Санча зашевелилась под одеялом и оторвала голову от подушек, пораженная тем, что действительно не может вспомнить его имени. Она шмыгнула носом и помотала головой, тщетно напрягая память. Ведь кто-то, может быть, Алиса, говорил ей, как его зовут. Но ничего вспомнить не удавалось: ни имени, ни того, кто ей его сказал. В голове у нее царил полный сумбур. Ей хотелось сейчас одного: вернуться к прежней жизни, к Мари и Алине, к Мадам.
– Начнем с имени. Это будет уже кое-что. Я – Хью Кенби, третий сын… Нет, – резко перебил он себя, не желая приукрашивать правду. – Я запоздало признанный внебрачный сын лорда Уильяма Кенби. – Он наблюдал за ней, пытаясь по выражению лица понять ее реакцию. – Меньше всего я хочу причинить тебе страдания. Я поклялся королеве заботиться о тебе и сдержу клятву. Каким бы ни было мое происхождение, мое слово – это слово рыцаря. – Хью опять помолчал, внимательно глядя на нее. – Раз эликсир может вернуть тебе здоровье, значит, ты должна его принимать. Почему же ты упрямишься?
Санча осмелилась взглянуть на него, почти желая верить искренним серым глазам, доброму голосу.
По ее молчанию Хью понял, что одержал победу: она больше не спорила, не сопротивлялась. Он медленно встал, взял чашку с сундука и после секундного раздумья обернулся к ней.
– Если я выпью эликсир, – предложил Хью, – поверишь ли ты, что это не яд?
11
Санча посмотрела на него покрасневшими от слез глазами, но ничего не ответила. Хью вернулся к кровати и сел, как прежде, на краешек, касаясь бедром ее ноги под одеялом.
– Видишь, я пью, – и, глядя ей в глаза, он поднес чашку ко рту. Тошнотворно-приторная жидкость потекла в горло, желудок свел спазм. Каким-то чудом ему удалось не скривиться от отвращения. – Ну вот, никакой это не яд.
Она смотрела на него огромными печальными глазами.
– Теперь ты, – сказал он, протягивая ей чашку.
Санча осторожно привстала в постели, отодвинулась от него как можно дальше. Но когда он попытался сунуть чашку ей в руку, отказалась взять ее.
– Нет, – едва слышно сказала она. – Вы воспользуетесь… – Целомудренность не позволила ей договорить: настолько ужасны показались ей слова, сама непроизнесенная мысль.
– Ты боишься, что я поцелую тебя? – удрученно спросил он, беря ее за руку и вкладывая чашку.
Санча потупилась, она вся горела от стыда. Хью улыбнулся, а у нее дрожали губы, и она никак не могла унять их дрожь. Внезапно ее охватила ярость, ей захотелось закричать на него, высказать в лицо, что она думает о нем, чтобы все в доме слышали, но та же ярость не дала ей этого сделать, и Санча лишь пробормотала:
– Ты унизил меня…
– Я? – Он улыбнулся еще шире. – Да я скорее руку бы себе отрезал. – Хью рассмеялся. – По правде говоря, так чуть было и не случилось. По крайней мере, палец я себе почти отхватил. – Подняв руку, он показал глубокую рану в основании мизинца. – Никак не думал, что церемониальный кинжал будет острым, как сарацинский ятаган, – объяснил он. – Темно было, и в первый момент я подумал, что напрочь его отрезал. – Его серые глаза искрились от смеха, когда Хью предположил: – Если в таких случаях принимают во внимание количество крови, уверен, служанки Суинфорда объявили тебя невиннейшей из девственниц всего христианского мира.
Санча глядела на его красивое улыбающееся лицо, не понимая, что он имеет в виду. Когда наконец до нее дошел смысл его признания, она только и могла, что произнести, заикаясь:
– Твоя кровь? Но почему? Зачем?
– Я был пьян, как никогда, а ты спала как убитая. Было бы жалко потратить слишком много усилий на то, о чем потом ни ты, ни я и не вспомнили бы. Кроме того, – продолжал Хью, – мне больше нравится думать о любви как о даре, а не о чем-то, что делают по принуждению или по необходимости, вроде умывания по утрам или еды на скорую руку. – Он снова улыбнулся и сказал повелительно – Ну, пей свой эликсир.
Побежденная его доводами, бархатным голосом, искренним взглядом серых глаз, Санча послушно выпила отвратительную жидкость, вернула ему чашку и улеглась. Она смежила веки, но перед глазами живо стояло его открытое лицо, глубокая кровавая отметина на пальце. Неужели он пошел на это из-за нелепых предрассудков, чтобы избежать ненужных толков? Ей очень хотелось верить ему. Она была как натянутая струна, готовая порваться; лежала и слушала, как он ходит по спальне. Потом почувствовала, как кровать подалась под его тяжестью. Санча не собиралась так скоро засыпать, но, как во все последние дни, эликсир одержал победу над ее возбужденными нервами.
Улегшись рядом с ней, Хью почти тотчас же провалился в сон, но вскоре открыл глаза; сердце его взволнованно билось от сладостных картин, пригрезившихся во время недолгого забытья.
Он сел в постели, сожалея, что сон был так краток, и тут темная комната вдруг закружилась у него перед глазами. Он хотел потереть их, но не смог поднять руку.
– О Господи! – пробормотал Хью.
У него было такое ощущение, что голова живет отдельно от тела, словно он выпил бочку сладкой медовой браги. А может, и чего покрепче, потому что, когда он попытался остановить взгляд на еще мерцавшем камине, он увидел не один камин, а три. Он тяжело повалился навзничь и сомкнул веки в надежде, что окружающее перестанет плыть и дрожать перед глазами, и пытаясь понять, чем вызвано такое его состояние.
Он выпил за столом всего одну кружку эля; приписать это вчерашнему возлиянию тоже было нельзя. И тут Хью вспомнил вкус тошнотворно-сладкой микстуры. Она называла ее отравой. Может, так оно и есть? Он вдруг покрылся холодным потом, рот наполнился слюной, желудок свела судорога. Хью поднялся и, пошатываясь, побрел по коридору, тонувшему в непроглядной темени, в уборную, расположенную рядом с гардеробной; там его долго рвало, пока не заболело все внутри.
На шум вышел из своего закутка Мартин и сонно спросил:
– Это вы, сэр? – Ему пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Хью ответил.
Затем выглянула Алиса. Она ничего не могла разобрать в темноте, кроме смутных фигур, слышала непонятные звуки и мужские голоса.
– Что-то с госпожой, ей стало хуже? – спросила она громким шепотом.
– Иди к себе, – послышался в ответ чей-то голос. Ей показалось, что это был Мартин. Она слышала, как еще полчаса они ходили и переговаривались, потом все опять затихло.
Утром, придя будить госпожу, Алиса увидела, что Хью уже на ногах и одет, а леди еще спит тяжелым сном. Хью стоял возле камина с тяжелой железной кочергой в руках и помешивал головешки, которые еще тлели. Она собралась было приготовить госпоже эликсир, но увидела, что ларчик с инкрустациями стоит открытый на сундуке. Резная коробочка из кости, в которой хранился темно-красный кристаллический порошок, исчезла.
Внезапная вспышка зеленоватого пламени озарила спальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85