Выкиньте его из головы! Молитесь богу! До первого луча солнца молитесь, иначе не будет вам спасения!
Профессор, скрестив на груди руки, смотрел на священника, как психиатр на своего пациента.
– Не нравитесь вы мне, батюшка, ой, не нравитесь! – произнес профессор. – Что-то вы темните. Может быть, сами стекло грохнули, а?
– Грешно, грешно так говорить, Валерий Петрович!
– Ну-ну! – поджав губы, закивал Курахов. – Пусть будет так. Пусть будет так.
Ничего не сказав более, он быстро вышел из кабинета и хлопнул за собой дверью. Я протянул батюшке ключ.
– Идите в номер молодоженов, – сказал я ему. – Запритесь на два оборота и ждите рассвета. Простите, больше ничем не могу вам помочь, я с ног валюсь от усталости.
Батюшка некоторое время смотрел на ключ, словно не мог понять, что я ему предлагаю, а затем вдруг резко дернул руками и спрятал их за спину, будто в ключе ему увиделась ядовитая змея. Пятясь спиной к двери, он крестился, что-то бормотал и тряс головой, потом вывалился в холл и затих там.
Я запер за ним дверь. Лада тотчас забралась в постель, попутно сбрасывая с себя одежду.
– Мне повезло с тобой, – сказала она, натягивая простыню до самых глаз. – Обожаю всякие тайны, ужасы и приключения.
– Мне казалось, что ты прагматик. Но оказывается, что романтик, – ответил я, открывая дверку бара и в раздумье глядя на ряд бутылок. – Я тоже люблю тайны, но лишь до тех пор, пока они тайны, а не наоборот… Пепси-колы налить?
– Очень интерeсно получается, – сказала Лада, пропустив мимо ушей мой вопрос. – Шпингалеты окон всегда заперты. Но сатана все-таки проник внутрь. Значит, в гостинице был его сообщник, который заблаговременно открыл шпингалеты… А ты можешь перечислить всех, кто сегодня у тебя ночует?
– Ты – это раз! – сказал я.
– Ну, меня можешь не считать, – махнула рукой Лада.
– Почему?
– Потому что я здесь оказалась случайно. Ты мог выбрать другую девушку.
– А вы все – сообщницы сатаны.
– Не много ли для одного? – усмехнулась Лада, внимательно глядя на меня. Она не могла понять, серьезно я говорю или нет. – А кто еще здесь?
– До недавнего времени была Марина. Остаются профессор, священник и я.
– А вечером или днем сюда не мог подняться посторонний?
– Посторонний – нет, а вот Рита могла.
– Кто такая Рита?
– Моя официантка. Она днем уволилась.
– Ты ее уволил?
– Нет, сама.
– Почему? У вас был конфликт?
Я вздохнул.
– Скажи, тебе все это надо?
– Я хотела помочь, – после паузы ответила Лада.
– Не надо, – ответил я. – Не надо мне помогать. И сочувствовать не надо. Не трогай мои проблемы, хорошая, и тебе будет спокойнее, и мне легче.
– Как хочешь, – сказала Лада излишне равнодушным голосом и отвернулась лицом к стене. – Наверное, ты прав.
Я сел в глубокое кресло, положил ноги на стул и накрылся пледом. Ночь любви, тайн и ужасов подходила к концу, и пора было все расставлять по своим местам: мне вновь становиться закоренелым холостяком, мрачным директором гостиницы, а Ладе – заурядной курортной проституткой, на халяву заработавшей деньги.
Я уже начал погружаться в сон, как меня разбудил негромкий стук в дверь.
– Господин директор! Кирилл Андреевич! – раздался голос Курахова. – Откройте на минуту, будьте так добры!
Я мысленно чертыхнулся, нехотя встал и открыл замок. Профессор держал свечу где-то на уровне пояса, и его лицо, освещенное снизу, казалось страшным и зловещим.
– Кирилл Андреевич, очень хорошо, что вы одеты, – не преминул тотчас заметить он. – Выйдите на минутку в коридор, сделайте милость.
Чего я не умею – так это сразу отказывать людям. Из-за этого, наверное, меня всегда с успехом эксплуатируют наглецы.
– Тут у меня родилась одна хорошая идея, – тихо, заговорщицким тоном произнес Курахов, оглядываясь по сторонам. – Не могли бы вы – разумеется, за вознаграждение! – от моего имени сами вести переговоры с этим мерзавцем, соглашаться на все условия, но тянуть время. Мне надо выиграть дней пять-шесть. А потом я отдам Уварову манускрипт, пусть он им подавится! Скажете ему, что у меня нервный срыв, что я лежу в больнице, но, безусловно, согласен принять его условия…
– А вы что будете делать? – прервал я его.
– Я? Мне надо срочно уехать. Я же вам говорил. Через пять-шесть дней я вернусь, и мы перешлем этот вшивый манускрипт Уварову… Я в долгу перед вами не останусь, – добавил профессор и очень смешно подмигнул.
– Сожалею, Валерий Петрович, – ответил я. – Найдите кого-нибудь другого, кто занимался бы вашими проблемами. А мне все это уже надоело.
