..
Есть еще один путь одиночества - врожденный... Но это совершенно
другое, иной поворот судьбы. Смолчим о нем. Смолчим еще о многом. Молчит
молчун, закрывши крепко рот. Его молчанье может пригодиться... Но дважды
ценен, трижды ценен тот, кто говорит, но не проговорится!..
Итак, делать не любимое я не стал бы никогда на свете! Я живу, я
тороплюсь разыскать свой эгоизм и даже готов на жертву ради любимого
человека, а значит во имя себя...
А еще я остаюсь пограничником, но, наверное, я очень добрый
пограничник. Я слишком долго не обращал внимание на перебежчиков, и я
привык к этому и не знаю теперь, кто с какой стороны! Я совсем растерялся
от этого, все перепуталось: реальность воображаема, а воображаемое -
реально!..

БЕРЕМЕННАЯ!
- Сережа! - Я остановился...
- Сережа! - "Слышится ли мне?"
- Я здесь, родной мой, обернись!..
Я обернулся, обернулся легко и просторно! Обернулся у себя во дворе,
возвращаясь с работы. Обернулся на футбольном поле. Позади меня стояла -
Наташа!
- Я долго шла за тобой и молчала, - сказала она.
- Я долго шел и не оборачивался, - ответил я.
- Я не могу больше идти за тобой, но я не хотела тебе мешать!
- А я не в силах продвигаться дальше, вперед, без тебя, Наташа!
- Твоя любовь тяжелеет во мне, и мои шаги все труднее и труднее... -
сказала она.
Мы стояли друг против друга, словно сошлись в поединке любви. В
поединке, где сбудется победителем - целое... Я целовал Наташу.
- Я уведу тебя туда, где мы не будем нужны друг другу, родная, -
шептал я, - уходи от меня, я принесу тебе гибель!
- Теперь уже ничего не страшно, - ласкалась Наташа, - у нас будет
малыш...
- Так это было на самом деле?! - восторжествовал я.
- Я не знаю, но я очень этого хотела!
- И ты ничего не помнишь? Наташа!
- Комната, река... Серебристые блики, - сказала она, - целый ворох
серебристых бликов на потолке!..

ТАМ, ГДЕ БОГ!
На следующий день была суббота, и мы с Викой решили тайком сходить в
церковь. Это она вытащила меня, убедила, девчонка!
- А вдруг там и правда дежурят доносчики?! - сопротивлялся я. - Ты
представляешь себе, что будет?
- Это в тебе уже бес блуждает, - ужасалась Вика, она все больше
верила в Бога и даже начинала соблюдать посты.
- Если узнает райком партии - я пропал! Меня снимут с работы, -
паниковал я. - Клеймо навсегда!
- Значит, судьба, - убеждала она. - Господи прости, эти атеисты! Тебе
зачтется...
Видимо, мое детство, воспитанное верой, победило во мне сомнения, и я
согласился. И я видел, как Вика была счастлива...
У нас в городе остался только один собор. С одной стороны его
проходила трамвайная линия, а со всех остальных теснился Центральный
рынок. Страшно представить себе бездуховность такого огромного города! Это
все равно, что закрыть все библиотеки и оставить лишь одну, которую
придется посещать спешно, тайком. Воистину страшны времена, когда
бездуховность считается нормой! У нас в городе был громадный златоглавый
храм, и его не стало. И теперь, на той светоносной площади, где он
величественно возвышался, поставили крохотный памятник безликому всаднику
на коне... И еще были храмы...
Мы с Викой только входили во двор собора, как на нас ринулись со всех
сторон стоявшие по обе стороны распахнутых железных ворот бабушки в
косынках, женщина с изуродованным синяками лицом, все они просили
милостыню. В кармане у меня оказалась целая кучка звенящих
пятнадцатикопеечных монет (вчера я не дозвонился по междугородке из
автомата). Я все их раздал.
И тут я увидел, как скользнула по паперти и скрылась в церкви
знакомая мне фигура! Я мог спорить с кем угодно, - она появилась ниоткуда!
Появилась, как святая, которую увидел только я... "Господи!.. Так это...
Это же... Наташа!" - выкрикнул я про себя.
- Ты что остановился? - дернула меня за руку Вика, и я очнулся от
счастливого беспамятства!..
Мое замешательство длилось несколько мгновений, но теперь я ринулся в
церковь, ринулся в нее, потому что туда меня поманила Наташа, и я
почувствовал, что во мне, как в детстве, вспыхнула и таинственно расцвела
вера в Бога.
- Сережа, - одернула меня Вика, - это же неприлично!
- Что? - на ходу, едва расслышав ее голос, отозвался я.
- Неприлично. То ты останавливаешься, то ты бежишь, как угорелый! Это
в тебе все-таки бес резвится!
Я окончательно пришел в себя, и далее мы пошли с Викой нога в ногу,
медленно. У паперти Вика достала из газетки аккуратно сложенную косынку
нежно-голубого цвета и надела ее себе на голову.
- Завяжи, - попросила она меня.
Я завязал косынку, в глазах у Вики царили искорки. Она давно уже
уговаривала меня пойти в храм, и наконец, ее могущественная мечта сегодня
сбывалась...
Вика повернулась к собору лицом, перекрестилась на него и поклонилась
ему. Я забыл обо всем на свете! Где-то в туманном далеке памяти растаял
райком партии и кинотеатр, словно их не было никогда на свете! И мурашками
покрылось мое тело, и сухие, горячие ручейки растекались по нему, от
величия и древности, от светлого волшебства этого замысловатого движения
руки. Движения, которое пришло ко мне в детстве вместе с тем, как я
научился держать ложку... Я тоже перекрестился.
...Повсюду витал проникновенный запах горящих свечей и дымный аромат
ладана. Людей было много, но дышалось - нараспашку! Ни малейшей теснинки в
душе! Мы купили по три небольших свечки, аккуратно выстояв длинную
очередь.
- Ты пойди к своему святому, Сергию Радонежскому, его икона там, -
Вика едва указала рукою, - слева от алтаря. Поставь свои свечи и помолись
ему, а я буду тебя ждать здесь и тоже молиться, хорошо?..
- Да, конечно, - согласился я. И я пошел.
Я свернул за высокую колонну и остановился в двух шагах от иконы
Сергия Радонежского.
Я стоял напротив своего святого, он возвышался надо мною в золотом
квадрате рамы и, как мне показалось, словно выглядывал куда-то из-за
подвешенной перед его святым ликом массивной лампады. И я улыбнулся этому,
но тут же и содрогнулся... Я понимал, что юмор здесь не уместен, что это
результат какой-то оскверненности моей души, эхо безумно хохочущего мира
бездуховности, там, за изгородью этого храма. Господи, нам уже не хватает
смешного безумия нашей собственной жизни, над которым мы сами же смеемся,
так мы еще и придумываем страшные картины хохота, мы замкнули свой хохот
на придуманный хохот, и теперь, словно ужаленные змеи - не можем уже
остановиться и извиваемся по кругу за своим собственным хвостом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135