Мальчик, которого она знала, не был способен на такое. Но он стал моряком, служил во Вьетнаме. А Вьетнам… он сломал и изменил множество характеров. Мужчины возвращались оттуда истощенные, с впалыми щеками и пустотой в глазах. Значит, именно Вьетнам изменил его. Правда, вернувшись, мальчик сменил зеленую униформу на синюю, мирную. Но та, зеленая, успела-таки изменить его душу.
День, когда его казнили, стал одним из самых горестных в ее жизни. Сестре Марии Морроу казалось, что она потеряла частичку себя.
Теперь же, когда тело отказывалось слушаться, а все органы чувств вдруг словно онемели, сестра Мария Маргарита смиренно ждала смерти.
Господь не спешил забирать ее к себе. И она лежала и думала о мальчике-сироте, которого так испортила, искалечила жизнь.
Мальчика звали Римо Уильямс.
Интересно, замолвит ли он за нее словечко перед Господом Богом?.. Она ничуть не сомневалась в том, что Римо умер христианином.
Глава 1
Когда с последним поворотом шоссе, ведущим к Юме, открылся вид на гору Красного Призрака, Уильямсу С. Рому показалось, что он скачет по умирающей планете Марс.
Склоны горы Красного Призрака были цвета необожженного кирпича – красные. Вообще все вокруг было красным. И солнце нависало над головой огромным красным шаром. Холмы песчаника тоже отливали красным. И хотя Уильямс вырос среди этих ржаво-коричневых гор и холмов под ветрами, несущими раскаленные пески Аризоны, глаза его уже успели отвыкнуть от такого яростного и бьющего по нервам цвета. Цвета пустыни и одиночества.
Он сразу же как-то ослабел и ощутил дурноту, погоняя лошадь вперед, по пескам пустыни, навстречу Красному Призраку и тому, что лежало за ним.
Даже лошадь теперь словно покраснела. Вообще-то она была коричневой, каштанового оттенка, но под палящими лучами Аризоны шкура лоснилась и поблескивала красным, а жесткие волоски как будто дымились.
Несмотря на дурноту, Билл Ром на останавливался. Ему нечего дать своему народу, кроме денег белого человека и пустой, ничего не значащей славы, что пришла слишком поздно. Но это его люди, его народ, и он перед ними в долгу.
Одетый в розовую хлопковую рубашку и холщовые штаны, Билл здорово смахивал на ковбоя. На ногах – ручной работы сапоги из испанской кожи, купленные в Мехико-Сити на кредитную карту «Виза Голд». Белая стетсоновская шляпа с широкими полями была не какой-то там подделкой, а настоящей, из Голливуда. Галстук – со шнурочками с серебряными наконечниками, которые тихонько позвякивали в такт цокоту копыт. Ноги у Билла были длинные, мышцы – сухие, бугристые и напоминали перевитые узлами канаты. Рост достигал семи футов. И лишь Господь Бог знал, сколько он прожил на свете.
Никаким ковбоем Ром не был. Лицо – красное, точно породившая его земля, и все изрыто такими же морщинами и впадинами, как и склоны гор и холмов из песчаника, такими же мелкими трещинками, как и выжженная солнцем бескрайняя красная пустыня. Глаза постоянно щурятся от солнца, напоминают цветом красно-коричневую глину, что таится под слоем песка и дает жизнь злакам.
Проскакав еще мили три, всадник реагировал на красное уже не столь болезненно. Цвет песка и даже солнца поблек, и мужчине стало полегче.
Наконец впереди показалась изгородь, что-то вроде крааля. Ворота распахнуты настежь.
– Давай, Саншин, вперед! – подбодрил он уставшего коня.
Конь послушно перешел в галоп. Похоже, красное ничуть не трогало животное. Лошади вообще не различают цветов. Им неведомо, как болит и томится сердце. Лошади вообще счастливчики, думал всадник.
Билл Ром въехал в ворота, на верхней перекладине которых красовалась исхлестанная ветрами и временем надпись. Она состояла всего из двух слов, выжженных в дереве раскаленным железным прутом. Первое слово начиналось с буквы "С". Больше ничего различить невозможно. Второе слово гласило: «Резервация».
Показались первые хоганы note 1 . Двери, как и положено, выходили на восток. И на каждой крыше торчала тарелка спутниковой антенны, вглядываясь в неправдоподобно синее небо.
– Теперь ясно, на что пошли мои денежки… – пробормотал Билл, впрочем, без всякой злобы.
Из первого же хогана вышел индеец в ярко-красной клетчатой рубахе и потертых джинсах «Левис». Взглянув на пришельца, он нырнул обратно и вновь возник на пороге – на сей раз с помповым ружьем. Угрожающе взмахнул длинным стволом.
– Это земля резервации, белый человек!
– Ну, по вашим тарелкам на крыше этого не скажешь, Томи.
Ружье так и выпало из крепких загорелых рук.
– Санни Джой! Ты что ли?..
– Я вернулся.
– А мы уж думали, больше тебя не увидим.
– С чего ты взял? Деньги я присылал исправно…
– Черт, а тебе известно, что к миллиону на нашем банковском счете мы даже не прикоснулись? Потому что он пришел из Вашингтона.
– Так, выходит, мои денежки целы?
– Само собой, Санни Джой. Добро пожаловать, дружище!
Билл, он же Санни Джой, поскакал дальше. Томи пустился следом, стараясь поспеть за коричневой лошадкой, бока которой плотно обхватывали длинные ноги Билла в сапогах с блестящими шпорами. Догнал и протянул всаднику банку с холодным прохладительным напитком «Тикейт»:
– Так что все твои денежки при тебе, Санни Джой.
– Похоже, этих баночек у тебя пруд пруди, – заметил Билл Ром, дернув за колечко на крышке.
– Надо же чем-то горло полоскать. Кругом одна пылища.
– Говоришь, много пыли?
– Она нас просто убивает, Санни Джой. Сам знаешь, а иначе зачем бы тебе проделывать весь этот путь сюда из края изобилия, которым ты вечно восторгаешься.
– Знаю, – мрачно кивнул Билли Ром. – Потому и вернулся.
Он приник к банке и одним глотком осушил ее.
– Пыль, несущая смерть хоганам. Убивает всех подряд.
– Слышал. Но вроде бы ее называют по-другому, – отозвался Санни Джой.
Томи сплюнул.
– Все это белые придумали, с ихней наукой.
– Я слышал, ее называют болезнью «Сан Он Джо».
– Да что они понимают, эти белые!
– И сколько уже умерло. Томи?
Индеец фыркнул.
– Проще назвать тех, что остались. Всего несколько человек, по пальцам перечесть можно. Мы вымираем, Санни Джой. Не все сразу, постепенно. И нет нам спасения. Эта пыль, «смерть хоганам», скоро сожрет нас всех.
– Потому я и вернулся.
– Спасти нас, да, Санни Джой?
– Если смогу.
– А получится?
– Честно говоря, сомневаюсь. Ведь все, что у меня есть, – только деньги и слава. А духам смерти на них вроде бы наплевать.
– Тогда, сдается мне, ты скоро уедешь отсюда. К чему рисковать, вдыхая эту смертоносную пыль?
– Если моему народу суждено погибнуть, значит, умрем вместе. Ведь я как-никак последний на этом свете Санни Джой. И потом, что у меня осталось на старости лет? Только деньги, чертова уйма денег. Да еще проклятая, никому не нужная слава…
Завидев лошадь, к хоганам потянулись мрачные индейцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71