И захлопнул перед ним дверь.
Лада, завернувшись в простыню, стояла у самой двери, прислонившись спиной к стене.
– Правильно сделал, – сказала она.
– Правильно или нет, но я не люблю, когда меня принимают за идиота.
– Мне показалось, что вы оба знаете, кто похитил Марину.
– Да и ты его знаешь. Точнее, один раз видела. Сразу после того, как села в мою машину.
Лада поняла, о ком я говорю.
– Да, – согласилась она. – Этот мог. Килограмм сто мускулов, не меньше. А что же твоя Анна? Вы теперь, выходит, по разные стороны баррикады?
Я промолчал.
– Ушлый мужик, – задумчиво сказала Лада.
– Не ушлый, а наглый. И я его накажу. Наступил предел моему терпению.
– Я не об этом амбале. Я о профессоре. Видимо, его манускрипт сейчас стоит больших денег, а через пять-шесть дней, когда он его отдаст, за него и рубля не получишь. Что такое манускрипт – ценная акция или какой-нибудь выигрышный билет?
– Так, ерунда, – невнятно ответил я, едва размыкая губы. – Записки биографа испанского рода Аргуэльо, пятнадцатый век…
Лада ничего не ответила. А может быть, я уже ее не услышал. Сон теплой и тяжелой волной накрыл меня, словно я нырнул в летнее море с высокой скалы и сразу ушел глубоко под воду, и в этой воде с колышущимися, как пламя, волосами качалось лицо Влада Уварова, и я медленно бил его кулаками, и хрустела носовая перегородка, и брызгами вылетали глаза, и в муку крошились зубы, и Влад ревел раненым зверем и окрашивал воду вокруг себя бурым туманом.
Глава 29
Утро выдалось мрачным во всех отношениях. Я проснулся в седьмом часу от сильной головной боли. За окном все еще шел дождь, небо заволокло низкими серыми тучами, и море, такое же по цвету, слилось с ним в одну огромную и беспросветную тоску.
Лады не было, вместо нее на подушке лежала пудреница, а под ней – две стодолларовые купюры. У меня не было никакого желания ломать больную голову над скрытым смыслом этого знака, и я закинул пудреницу и деньги в сейф. Если забыла – вернется и заберет.
Профессор бродил по коридору с красными от недосыпа глазами, демонстративно не глядя на меня и не здороваясь. Я сделал вид, что куда-то собираюсь, что никакие телефонные звонки меня не интересуют, но старался все время находиться недалеко от кабинета и украдкой посматривал на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Профессор, скрестив на груди руки, смотрел на священника, как психиатр на своего пациента.
– Не нравитесь вы мне, батюшка, ой, не нравитесь! – произнес профессор. – Что-то вы темните. Может быть, сами стекло грохнули, а?
– Грешно, грешно так говорить, Валерий Петрович!
– Ну-ну! – поджав губы, закивал Курахов. – Пусть будет так. Пусть будет так.
Ничего не сказав более, он быстро вышел из кабинета и хлопнул за собой дверью. Я протянул батюшке ключ.
– Идите в номер молодоженов, – сказал я ему. – Запритесь на два оборота и ждите рассвета. Простите, больше ничем не могу вам помочь, я с ног валюсь от усталости.
Батюшка некоторое время смотрел на ключ, словно не мог понять, что я ему предлагаю, а затем вдруг резко дернул руками и спрятал их за спину, будто в ключе ему увиделась ядовитая змея. Пятясь спиной к двери, он крестился, что-то бормотал и тряс головой, потом вывалился в холл и затих там.
Я запер за ним дверь. Лада тотчас забралась в постель, попутно сбрасывая с себя одежду.
– Мне повезло с тобой, – сказала она, натягивая простыню до самых глаз. – Обожаю всякие тайны, ужасы и приключения.
– Мне казалось, что ты прагматик. Но оказывается, что романтик, – ответил я, открывая дверку бара и в раздумье глядя на ряд бутылок. – Я тоже люблю тайны, но лишь до тех пор, пока они тайны, а не наоборот… Пепси-колы налить?
– Очень интерeсно получается, – сказала Лада, пропустив мимо ушей мой вопрос. – Шпингалеты окон всегда заперты. Но сатана все-таки проник внутрь. Значит, в гостинице был его сообщник, который заблаговременно открыл шпингалеты… А ты можешь перечислить всех, кто сегодня у тебя ночует?
– Ты – это раз! – сказал я.
– Ну, меня можешь не считать, – махнула рукой Лада.
– Почему?
– Потому что я здесь оказалась случайно. Ты мог выбрать другую девушку.
– А вы все – сообщницы сатаны.
– Не много ли для одного? – усмехнулась Лада, внимательно глядя на меня. Она не могла понять, серьезно я говорю или нет. – А кто еще здесь?
– До недавнего времени была Марина. Остаются профессор, священник и я.
– А вечером или днем сюда не мог подняться посторонний?
– Посторонний – нет, а вот Рита могла.
