— Постоянное любопытство! — возмутился Наполеон. — Бертран, вы понимаете, что я не могу сделать ни шага, чтобы кто-то не начал за мной наблюдать из окна? Если я расхаживаю по комнате, они начинают прислушиваться, припав к вентиляционным отверстиям на чердаке. Кругом — глаза, глаза, глаза!
— Сир, их не в чем особенно винить. Им здесь нечего делать. Они все теснятся в маленьких комнатах, и когда они смотрят, как вы расхаживаете по саду, они позже могут это обсудить друг с другом.
Наполеон был слишком раздражен и никак не мог успокоиться. Он думал про себя. «Она постоянно стоит у окна. Что она ожидает? Что мы снова вернемся к тем фамильярным отношениям, которые у нас сложились во время морского путешествия? Видимо, придется откровенно поговорить с ней».
Он проворчал:
— Кругом караульные и каменные стены! И семафоры, чтобы показывать все мои движения. По-моему этого достаточно, мои люди не должны за мной шпионить! Я думаю, что они без конца перемалывают разную ерунду. Господи, меня нельзя винить в том, что мне все это чертовски надоело!
— Вы правы, сир, но боюсь, что так будет продолжаться, и с этим ничего невозможно сделать.
Пленник возвратился к тем мыслям, которые владели им, когда он смотрел на серое море в направлении Рио.
— Бертран, — тихо сказал император. — Нам следует возвратиться в сад и встать там, где нас никто не услышит. Мне нужно вам кое-что сказать.
Они вернулись в сад и поставили для себя два старых кресла. Сад и место для прогулок были настолько плохо спланированы, что после дождя там долго не высыхали дорожки. Кресла пришлось поставить прямо в лужи, поверхность земли была влажной и мягкой, и металлические ножки глубоко провались в землю. Солнце пыталось пробиться сквозь небольшой просвет в облаках, но не было настоящего тепла, чтобы подсушить землю.
В эту часть сада выходили окна только покоев императора, и некоторое время за ними никто не мог наблюдать. Наполеон начал тихо говорить:
— До того, как я поддался этому безумцу и оптимисту, я имею в виду моего брата Люсьена, который уговорил меня остаться во Франции, я много думал о том, чтобы отправиться на корабле в Америку. Там должны произойти великие события. Если бы я уехал с Жозефом, у меня там могла сложиться новая жизнь. Я принял решение позабыть о войне и тронах и решил стать индустриальным магнатом — миллионером! Клянусь, я бы мог многого добиться в этой сфере. Меня в Париже посещали многие представители этих самых Соединенных Штатов. Среди них были кораблестроители… Люди с длинными подбородками, твердым ртом и холодными серыми глазами. Они говорили одно: настало время создавать новый тип торгового судна. Они повторяли слово «клипер». Новый тип судна должен был быть настолько узким, чтобы оно прорезало волны, и на нем должны были стоять высокие мачты и много парусов. Этими судами не так легко управлять, но они должны перевозить большой груз. Они должны легко обгонять английские суда низкой посадки, отправляться на Восток и возвращаться оттуда в два раза быстрее. У меня не было никаких сомнений, что они произведут революцию в мировой торговле. Мне следовало оставить этих людей во Франции и отдать им под контроль наш флот и торговые суда. Но я был настолько занят тем, что формировал армии, что не стал заниматься проблемами флота и тем самым лишился великого шанса.
Если бы англичане и другие европейские государства оставили меня в покое, когда я убежал с Эльбы, я бы обязательно поддерживал мир. Я хотел сделать из Франции передовую морскую державу и создал бы флот, состоящий из этих фантастических клиперов, о которых говорили американские гости. Я даже решил, что призову некоторых из этих людей к себе на службу. Но Англия, Австрия и Россия решили меня наказать, и мне пришлось собирать армии и сражаться с ними.
Когда я оказался в руках англичан, я всегда помнил о том, что остаюсь императором Франции и являюсь отцом будущего императора. Если они заставят меня отречься, я не должен пытаться и измышлять какие-то способы, как освободиться. Я должен требовать к себе уважения и никогда ничего не предпринимать, чтобы каким-то образом замазать себя грязью в глазах мировой общественности. Никаких побегов в ночной тьме, никаких переодеваний или любых форм подпольной деятельности.
Бертран, всегда, прежде чем принять кардинальное решение, необходимо рассмотреть другие аспекты действий. Я понимал, что англичане не станут играть по правилам, и поэтому я… я оставил для себя открытыми несколько путей отступления. Теперь всем ясно, насколько я был прав — они держат меня под охраной в доме, полном крыс, и вдалеке от цивилизации. Пришло время воспользоваться теми приготовлениями, которые я сделал. Под большим секретом я расскажу вам все. Что касается остальных — я уверен в их верности, но как насчет их рассудительности? Смогут ли они обо всем промолчать? Вот что я хотел вам сказать. Я ожидаю писем от аббата Форса. Не хмурьтесь и не качайте головой. Он — самый хороший агент, который у меня был. Если кто-то может избавить меня от этого ада, то это он.
У него забавный почерк — мелкий и плотный, с трудом разбираешь. Если я получу от него письмо, написанное этим странным почерком, у меня вновь возникнут надежды, которые уже давно почили мертвым сном. Он, и только он, этот неряшливый священник, о котором вы так дурно думаете, способен выполнить планы моего освобождения.
Он поднялся с кресла, и они медленно отправились назад к скоплению низких крыш и стен с подтеками, на которых не держалась краска. К тому месту, что носило название Лонгвуд. Бертран обратил внимание на то, как блестели глаза императора, и его походка стала более упругой.
— Крошка правды нечаянно оказалась у меня в руках, — шепнул Бертрану Наполеон. — Бертран, мне кажется, что вскоре к нам прибудет долгожданное вино.
2
В Джеймстауне стояла жуткая жара. Клерки покинули свои офисы, лавочники позакрывали лавчонки, все столпились у залива в тщетной надежде получить глоток свежего воздуха, веющего с моря. Ночь не приносила облегчения, и люди расстилали покрывала на жесткой земле в садах и палисадниках. Таверны были переполнены, потому что люди пили теплое пиво, надеясь, что оно немного приглушит жажду. Все говорили, что худшей погоды давно не было на острове.
— Это наказание за то, что тут находится несчастный корсиканский мясник. А нам приходится делить это наказание вместе с ним.
— Почему Бог наслал на нас такую жару и не подождал пока Бони окажется в аду?
Вильям Бэлкум взял с собой в город Менти Тиммса, чтобы тот раскачивал опахало в главной комнате офиса. Он молча сидел без сил в комнате и видел, что рубашка Менти не доходит ему до пояса. В это время к нему пожаловал граф Бертран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121