Сидел, как будто ему шило в задницу воткнули.
— Тварь! — Махров схватил со столика бокал с остатками водки и шмякнул его о стену.
Стакан просвистел рядом с ухом Витька, и тот вовремя успел пригнуть голову. Махров, видно, уже отправил в стену пару-тройку бокалов, и Витек был настороже. Во всяком случае, вся противоположная стена гостиной, оклеенная белоснежными обоями, была в водочных разводах, а под ней лежала груда битого стекла. Выплеснув таким образом небольшую порцию раздражения, Махров ненадолго успокоился и попробовал поразмышлять.
— Погоди, а сколько прошло времени, как он вскрыл дверь и впустил Карася. Не меньше получаса. Да ещё с полчаса они с Карасем ящик искали. Если бы сигнализация сработала, мусора минут через пятнадцать-двадцать уже были бы на месте — у них отделение в двух кварталах. Ну, не сорок же минут они собирались бы?
Витек налил себе водки, заглотнул её одним глотком и набросился на закуску. Пока шеф ударился в воспоминания, можно спокойно перекусить. Он смахнул с тарелки ломтики ветчины, услужливо нарезанные охранником Сашей, и принялся за колбасу.
— Не, Сергеич, — проговорил он с набитым до отказа ртом, — мусора могли и два часа собираться. Ночь ведь на дворе. Пока проснулись, да пока по тачкам расселись. Так что это он нам группу поддержки вызвал. Его благодари.
— Ну, если это так, я ему лично между глаз маслину законопачу. Не люблю крови, но ему — не побрезгую.
— Давай я, Сергеич. Я и брезговать не стану. Мне это в удовольствие. — Витек подмял уже все, что было на столе, и, нацепив на вилку последний колбасный кружок, пристально разглядывал его, не решаясь отправить в рот.
— Да я знаю, тебе любого положить — удовольствие, — недовольно проворчал Махров, наливая себе ещё водки. Он махнул её и удивленно осмотрел пустой стол, пытаясь найти, чем бы закусить. Крикнул в кухню: — Сашок, принеси ещё чего-нибудь на зуб.
Услужливый охранник притащил из кухни ещё пару тарелок со снедью. Поставив тарелки на стол, он удалился с важным видом, словно говоря, что вот он бы никогда не сел в такую лужу.
— Скажешь, Сергеич, любого, — обиделся вдруг Витек, расчувствовавшись от выпитой водки. — Я же не киллер какой-нибудь сраный, который отца родного за тридцать сребреников в распыл пустит. Мне тоже человека мочкануть не в кайф. На душе скребет потом. Думаешь, я совсем ничего не чувствую? Только если от гниды какой-нибудь избавиться. Если для дела…
— Для дела оно в кайф, да? — Махров уставился куда-то в пространство отсутствующим взглядом. Видать, его тоже проняло. Или он вдруг задумался о вечном, на что частенько накатывает после стакана. — А я, Витек, и для дела не могу. Так мерзко на душе. До тошноты. Как представлю себе бардовую липкую жижу, которая растекается, растекается, и вот начинает под тебя подтекать… М-м, не могу.
— Стареешь ты, Сергеич, — констатировал Витек. — Извини, конечно, но такова се ля ви. Становишься слишком впечатлительным. Нельзя с такими чувствами дела делать. Совсем авторитет потеряешь.
— Может и старею…
— Вот потому всякие гниды, вроде Груздя, и лезут. Чувствуют твою слабину. Давно мы их мочили? Я уж и забыл, когда последний раз кого-то грохнули. Чулима, кажется, этого зарвавшегося ханурика. Когда это было? Полтора года назад. А надо все время о своей силе напоминать. Постоянно. Даже если нету повода.
Махров налил себе полный бокал и хлопнул его в один присест, закусил бутербродом с ветчиной. Немного успокоился, расфилософствовался:
— Да, это ты прав, о силе напоминать надо. Сталина почему боялись? Потому что о своей силе постоянно напоминал. По делу, не по делу — неважно. Главное, напоминать. Чтобы не забывали, кто главный пахан в стране. Вот кто был настоящий «авторитет». А мы перед ним — фраера недобитые. Шушера мелкотравчатая. Какой-то тухлый город держим. А он всю страну держал. Вот она — организованная на уровне государства преступность. А мы сейчас кто? Так, её загнивающие отростки.
