Вильям Бэлкум буквально остолбенел и резко сказал:
— Сними сейчас же, Бетси! Ты никогда не должна ее надевать.
Девушка была настолько поражена, что Бэлкум сразу пожалел о своем резком тоне, на самом деле вызванном статьей в газете.
— Прости меня, Бетси. Но существует причина, по которой вам не следует открыто выражать свои симпатии. Если хочешь, оставь шляпу на память. Но помни: больше никогда ее не надевай.
Девушка сняла шляпу и в недоумении смотрела на отца. Потом она подошла к нему поближе и грустно спросила.
— Папа, что случилось?
— Малышка, — сказал Бэлкум называя ее так впервые за долгое время. — Сейчас кажется все идет не так.
— Но в чем дело, папа?
Вильям умоляюще взглянул на жену.
— Дорогая, вы им все расскажете? Вопрос такой деликатный, что будет лучше, если все объяснит мать. Мне… мне нужно уйти, придется нарушить правило и выпить виски до обеда.
— Да, Вильям, тебе это необходимо. Я все объясню Джейн и Бетси. Вильям Бэлкум медленно потягивал виски и снова вспоминал события дня. Может, этот солдафон в «Плантейшн-Хаус» был прав? Возможно, он должен был сделать что-то, чтобы предупредить случившееся? Наверно, он не полностью осознал собственную ответственность в воспитании таких прелестных дочерей?
Он был уверен, что они не сделали ничего дурного и прилично себя вели с уважаемым гостем дома. Это все была гнусная ложь, чтобы очернить Наполеона.
Бэлкум понимал, что Бетси вела себя с Наполеоном безупречно. Отец до сих пор считал ее такой же маленькой девочкой, какую он брал с собой в замок накануне их отплытия на Святую Елену.
Он еще раз все внимательно обдумал и решил, что не стоит себя ни в чем винить.
Господин Бэлкум подошел к окну. На западе можно было разглядеть «Плантейшн-Хаус» в зареве огней. Днем он узнал, что губернатор дает торжественный ужин и среди гостей будет Моншеню.
Бэлкум мрачно глядел в сторону официальной резиденции и думал о том, как будет принят француз. «Если Лоув заговорит об этом сегодня… и если за столом станут упоминать о статье и будет проявлено излишнее внимание… я его вызову на дуэль!»
Он отправился к окну на южной стороне и начал разглядывать семафор у сигнального поста. Он был подсвечен, чтобы было видно положение рычага. Сигнал показывал, что Наполеон находится дома. Остальные огни на более дальнем расстоянии, вне сомнения, передавали тот же сигнал. Бэлкуму было известно, что губернатор в течение вечера несколько раз подходил к окну, чтобы удостовериться, что пленник не сбежал.
«Какие-то детские игры, — решил он. — Кому нужны подобные глупые предосторожности на берегу, когда остров плотным кольцом окружает британский флот. У этого человека наверняка нарушена психика!»
Он вернулся к столу и снова увидел вырезку. Бэлкум взял ее в руки и обнаружил, что на обратной стороне была статья под заголовком «Новая Судоходная Линия».
Чтобы немного отвлечься от того, что сейчас происходило наверху (по голосам он мог судить, что мать рассказала дочерям уже самое худшее), он решил прочитать статью. После первых предложений его внимание было полностью поглощено статьей.
Группа богатых американцев решила организовать новую судоходную линию для торговли с Востоком под названием «Нью-Йорк-Бомбей». Многие имена из списка директоров и служащих были ему известны, и он был убежден, что это стоящее предприятие. Они собирались использовать новый тип судов — клипер. Это была американская идея — более узкий корпус судна, высокие мачты и множество парусов. Первое судно уже строилось в доках Ист-Ривер, неподалеку от Нью-Йорка и его собирались назвать «Летучий Янки».
В статье было объяснение о том, что в связи с запретом заходить на остров Святой Елены новая судоходная линия станет посылать свои корабли в Рио-деЖанейро, а оттуда они проследуют прямо в Кейптаун. Когда ограничения будут сняты, суда также станут заходить на Святую Елену — остров лежит на полпути между этим точками.
«Это очень важно, — подумал Бэлкум. — Если мне придется искать себе другую работу, мне было бы интересно принять участие в подобном предприятии. Американцы обладают чувством перспективы».
Но он подумал о том, что ему не понравится жить в Нью-Йорке не потому, что он был против этого города или самих американцев. Ему не хотелось жить под другим флагом, в другом государстве.
«Возможно, они организуют какое-то агентство в Лондоне, а может быть, и тут».
Он продолжал об этом размышлять, когда шум шагов возвестил его, что разговор между женой и детьми подошел к концу. Он вышел им навстречу в холл и подождал у лестницы. Процессию возглавляла миссис Бэлкум, в ее глазах все еще блестели слезы — было ясно, что задача перед ней стояла не из легких.
За ней с опущенными глазами шагали обе девушки.
— Мы обо всем поговорили, — объявила миссис Бэлкум, прикладывая к глазам носовой платок, — Бетси и Джейн согласны с нашим решением. Но они… очень расстроены.
Бетси подошла к отцу.
— Мой храбрый папа. Я горжусь тем, что вы собирались сражаться из-за меня. Я уверена, что вы бы показали этому ужасному человеку его место.
— Бетси, боюсь, что тебе придется нелегко, — сказал господин Бэлкум. — И тебе тоже, Джейн. Хотя, конечно, в меньшей степени.
Бетси тепло пожала ему руку.
— О, у меня будет постоянно масса дел. — Она старалась, чтобы ее голос не дрожал, но это у нее плохо выходило. — Мне даже будет приятно некоторое время посидеть дома и не ходить на разные вечеринки и приемы. Понимаете, они мне надоели. Кроме того, папа, я расту, и мне многому следует научиться. Я не умею шить…
— Моя храбрая девочка!
— Кроме того, я буду больше общаться с вами и мамой. Вы это выдержите? Я постараюсь вам особенно не надоедать.

Глава седьмая
1
Младшей дочке мадам Монтолон исполнилось уже два месяца. Ее назвали Наполеона. Мать уже пришла в себя после беременности и родов. Сейчас она стояла у дверей, ведущих из столовой в кабинет императора. На ней было надето черное платье с большим вырезом, который прикрывал огромный кружевной воротник. Волосы ей убрали по последней моде — они были разделены пробором посредине и зачесаны назад; и она выглядела прелестно. Мадам поймала взгляд Наполеона и ждала позволения войти.
Наполеон был сильно занят и не желал, чтобы ему мешали. Но мадам Монтолон не собиралась отступать. Наполеон нахмурился и жестом показал, что она может войти. Мадам не ждала, пока он ей предложит сесть. Она выбрала кресло напротив императора и села, расправив юбки таким образом, чтобы ему была видна стройная и маленькая ножка.
Император ждал, когда она заговорит, но она смело взяла его руку и сказала.
— Эти руки прекраснее женских, — потом взяла большой палец в рот и сильно укусила его мелкими белыми зубками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121