Питер любил этот старый дом – красные кирпичные стены, потемневшие от времени, но ничуть не осевшие, не истрескавшиеся. Просторные комнаты с высокими лепными потолками, темные дубовые панели и блестящие столы. А эта настоящая минута словно озарила дом еще и каким-то печальным величием, оттого, что долгих девяносто лет он укрывал в своих стенах столько людей. Казалось, тут все живет и дышит – стены, комнаты, стулья, столы, даже влажное махровое полотенце, свисающее над ванной на половине прислуги, даже разбросанные в кабинете книги, бумаги.
Питер уже признался себе, что в горькой своей решимости он больше всего хотел сбежать от этой женщины, которую любил. Из плена этой любви он и жаждал вырваться, чувствуя себя в западне. Все напоминало о ней, любая комната, любое дерево в парке было связано с ней, с ее голосом, смехом, слезами или взглядом. Он хотел бежать от постыдных, как ему казалось, воспоминаний, от яростных споров с самим собой, от душевного смятения, чуть ли не безумия, которое нарастало в нем.
Но сколько бы он ни корил себя за малодушие, безволие и пассивность – он убедился, что забыть ее не может. Только о ней и думал ежечасно, непрестанно. Опять и опять вспоминал ее: румяную, веселую, неизменно добрую и великодушную. Вспоминал встречи, которые он так часто портил своим невыносимым характером и мучительно по ней тосковал.
Подойдя к ее двери, Питер легонько постучал.
– Войдите.
– Мисс Томпсон. Мистер Хадсон только что прибыл. Вдруг. Нежданно-негаданно.
Эмили смотрела на него и молчала. Ей было приятно его смущение и неловкость, которую он испытывал в ее присутствии.
– Я, думаю, ему надо отвести его обычную комнату. Я этим займусь до отъезда. А вы… Куда-то уходите?
– Да. Сегодня четверг, мистер Стоун.
– Конечно, конечно, четверг. Да, разумеется, я забыл.
– Что-нибудь случилось?
– Нет-нет. Просто должны прибыть гости…
– Мы с вами, мистер Стоун, согласились, что четверг – у меня свободный день. Но если я вдруг случайно понадоблюсь…
– Да, нет, нет, мисс Томпсон. Все в порядке…
Питер понимал, что разговор исчерпал себя, но никакого предлога задержаться подле нее не находилось. Вздохнув и смутившись, он повернул к двери.
– Мистер Стоун.
– Да.
– Я хотела вам кое-что сказать. Мой друг, человек, с которым я сегодня встречусь…
– Мистер Бенсон? Разумеется, я знаю.
– Он предложил мне выйти за него замуж.
Тишина, которая нависла, сдавила Питеру виски так, что ему казалось: ни секунды больше вынести нельзя.
– И я размышляю над этим.
– Понятно, – превозмогая душевную боль, стараясь говорить ровно, промолвил Питер.
– Он переезжает в западную часть Англии. Я пока размышляю, и решила сообщить вам о сложившейся ситуации.
Что тут сказать? Он в своих метаниях постиг кое-какие истины, которые каждый должен открыть для себя сам. И он открыл их: через испытания и ошибки, через заблуждения и самообман, через собственную несусветную глупость, потому что был иногда неправ, себялюбив, полон порывов и надежд, безоглядно верил и отчаянно запутывался.
И каждая постигнутая истина оказывалась такой простой и самоочевидной, что он только диву давался – как можно было этого не понимать! А все вместе они соединились в некую путеводную нить, что протянулась далеко назад, в прошлое, и вперед, в будущее. Порой ему казалось: пожалуй, можно стать истинным хозяином своих чувств, своей судьбы. Ведь теперь он точно знает, к чему надо стремиться. Но вот куда это чувство его заведет – как знать?
– Что вы скажете на это? – спросила Эмили, почувствовав, что пауза затянулась.
– Да, да. Благодарю.
Он не нашелся, что ответить, но оглушительная новость подсказала, он Эмили теряет. Теряет навсегда…
– Весьма любезно с вашей стороны, мисс Томпсон, что вы поставили меня в известность. Я еще раз вас благодарю. Надеюсь, вы проведете весьма приятный вечер сегодня, мисс Томпсон.
Питер слегка поклонился и поспешно вышел вон. Скрыть от женщины свое настроение трудно, так же трудно, как помешать музыке тронуть человеческое сердце. А уж если женщина после тяжелых страданий впервые узнала счастье любви, тогда как бы ни пытался ее возлюбленный скрыть от нее свою душу, он этого не сумеет. И почти всегда любовь ее так самоотверженна, что она и виду не подаст, будто догадывается о чем-то.
Поведение Питера совершенно ясно открыло Эмили то, о чем она смутно догадывалась и во что не могла до конца поверить: он любит ее, и ее поступки ему не безразличны. Но что ему мешает? Что стоит между ними? Какая тайна?
Дверь в буфетную тихо отворилась и лорд Гроули, сидевший в задумчивости все в той же позе, в которой некоторое время тому назад его оставил Стоун, поднял голову, заметив тень на полу.
– Добрый вечер, сэр. Что-нибудь особенное сегодня?
– О, Хадсон…
– Ваши гости какие-нибудь интересные люди?
– Не думаю, что это тебе было бы интересно, Фил.
– Значит, я не могу присутствовать.
– Где?
– Там, где вы будете принимать гостей?
– Фил, я сейчас распоряжусь, чтобы тебя покормили. Зачем ждать общего ужина?
– Это что, сугубо конфиденциальная встреча?
– Стоун все сделает в лучшем виде. Сегодня хороший ужин, Филипп.
– Значит, никак?
– Ни в коем случае. Чтобы такие как вы – журналисты, ищейки – совали свой нос? Ну, нет! Как только доешь – иди в свою комнату и не высовывайся.
– Да, это особый случай, действительно.
Казалось, Хадсона ничуть не смутил столь бесцеремонный отказ. Он кивнул, улыбнулся и, легко ступая по турецкому ковру, вышел из буфетной.
На мокрых стеклах вестибюля запрыгали узкие лучи фар подъезжающих к дому автомобилей. Стоун бросился к парадной двери. По главной лестнице спускался лорд Гроули. Он был одет для официальной встречи. На лице у него не было и тени тех размышлений, что одолевали его накануне. Первым вошел плотный крепкий мужчина в отличном вечернем костюме. За ним торопливо семенил секретарь, защищая патрона огромным зонтом. Дальше какой-то высокий прямой господин и другие гости, приехавшие одновременно на шести машинах. Скорее всего, они где-то встретились и дальше ехали вместе. Стоун и лакеи споро принимали у гостей плащи и зонты.
– Добрый вечер, господин премьер-министр, – приветствовал главу кабинета лорд Гроули.
– Извините, сэр, мы задержались.
– Здравствуйте, очень рад вас видеть, – лорд пожал руку премьеру и перешел к другим гостям.
Высокий прямой господин слегка согнулся при рукопожатии, но спина его осталась прямая, как будто способность гнуться ею была давно утрачена.
Гости хлопотали вокруг своих мокрых вещей? отряхивали головные уборы, зонты. Машины заурчали и пятна света, остановившиеся, пока выходили пассажиры, поползли по фасаду здания в направлении внутреннего дворика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81