Он хорошо знал, как она предана маленькой Мадам. То, что Санча в таком случае могла сделать, серьезно пугало его.
Начинало вечереть, и серый пасмурный день постепенно тонул в надвигавшихся сумерках. Когда Хью подъехал к замку, заморосил мелкий дождь. Медленно продвигаясь в плотной толпе, он направился к конюшням. Спешился, быстро расседлал коня и поспешил в гостевое крыло, намереваясь добиться от Санчи правды.
Возле кухонь сырой вечерний воздух казался густым от ароматов готовящегося ужина. Коридоры замка были забиты баронами и их семьями, разодетыми в шелк и бархат, и ордами ополоумевших слуг.
Приблизясь к своей комнате, Хью увидел Гасти, стоящую в дверях. Видно было, что она поджидает его. Лицо ее было бледное и встревоженное.
– Госпожа пропала, – проговорила она, едва Хью переступил порог. – Уж я искала ее – все напрасно.
– Что ты говоришь? – прикрикнул на нее Хью. – Разве она не пошла на праздник с сестрами де Энфранвиля?
Гасти отрицательно замотала русой головой.
– Она послала меня сказать, что ей нездоровится. Ей и правда нездоровилось, но, когда я вернулась, госпожи не было в комнате. Я подумала, она в туалете, стала ждать, а ее все нет. Тогда я пошла искать. Везде смотрела! – говорила Гасти чуть не плача.
Хью кружил по комнате, сердцем чувствуя недоброе.
– Что на ней было надето?
– Даже не знаю… Все платья вроде на месте…
– Подумай хорошенько, Гасти. Не могла же она уйти в одной рубашке. Ну-ка, посмотри ее вещи. Пошевеливайся! – приказал Хью.
Гасти бросилась к сундуку, откинула крышку и стала рыться в вещах. Наконец она закричала:
– Коричневое бархатное платье для верховой езды! Его нет. Она зачем-то надела его.
Но когда Гасти подняла голову, то увидела лишь спину господина, который тут же исчез в толпе, заполнившей коридор.
Хью не представлял, куда исчезла жена, но предполагал, что в этом происшествии замешан молодой француз. Хью поспешил в конюшню, вновь оседлал коня, который остался весьма этим недоволен, и поскакал к башням у ворот. В Уорквортском замке их было три. Длинноволосый, с козлиной бородой стражник у третьей башни припомнил даму в коричневом бархатном платье и с нею молодого человека.
– Французишка. Спрашивал у меня дорогу на юг. Откуда мне было знать? Я ему показал. Чертов чужеземец!
Хью швырнул монету и проехал через ворота. Он понесся галопом вдоль реки по полям, до литейной мастерской, спустился к берегу и увидел свой лагерь: шатры, окруженные фургонами, к которым привязаны были лошади.
Мартин садился ужинать, когда в шатер влетел Донел и крикнул:
– Хозяин скачет, что-то случилось!
Мартин вышел под моросивший дождик в тот момент, когда Хью резко осадил коня у шатра. В двух словах Хью рассказал, что произошло.
– Госпожа исчезла? – Мартин был озадачен. – Ничего не понимаю.
– Я тоже, – сказал Хью. – Запрягайте фургоны, забери Гасти и сундуки, а затем отправляйся к де Энфранвилю. Скажи, что твоя госпожа заболела и что я возвращаюсь с ней в Эвистоун. Когда отправишь фургоны домой, скачи в Челфорд, я еду туда.
– Где я там найду вас?
– Сам не знаю. Поторапливайся, Мартин.
– Хорошо, милорд.
И Хью растворился в тумане, смешанном с дождем. Переехав Уорквортский мост, он повернул коня на юг.
Незадолго до того, как Хью обнаружил ее исчезновение, Санча с замирающим сердцем подошла к западным воротам. Ги уже ждал ее. Он стоял в стороне от дороги, возле кузницы, в дверь которой виднелись раскаленные угли горна. Он сдержал слово и привел лошадь для нее. Гнедая была неказиста на вид, но резва.
Едва они покинули Уоркворт, как Санча стала умолять Ги рассказать, что с мадам Изабеллой.
– Не вижу причин, почему бы теперь вам не узнать правду, – ответил Ги с таинственной улыбкой. – Мадам больна. Ей необходимо лечить нервы. Королева, ее мать, боится за ее рассудок и хочет, чтобы она немедленно вернулась во Францию, где лекари лучше.
Его слова потрясли и одновременно напугали Санчу. Она сразу подумала о лекаре, что лечил ее, о лекаре Болинброка. Помня о том, что ей пришлось самой пережить, она высказала предположение:
– А не может ли быть так, что англичане под видом лекарства дают Мадам яд? – Уж она-то по собственному опыту знала, что такое может быть. Надеясь предостеречь и таким образом избавить свою маленькую королеву от того ужаса, что она сама испытала, Санча не долго думая поведала Ги, как ее поили эликсиром, от которого она впадала в полубессознательное состояние.
