Позднее, сочиняя статью, он так глубоко запрятывал любой намек на критику, что только он сам и мог бы отыскать его. «Вы должны иметь собственную точку зрения», – настаивал тот же профессор. И хотя Питер пытался отстаивать свой стиль, утверждая, что он хочет просто выложить факты, а уж читатель пусть сам делает выводы, он понимал, что это неверно. Именно эта слабость в его материалах, как он подозревал, и не давала ему получить работу на более крупном рынке. Именно эту слабость он решительно вознамерился преодолеть в Хардисоне, выправляя свою рукопись до тех пор, пока в ней не появлялась твердость и решительность и ее нельзя было не признать. Часто по вечерам в тишине своей городской квартиры он прослушивал записи старых интервью, перечитывал старые статьи, прикидывая, как бы сделал их все по-другому. Хотя он был неженат, свиданий назначал мало и редко бывал в барах, кинотеатрах или других местах, где мог бы встречаться с людьми. Он не собирался задерживаться в Хардисоне дольше, чем было необходимо.
– Я занят, Сэнди, – сказал он, опустив руки на край стола. – Что тебе нужно?
– Я тебе скажу, чего мне не нужно. Мне не нужно, чтобы всякие прохвосты вроде тебя вертелись вокруг моей семьи.
– Это моя работа, – ответил он. – Ты бы делала то же самое.
– Откуда ты знаешь, что бы делала я?
– Потому что я знаю, что ты лучший репортер в этой газете.
Она помедлила, потом коротко бросила:
– Брось крутиться вокруг моей семьи. – Соскользнув с его стола, она вернулась к своему и забарабанила пальцами по клавишам, ожидая, когда останется только этот ровный ритм букв, слов. Только в процессе сочинения для нее исчезало ощущение времени, собственной неловкости. Теперь и этот способ изменил ей. Зазвонил телефон, она в смятении подняла трубку.
– Да?
– Я просто звоню узнать, как у тебя дела, – сказал Джон. Ему всегда казалось, что нужно непременно иметь предлог, чтобы позвонить ей; он раздумывал, будет ли она вообще когда-нибудь принадлежать ему.
– Прекрасно.
Повисла тишина.
– Что бы ты хотела сегодня на ужин? Я бы мог купить по пути.
Она прикусила губу. Не было никакого предварительного разговора насчет ужина, насчет сегодняшнего вечера. Она не могла вспомнить, чтобы их отношеня дошли до той стадии, за которой подобные вещи сами собой разумеются. Когда это случилось? Три месяца назад? Полгода? Ей всегда удавалось уходить до наступления этого момента.
– Пожалуй, мне лучше сегодня вечером просто побыть одной, – ответила она.
– Вот как?!
Она расслышала в его голосе разочарование и вздрогнула от накатившего раздражения.
– Мне же нужно какое-то время бывать с девочками, – виновато добавила она.
– Разумеется.
– Я позвоню тебе завтра.
– Сегодня вечером, – настаивал он упорно, но спокойно.
– Сегодня вечером, – согласилась она и улыбнулась. – Я позвоню тебе сегодня вечером.
Сэнди повесила трубку и попыталась снова включиться в работу. Когда она только начала встречаться с Джоном, то месяцами недоумевала, чего же не хватает. Чего-то не хватало. Где должны были быть острые края, крутые повороты, все было ровно, гладко. Временами даже его ласки казались чересчур благовоспитанными, словно сторонились пота, запаха и звука. Лишь постепенно до нее начало доходить, чего же еще недоставало – боли. Она начала с новой страницы методично перечислять возможных кандидатов на пост начальника полиции, их достоинства и недостатки.
Когда Сэнди в тот вечер вернулась с работы, в доме было так тихо, что ей показалось, будто девочки ушли. На первом этаже не горел свет, прихожую освещали лишь ранние зимние сумерки.
– Джулия? Эйли? – позвала она.
Она отыскала их наверху, в их спальне, Эйли на кровати, Джулию – за столом. Ее поразило то, что даже в ее отсутствие они не разбредались по дому, словно не хотели оставлять отпечатков пальцев, следы на чем-то, принадлежавшем ей. Они вежливо подняли головы, когда она вошла.
– Есть хотите?
Эйли кивнула.
– Как насчет пиццы?
– Все равно, – отозвалась Джулия.
Сэнди спустилась и позвонила в местную пиццерию. Она подумала, что девочки могли бы сойти вниз и помочь ей выбрать, что заказывать – побольше сыра? перца? – но они не появились, и ей оставалось самой догадываться, что бы им могло понравиться или вызвать отвращение. Она включила телевизор и смотрела новости, дожидаясь пиццы. Когда ее привезли, горячую, в голубой пластиковой упаковке, которую посыльный вскрывал так, словно содержимое было огнеопасно, Сэнди поставила ее на журнальный столик перед телевизором, выложила тарелки и пачку бумажных салфеток и переключила телевизор на викторину, которую, как она заметила, смотрели девочки, потом позвала их вниз.
Они степенно ели, выковыривая грибы, которые она заказала, и складывая их бесформенной коричневой кучкой на краю тарелок. Они не выкрикивали, как бывало прежде, отгадки на вопросы викторины и не ворчали на глупые ответы. Когда пошла реклама, Сэнди отложила свой кусок пиццы и с надеждой улыбнулась им, но все ее жалкие попытки поболтать – что сегодня происходило в школе? В вашем классе есть умные ребята? – натыкались только на односложные ответы. Она вспомнила время, когда она была для них просто тетушкой, тогда они приезжали к ней добровольно, освобождаясь от родительского надзора. Они наверняка тоже помнили это, как помнили и другие древние предания, в которые больше не могли верить полностью. Они доели пиццу в молчании.
Как только ужин закончился, Джулия встала.
– Мне еще надо закончить домашнее задание, – сказала она. Пошла к лестнице и обернулась, поставив ногу на нижнюю ступеньку. – Эйли, ты ведь тоже не закончила свое.
Эйли, примостившаяся на диване так близко к Сэнди, что та ощущала исходившее от ее тела тепло, не подняла головы, не посмела.
– Нет, не закончила.
Джулия нахмурилась, взошла наверх и захлопнула дверь спальни.
Сэнди и Эйли сидели, окутанные смягчавшейся тишиной. Дюйм за дюймом Эйли все ближе придвигалась к Сэнди, пока ее голова не легла на сгиб ее руки, а потом – на колени, она все также молча смотрела на экран, а Сэнди поглаживала ее волосы.
Так они просидели часа два, остатки пиццы остыли и зачерствели, одно шоу сменилось другим, Эйли легонько посапывала. Сэнди осторожно подняла ее и отнесла в спальню, где Джулия, заслышав ее шаги, быстро выключила свет и притворялась спящей, пока Сэнди укладывала Эйли в постель, снимала с нее обувь и укрывала одеялом.
– Расскажи мне сказку, – попросила Сэнди, согнув колени под одеялом, прижав к уху телефонную трубку.
– Какую сказку?
– Любую. Какую рассказывают на ночь.
– Взрослую или детскую? – спросил Джон.
– Расскажи про нас.
– Я тебе расскажу о нашем первом свидании, – предложил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90