прикидывал, хватит ли ему на неделю четырехсот фунтов мясных батонов, как вдруг откуда ни возьмись перед ним вырос крохотный человечек. Что, впрочем, не заставило Уэйда сойти с керамического трона, на котором он восседал, справляя нужду – процесс, при его аппетитах не шуточный.
– Ты священник? – спросил его Сосуми.
– Нет, – сказал человечек в красно-лиловом шелковом кимоно. На японца не похож, слишком уж пестро одет. Может, китаец?
– Если священник, имей в виду, я не буддист. Хотя на улице меня иногда принимают за буддиста, – хмыкнул Сосуми. И его огромное как у Будды пузо так и заколыхалось.
На бледно-желтом, словно пергаментном личике старика ничто не дрогнуло.
– Я не священник, – повторил он.
– Тогда кто?
– Я бросаю тебе вызов.
– Но я мастер своего дела, дружище! И мне просто смешно…
– Сразишься с моим сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Да. Парашют.
К удивлению Римо, Омфала очень скоро вернулась с огромным шелковым парашютом. Римо использовал его в качестве подушки и вскоре крепко заснул.
* * *
Небо отливало каким-то свинцово-устричным оттенком. Римо стоял на террасе, которая тянулась вдоль склона красного холма. Все вокруг было засажено рисом падди. На сочных стеблях сверкали капли дождя.
Перед ним прямо под дождем стоял мастер Синанджу. Босой, в одеянии из зеленого шелка с золотой окантовкой. Совсем древний старик, впрочем, он нисколько не горбился.
– Я – Йонг. Мастер, проживший дольше всех.
– Прекрасно, – машинально заметил Римо.
– Это я победил последнего на земле дракона и до конца своих дней питался супом из его мяса. Поэтому и дожил до столь преклонного возраста. Суп дракона способствует долголетию!
Римо щелкнул пальцами.
– Верно! Чиун рассказывал мне о тебе. Говорил, что ты съел все до последней косточки, чтобы другим не досталось.
– И был наказан за свою жадность. Обречен жить под вечным дождем.
– Ну, по крайней мере, хоть рис хорошо растет.
Йонг окинул Римо критическим взглядом.
– Где твое кимоно?
– Кимоно вышли из моды.
– И ногти у тебя слишком короткие. Как же ты управляешься?
– Да уж как-то справляюсь.
– Мастера, явившиеся мне на смену, никуда не годились… Я тут приберег кусочек дракона. Позвоночную кость. – Старик разжал ладонь. – Хочу подарить ее тебе.
Римо взял осколок кости. Серый, пористый.
– И что прикажешь с ним делать?
– Это очень сильное снадобье. Узнаешь, когда придет время.
И Йонг ушел прочь, в дождь, который все усиливался. Под потоками воды красная земля превращалась в жидкую грязь.
Глава 13
Говорят, американцы на такое не способны.
И для японцев тоже весьма непросто, это не секрет.
Для корейцев – недопустимо, хотя и возможно. Корейцы ведь совсем не то, что японцы, хотя здорово похожи. Китайцы – полностью непригодны. Не родился еще на свет такой китаец. Нет ни одного, пусть он стал бы готовиться и тренироваться до конца своих дней.
Для американца же – абсолютно, категорически невозможно и недостижимо.
И все-таки Уэйду Пьюпулу удалось. Он стал сумо.
Но стать сумо – это еще не все, это только начало. Первый шаг. С виду сложный, а на самом деле простой.
И самым трудным в нем для Уэйда, родившегося в Оаху на Гавайях и американцу по паспорту, но с предками гаитянами по родословной, было набрать необходимый вес. В данном, конкретном случае – триста пятьдесят фунтов.
Он добился-таки своего, поглощая в несметных количествах специальную ферментированную пасту из бобов, а также сдобренную ароматизированным сахаром-полуфабрикатом под названием «тянко-набе» note 22 густую похлебку. И запивая ьсе пивом «Саппоро».