Слушая ее, Ги отводил взгляд. На его губах застыла странная улыбка. Хоть он и красив, думала Санча, но как же неприятно, почти отталкивающе улыбается.
Эта улыбка заронила в Санче легкое беспокойство. Но его сочувственные речи и обходительные манеры вскоре рассеяли ее подозрения. Позже, когда они ждали несколько часов, пока пьяный паромщик переправит их на другой берег, Санча спросила:
– Мы едем прямо к Мадам?
Он ответил, что это было бы неразумно.
– Англичане стерегут ее, как важную пленницу. Вам лучше прибыть в монастырь вместе с придворными французского короля, иначе вас сразу узнают.
Но, когда Санча захотела расспросить его подробнее, Ги отказался сообщить ей больше того, что уже сказал. Нет, он не был груб, скорее уклончив. Но при этом ускользнул от ответа с таким очарованием и беззаботностью, что Санча не смогла на него обидеться.
Когда наконец они оказались на другом берегу реки, ей стало не до расспросов. Начался дождь, мелкий, упорный, который скоро превратил дорогу в болото и наполнил воздух запахом мокрой земли и прелых листьев.
Санча, чьи мысли до сих пор были исключительно заняты маленькой Мадам, вспомнила о Хью. Наверное, он уже обнаружил ее исчезновение. Что он должен думать сейчас? Что чувствовать? Ей было больно сознавать, что она может больше никогда не увидеть его, не ощутить тепло его объятий. Больше всего она боялась, что он проклянет само ее имя, когда узнает о ее предательстве. И она не сможет упрекнуть его. Но что ей оставалось делать? Она дала клятву, и теперь пришло время выполнять ее.
Потом мыслями ее завладел ребенок, которого она носила под сердцем, и в душе обещала всегда любить его. Его, ибо она была уверена, что это мальчик. От мысли, что ее сын никогда не узнает своего отца, слезы обожгли ей глаза. И чем дальше ехала она под моросящим дождем, тем горше ей становилось.
Они не разговаривали, Санча и молодой аристократ, пока не достигли огромного леса, где от прямой королевской дороги отходило несколько троп.
– Мне велено ждать графа де Северье. Вот там, в разрушенном аббатстве. – Ги показал на темнеющий лес. – Он сопроводит вас к королеве.
Граф де Северье? У Санчи стало спокойнее на душе при мысли о том, что скоро она встретится с дядей, но она не успела сказать об этом Ги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Начинало вечереть, и серый пасмурный день постепенно тонул в надвигавшихся сумерках. Когда Хью подъехал к замку, заморосил мелкий дождь. Медленно продвигаясь в плотной толпе, он направился к конюшням. Спешился, быстро расседлал коня и поспешил в гостевое крыло, намереваясь добиться от Санчи правды.
Возле кухонь сырой вечерний воздух казался густым от ароматов готовящегося ужина. Коридоры замка были забиты баронами и их семьями, разодетыми в шелк и бархат, и ордами ополоумевших слуг.
Приблизясь к своей комнате, Хью увидел Гасти, стоящую в дверях. Видно было, что она поджидает его. Лицо ее было бледное и встревоженное.
– Госпожа пропала, – проговорила она, едва Хью переступил порог. – Уж я искала ее – все напрасно.
– Что ты говоришь? – прикрикнул на нее Хью. – Разве она не пошла на праздник с сестрами де Энфранвиля?
Гасти отрицательно замотала русой головой.
– Она послала меня сказать, что ей нездоровится. Ей и правда нездоровилось, но, когда я вернулась, госпожи не было в комнате. Я подумала, она в туалете, стала ждать, а ее все нет. Тогда я пошла искать. Везде смотрела! – говорила Гасти чуть не плача.
Хью кружил по комнате, сердцем чувствуя недоброе.
– Что на ней было надето?
– Даже не знаю… Все платья вроде на месте…
– Подумай хорошенько, Гасти. Не могла же она уйти в одной рубашке. Ну-ка, посмотри ее вещи. Пошевеливайся! – приказал Хью.
Гасти бросилась к сундуку, откинула крышку и стала рыться в вещах. Наконец она закричала:
– Коричневое бархатное платье для верховой езды! Его нет. Она зачем-то надела его.
Но когда Гасти подняла голову, то увидела лишь спину господина, который тут же исчез в толпе, заполнившей коридор.
Хью не представлял, куда исчезла жена, но предполагал, что в этом происшествии замешан молодой француз. Хью поспешил в конюшню, вновь оседлал коня, который остался весьма этим недоволен, и поскакал к башням у ворот. В Уорквортском замке их было три. Длинноволосый, с козлиной бородой стражник у третьей башни припомнил даму в коричневом бархатном платье и с нею молодого человека.
– Французишка. Спрашивал у меня дорогу на юг. Откуда мне было знать? Я ему показал. Чертов чужеземец!