– Кто такая Рита?
– Моя официантка. Она днем уволилась.
– Ты ее уволил?
– Нет, сама.
– Почему? У вас был конфликт?
Я вздохнул.
– Скажи, тебе все это надо?
– Я хотела помочь, – после паузы ответила Лада.
– Не надо, – ответил я. – Не надо мне помогать. И сочувствовать не надо. Не трогай мои проблемы, хорошая, и тебе будет спокойнее, и мне легче.
– Как хочешь, – сказала Лада излишне равнодушным голосом и отвернулась лицом к стене. – Наверное, ты прав.
Я сел в глубокое кресло, положил ноги на стул и накрылся пледом. Ночь любви, тайн и ужасов подходила к концу, и пора было все расставлять по своим местам: мне вновь становиться закоренелым холостяком, мрачным директором гостиницы, а Ладе – заурядной курортной проституткой, на халяву заработавшей деньги.
Я уже начал погружаться в сон, как меня разбудил негромкий стук в дверь.
– Господин директор! Кирилл Андреевич! – раздался голос Курахова. – Откройте на минуту, будьте так добры!
Я мысленно чертыхнулся, нехотя встал и открыл замок. Профессор держал свечу где-то на уровне пояса, и его лицо, освещенное снизу, казалось страшным и зловещим.
– Кирилл Андреевич, очень хорошо, что вы одеты, – не преминул тотчас заметить он. – Выйдите на минутку в коридор, сделайте милость.
Чего я не умею – так это сразу отказывать людям. Из-за этого, наверное, меня всегда с успехом эксплуатируют наглецы.
– Тут у меня родилась одна хорошая идея, – тихо, заговорщицким тоном произнес Курахов, оглядываясь по сторонам. – Не могли бы вы – разумеется, за вознаграждение! – от моего имени сами вести переговоры с этим мерзавцем, соглашаться на все условия, но тянуть время. Мне надо выиграть дней пять-шесть. А потом я отдам Уварову манускрипт, пусть он им подавится! Скажете ему, что у меня нервный срыв, что я лежу в больнице, но, безусловно, согласен принять его условия…
– А вы что будете делать? – прервал я его.
– Я? Мне надо срочно уехать. Я же вам говорил. Через пять-шесть дней я вернусь, и мы перешлем этот вшивый манускрипт Уварову… Я в долгу перед вами не останусь, – добавил профессор и очень смешно подмигнул.
– Сожалею, Валерий Петрович, – ответил я. – Найдите кого-нибудь другого, кто занимался бы вашими проблемами. А мне все это уже надоело.
И захлопнул перед ним дверь.
Лада, завернувшись в простыню, стояла у самой двери, прислонившись спиной к стене.
– Правильно сделал, – сказала она.
– Правильно или нет, но я не люблю, когда меня принимают за идиота.
– Мне показалось, что вы оба знаете, кто похитил Марину.
– Да и ты его знаешь. Точнее, один раз видела. Сразу после того, как села в мою машину.
Лада поняла, о ком я говорю.
– Да, – согласилась она. – Этот мог. Килограмм сто мускулов, не меньше. А что же твоя Анна? Вы теперь, выходит, по разные стороны баррикады?
Я промолчал.
– Ушлый мужик, – задумчиво сказала Лада.
– Не ушлый, а наглый. И я его накажу. Наступил предел моему терпению.
– Я не об этом амбале. Я о профессоре. Видимо, его манускрипт сейчас стоит больших денег, а через пять-шесть дней, когда он его отдаст, за него и рубля не получишь. Что такое манускрипт – ценная акция или какой-нибудь выигрышный билет?
– Так, ерунда, – невнятно ответил я, едва размыкая губы. – Записки биографа испанского рода Аргуэльо, пятнадцатый век…
Лада ничего не ответила. А может быть, я уже ее не услышал. Сон теплой и тяжелой волной накрыл меня, словно я нырнул в летнее море с высокой скалы и сразу ушел глубоко под воду, и в этой воде с колышущимися, как пламя, волосами качалось лицо Влада Уварова, и я медленно бил его кулаками, и хрустела носовая перегородка, и брызгами вылетали глаза, и в муку крошились зубы, и Влад ревел раненым зверем и окрашивал воду вокруг себя бурым туманом.
Глава 29
Утро выдалось мрачным во всех отношениях. Я проснулся в седьмом часу от сильной головной боли. За окном все еще шел дождь, небо заволокло низкими серыми тучами, и море, такое же по цвету, слилось с ним в одну огромную и беспросветную тоску.
Лады не было, вместо нее на подушке лежала пудреница, а под ней – две стодолларовые купюры. У меня не было никакого желания ломать больную голову над скрытым смыслом этого знака, и я закинул пудреницу и деньги в сейф. Если забыла – вернется и заберет.
Профессор бродил по коридору с красными от недосыпа глазами, демонстративно не глядя на меня и не здороваясь. Я сделал вид, что куда-то собираюсь, что никакие телефонные звонки меня не интересуют, но старался все время находиться недалеко от кабинета и украдкой посматривал на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113