– Нет, все нормально. Должен же кто-то оставаться здесь, с девочками. Я ненадолго.
Она поцеловала его в макушку и схватила свою куртку.
Стадион Джасперз-филд лежал под белым ковром в окружении пустующих трибун, призрачно темневших на фоне огромного безмолвного неба. Матово-зеленые буквы на зеленом табло, лампочки, выделявшие слова «хозяева» и «гости», тусклые и заброшенные, глубокие ходы, ведущие лишь в еще более густой мрак. Единственное освещение исходило от фар автомобиля Теда; он прислонился к машине, дожидаясь Сэнди. Она подъехала через минуту, остановилась в ярде от него и быстро выключила фары. Замерзшая земля похрустывала под ее ногами, когда она шла к нему.
– Я рад, что ты приехала, – сказал он.
– Оставь эти дерьмовые манеры. Я здесь только ради Джулии и Эйли. Так что тебе нужно?
– Ты должна заставить Джулию изменить показания.
– С чего это?
– Я мог бы сказать тебе, потому что она лжет, но на тебя бы это не подействовало. Поэтому позволь мне привести другую причину. Если ты не заставишь Джулию признать, что это был несчастный случай, я уж позабочусь, чтобы ты об этом пожалела. Может, я и не получу обратно моих девочек, но и ты тоже их не получишь.
– Ты мне угрожаешь?
– Это дерьмовое лицемерие прибереги для своего дружка. Нам-то с тобой лучше знать, а, Сэнди?
– Чего ты этим добьешься, Тед? Объясни мне, чего ты добьешься?
– Свободы прежде всего. Только заставь Джулию изменить показания.
– С чего ты взял, что мне бы это удалось, даже если бы я и захотела? Джулия меня не слушает.
– Ну ладно, тогда Эйли.
– Эйли?
– Она вышла из кухни, ты сумеешь заставить ее сказать это. Она вышла из кухни и видела, что это был несчастный случай. Слушай, мне плевать, как ты этого добьешься, сделай, и все.
Ветер сбивал сосульки с трибун на землю, они оба мерзли, озирая пустынный стадион.
Она снова повернулась к нему.
– Эйли уже дала показания в полиции. Она не видела, что произошло.
– Она была растеряна, потрясена. А теперь вспоминает яснее, – настаивал Тед.
– Это все?
– Я не шучу, Сэнди.
– Да, не сомневаюсь.
Она еще секунду смотрела ему в глаза, потом быстро зашагала к своей машине, села в нее и хлопнула дверцей.
После ее отъезда он еще долго стоял, не шевелясь, уставившись на пустое поле и немногочисленные огоньки в городе.
Когда Сэнди вернулась, Джон все еще читал журнал.
– Тебе лучше? – спросил он.
Она рассеянно кивнула.
– Да. – Села рядом с ним. – Обними меня.
Он заключил ее в объятия, его ласки несли нежность, покой, утешение – совсем не то, в чем она нуждалась.
– Ты любишь меня, Джон?
– Именно это я и стараюсь тебе все время внушить.
Она больше ничего не говорила, а начала расстегивать рубашку на нем, на себе, сначала медленно, потом яростно, отчаянно, царапая его кожу, стремясь пробраться внутрь в поисках убежища, забытья.
6
Сэнди пристально разглядывала макушку Энн: лежа на своей кровати на другом конце комнаты та прилежно доделывала уроки, хотя была еще пятница. Из-за закрытой двери их комнаты было слышно, как Джонатан дирижировал симфонией, звучавшей лишь в его собственном мозгу, громко мыча монотонные звуки, а Эстелла разражалась частыми аплодисментами. Сэнди встала из-за стола и принялась расхаживать по комнате взад и вперед. Бывали ночи, когда она просыпалась, задыхаясь, хватая ртом воздух, капли пота стекали по груди. И днем она часто обнаруживала, что в состоянии делать лишь мелкие, прерывистые вздохи, и, ощущая дурноту, ей приходилось сознательно принуждать себя глубоко вдыхать душную, спертую атмосферу комнаты, дома. Иногда ей казалось, что она может задохнуться в самом прямом смысле слова. Она прошла в один конец комнаты и обратно, хмуро глядя на Энн, спокойную, безмятежную, ничего не замечавшую. На четвертый раз – туда-сюда – она буркнула себе под нос «Господи» и рывком распахнула дверь.
Она позвонила ему по телефону в коридоре: «Еще не поздно передумать?» Она проскользнула мимо Джонатана и Эстеллы, сидевших в гостиной. Они никогда даже не замечали, что она ушла.
Его родители уехали на неделю. У него были такие родители, такая жизнь, когда люди ездят загорать в середине февраля. Она прошла по холоду шесть кварталов до его дома. С каждой новой улицей дома становились все больше, промежутки между ними – все шире, в его квартале почти все дома были реставрированными викторианскими особняками, их разделяли широкие заснеженные лужайки. Там были решетчатые ворота и нарядные почтовые ящики, украшенные деревянными утками. Он был капитаном баскетбольной команды, душой общества в столовой, одним из тех людей, кому все достается легко – друзья, девушки. Он умел рассказать анекдот. У его подруги были длинные блестящие каштановые волосы, матовая кожа, большая грудь; она, разумеется, капитан болельщиков. И все же они дружили, Сэнди и он. Или если уж не совсем дружили, то испытывали друг к другу тайную, робкую симпатию, как свойственно подросткам. Он поддразнивал ее за отличные отметки и высокомерие, но никогда – за семью, а она дразнила его тупицей. Сталкиваясь в коридоре, они улыбались друг другу и на вечеринках разговаривали, подкалывая и подначивая друг друга, – им обоим так было проще. «Хочешь зайти? Мои родители в отъезде». Так просто.
– Я рад, что ты передумала, – он открыл ей дверь и, широко улыбаясь, ждал, пока она стряхивала приставшие к подметкам ледышки.
Она поднялась вслед за ним наверх, в его комнату, где в беспорядке валялись гири, два баскетбольных мяча, пластинки Рея Чарльза. Пахло мятой и эвкалиптом.
– Хочешь посмотреть телик?
– Давай.
Они уселись на полу, привалившись к боковушке кровати, не касаясь друг друга, и смотрели старый фильм «Слушай, путник» с Бетт Дейвис. Одновременно закурили.
– Хочешь, помассирую спину? – спросил он.
Она сняла рубашку и легла на пол. Его большие мозолистые руки неуверенными кругами ходили у нее по спине. Она села и прислонилась к нему. Он мял ее груди, как тесто. Наконец он произнес:
– Может, нам перейти на кровать? – Выключил телевизор, выключил свет, улегся на кровать в одежде.
– Раздеваться ты не собираешься? – спросила она. Как часто бывало, вышло резче, чем она намеревалась.
Он смущенно рассмеялся.
– Кажется, я немного волнуюсь.
Они разделись.
Он положил сверху руку, прижал, она стиснула его плечи, его рука проникала все дальше и дальше, ее бедра приподнялись.
– Ты первый раз, да? – спросил он.
– Да.
Он улыбнулся ей, лег на нее сверху, вошел. Ей как-то не удавалось подладиться к нему, приспособиться к его ритму, вообще найти хоть какой-нибудь ритм, и они стукались друг об друга короткими неуклюжими рывками. Ей не приходило в голову, что она может не испытать оргазма, дома, одной это было так легко, ее рука, подушка, приглушенный стон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90