Хью швырнул монету и проехал через ворота. Он понесся галопом вдоль реки по полям, до литейной мастерской, спустился к берегу и увидел свой лагерь: шатры, окруженные фургонами, к которым привязаны были лошади.
Мартин садился ужинать, когда в шатер влетел Донел и крикнул:
– Хозяин скачет, что-то случилось!
Мартин вышел под моросивший дождик в тот момент, когда Хью резко осадил коня у шатра. В двух словах Хью рассказал, что произошло.
– Госпожа исчезла? – Мартин был озадачен. – Ничего не понимаю.
– Я тоже, – сказал Хью. – Запрягайте фургоны, забери Гасти и сундуки, а затем отправляйся к де Энфранвилю. Скажи, что твоя госпожа заболела и что я возвращаюсь с ней в Эвистоун. Когда отправишь фургоны домой, скачи в Челфорд, я еду туда.
– Где я там найду вас?
– Сам не знаю. Поторапливайся, Мартин.
– Хорошо, милорд.
И Хью растворился в тумане, смешанном с дождем. Переехав Уорквортский мост, он повернул коня на юг.
Незадолго до того, как Хью обнаружил ее исчезновение, Санча с замирающим сердцем подошла к западным воротам. Ги уже ждал ее. Он стоял в стороне от дороги, возле кузницы, в дверь которой виднелись раскаленные угли горна. Он сдержал слово и привел лошадь для нее. Гнедая была неказиста на вид, но резва.
Едва они покинули Уоркворт, как Санча стала умолять Ги рассказать, что с мадам Изабеллой.
– Не вижу причин, почему бы теперь вам не узнать правду, – ответил Ги с таинственной улыбкой. – Мадам больна. Ей необходимо лечить нервы. Королева, ее мать, боится за ее рассудок и хочет, чтобы она немедленно вернулась во Францию, где лекари лучше.
Его слова потрясли и одновременно напугали Санчу. Она сразу подумала о лекаре, что лечил ее, о лекаре Болинброка. Помня о том, что ей пришлось самой пережить, она высказала предположение:
– А не может ли быть так, что англичане под видом лекарства дают Мадам яд? – Уж она-то по собственному опыту знала, что такое может быть. Надеясь предостеречь и таким образом избавить свою маленькую королеву от того ужаса, что она сама испытала, Санча не долго думая поведала Ги, как ее поили эликсиром, от которого она впадала в полубессознательное состояние.
Слушая ее, Ги отводил взгляд. На его губах застыла странная улыбка. Хоть он и красив, думала Санча, но как же неприятно, почти отталкивающе улыбается.
Эта улыбка заронила в Санче легкое беспокойство. Но его сочувственные речи и обходительные манеры вскоре рассеяли ее подозрения. Позже, когда они ждали несколько часов, пока пьяный паромщик переправит их на другой берег, Санча спросила:
– Мы едем прямо к Мадам?
Он ответил, что это было бы неразумно.
– Англичане стерегут ее, как важную пленницу. Вам лучше прибыть в монастырь вместе с придворными французского короля, иначе вас сразу узнают.
Но, когда Санча захотела расспросить его подробнее, Ги отказался сообщить ей больше того, что уже сказал. Нет, он не был груб, скорее уклончив. Но при этом ускользнул от ответа с таким очарованием и беззаботностью, что Санча не смогла на него обидеться.
Когда наконец они оказались на другом берегу реки, ей стало не до расспросов. Начался дождь, мелкий, упорный, который скоро превратил дорогу в болото и наполнил воздух запахом мокрой земли и прелых листьев.
Санча, чьи мысли до сих пор были исключительно заняты маленькой Мадам, вспомнила о Хью. Наверное, он уже обнаружил ее исчезновение. Что он должен думать сейчас? Что чувствовать? Ей было больно сознавать, что она может больше никогда не увидеть его, не ощутить тепло его объятий. Больше всего она боялась, что он проклянет само ее имя, когда узнает о ее предательстве. И она не сможет упрекнуть его. Но что ей оставалось делать? Она дала клятву, и теперь пришло время выполнять ее.
Потом мыслями ее завладел ребенок, которого она носила под сердцем, и в душе обещала всегда любить его. Его, ибо она была уверена, что это мальчик. От мысли, что ее сын никогда не узнает своего отца, слезы обожгли ей глаза. И чем дальше ехала она под моросящим дождем, тем горше ей становилось.
Они не разговаривали, Санча и молодой аристократ, пока не достигли огромного леса, где от прямой королевской дороги отходило несколько троп.
– Мне велено ждать графа де Северье. Вот там, в разрушенном аббатстве. – Ги показал на темнеющий лес. – Он сопроводит вас к королеве.
Граф де Северье? У Санчи стало спокойнее на душе при мысли о том, что скоро она встретится с дядей, но она не успела сказать об этом Ги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85