И пожирая мясо. Огромные куски говядины, за что его страшно ругали. Ведь это было отнюдь не мясо коров Кобе, которых специально выводили в Японии. Каждый японец знает, что оно по своим качествам намного превосходит гавайскую говядину, не говоря уже о техасской. Да ни один японец сроду не брал в рот другой говядины, кроме как Кобе.
Впрочем, главный секрет Уэйда Пьюпула раскрывался довольно просто. Его матушка была великой мастерицей по приготовлению мясных батонов. А ничего питательнее мясных батонов на свете нет, особенно если их обжаривать в кипящем жире.
Достигнув нужного для борцов веса, Уэйд разослал по школам сумо свои фотографии, на которых выглядел самым что ни на есть настоящим гавайцем, и немедленно стал получать отклики.
– Но вы не японец, – сказал ему при встрече тренер одной из школ. Они едва успели обменяться поклонами: Уэйд опустился на четвереньки, намереваясь совершить полный поклон, тренер же еле заметно кивнул головой.
– Так отдайте меня под суд! – сердито огрызнулся Уэйд.
К его удивлению, лицо мастера по борьбе сумо вдруг озарилось улыбкой.
– О, последнее имя Сосуми! Так вы полуяпонец, да?
– Да, – солгал Уэйд, немедленно принимая новое японское имя Сосуми. И его приняли.
Все смеялись, когда Уэйд Сосуми поступил в академию сумо Джифубуки. Он сразу же обзавелся массой кличек – и Мальчик Вахини, и Пёрл-Харбор, и Говяжьи Мозги. В душ он ходил последним, питался тем, что оставалось от других, а потому пища всегда была холодной. Его били по голове стеклянными бутылками, тем самым выказывая свое презрение к гавайскому американцу, возомнившему себя борцом сумо, а Сосуми в ответ лишь униженно кланялся да бормотал: «Домо аригато!» note 23
Спустя какое-то время его стали называть Говяжьей Бомбой – когда его триста пятьдесят фунтов чистого веса сталкивались с трясущейся жирной плотью противника, раздавался звук, похожий на взрыв. И постепенно он стал лучшим борцом на ринге. Японское сумо! Подумать только!
Когда Сосуми завоевал титул «озеки» – то есть чемпиона, – его стали называть Говяжья Бомба-сан.
Когда Сосуми завоевал титул «озеки» – то есть чемпиона, – его стали называть Говяжья Бомба-сан.
Все же он добился своего и выиграл престижный приз – императорскую чашу. Японцы были потрясены. Невероятно скандальный факт! Но не зря японцев уже давно прозвали ксенофобами, а потому они не осмеливались оспорить титул Сосуми, а также тот факт, что награда досталась борцу по справедливости.
У Сосуми, он же Говяжья Бомба-сан, теперь были слава, женщины и – что самое в Японии главное – большой дом с великолепным видом на снежную шапку горы Фудзияма. Вполне естественно для человека, умудрившегося набрать вес в триста пятьдесят фунтов.
Достигнув, что называется, пика славы, Сосуми продолжал питаться, как и прежде, и все набирал вес. Каждую субботу ночным рейсом из Гонолулу ему переправлялись знаменитые материнские мясные батоны в специальном термосе размером с небольшой сейф.
Поглядывая на бамбуковую корзину величиной с мусорный контейнер, Уэйд как раз прикидывал, хватит ли ему на неделю четырехсот фунтов мясных батонов, как вдруг откуда ни возьмись перед ним вырос крохотный человечек. Что, впрочем, не заставило Уэйда сойти с керамического трона, на котором он восседал, справляя нужду – процесс, при его аппетитах не шуточный.
– Ты священник? – спросил его Сосуми.
– Нет, – сказал человечек в красно-лиловом шелковом кимоно. На японца не похож, слишком уж пестро одет. Может, китаец?
– Если священник, имей в виду, я не буддист. Хотя на улице меня иногда принимают за буддиста, – хмыкнул Сосуми. И его огромное как у Будды пузо так и заколыхалось.
На бледно-желтом, словно пергаментном личике старика ничто не дрогнуло.
– Я не священник, – повторил он.
– Тогда кто?
– Я бросаю тебе вызов.
– Но я мастер своего дела, дружище! И мне просто смешно…
– Сразишься с моим сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71