Боксер блаженно развалился в кресле, вытянув ноги на середину комнаты и положив огромные ботинки друг на друга. Прикрыл глаза, намереваясь поспать.
— Ты вот о чем лучше думай, Сергеич — как теперь отмазываться будем? Если там у Груздя по делу написано, туго придется. Да и как бы Карась твой сраный нас не сдал. А то, может, пора манатки собирать и в бега?
Махров поднял на него глаза, возмущенно дыхнул в его сторону перегаром, стукнул кулаком по столику, смахнув пару тарелок на пол.
— Ты мне не указывай, о чем думать, сын драный! Я Карася знаю так давно, как ты маму свою не знаешь. А за него я, как за себя… Чтобы он кого ментам сдал? Скорее на себя наговорит. А бумажки эти выкупим. В ментуре всегда найдутся люди, которые хотят подзаработать. Я даже знаю одного. И ты его знаешь. Так что отмажемся, не впервой. И Карася отмажем. Чего ему опять на зону топать на старости лет! Дам ему бабок, пускай на воле отдыхает. Он свою работу сделал.
Витек всхрапнул, приоткрыл один глаз, буркнул:
— Тебе видней, Сергеич. — И погрузился в сон.
На дворе уже стояло утро.
Валера Груздь не привык ночевать в гостях. Он обожал свою трехспальную кровать, на которой можно было растянуться хоть вдоль, хоть поперек. Он вообще не любил тесноты. Малогабаритные квартиры, шестиметровые кухни, низкие потолки и узкие проходы были ему отвратительны. Он во всем предпочитал широту и размах. И крохотная танькина квартирка вызвала у него что-то вроде боязни замкнутого пространства. Несмотря на это, он остался у неё до утра.
В первом часу ночи, совершенно разомлев от шампанского и вкусной еды, которую ей скормил Валера, Танька вылезла из-за столика ресторана «У Мартына», славящемся отменной кухней и благочестивыми нравами. Валера подхватил её под мышку и потащил к своему индейскому джипу «Чероки». Он пообещал ей, что доставит её в целости и сохранности до своей постели, но Танька вдруг уперлась рогом и стала слезно убеждать его, что к нему ни в какую не поедет.
— Твою галерею я уже видела, Валерик, — заявила она. — Теперь посмотри, как простые манекенщицы живут. Может, это натолкнет тебя на мысль, что их надо поддерживать материально. А вообще, я просто хочу домой.
Валера плюнул и отвез её к ней домой, отпустив Чекуня восвояси. Квартира убила его наповал своей теснотой, и ему захотелось тут же её покинуть. Но Танька так соблазнительно упала на кровать, задрав юбку и раздвинув ноги, что он не смог отказать себе в удовольствии взгромоздиться на нее. Ну, а после напряженных минут безумной страсти в танькиных объятиях он окончательно разомлел, и ему уже было просто лень вылезать из постели и тащиться на другой конец города к себе домой. Эта минутная слабость и сыграла с ним паршивую шутку.
Утром, часов в восемь, он уже покинул очаровательную любовницу и поехал в свои апартаменты, чтобы заняться текущими делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Тварь! — Махров схватил со столика бокал с остатками водки и шмякнул его о стену.
Стакан просвистел рядом с ухом Витька, и тот вовремя успел пригнуть голову. Махров, видно, уже отправил в стену пару-тройку бокалов, и Витек был настороже. Во всяком случае, вся противоположная стена гостиной, оклеенная белоснежными обоями, была в водочных разводах, а под ней лежала груда битого стекла. Выплеснув таким образом небольшую порцию раздражения, Махров ненадолго успокоился и попробовал поразмышлять.
— Погоди, а сколько прошло времени, как он вскрыл дверь и впустил Карася. Не меньше получаса. Да ещё с полчаса они с Карасем ящик искали. Если бы сигнализация сработала, мусора минут через пятнадцать-двадцать уже были бы на месте — у них отделение в двух кварталах. Ну, не сорок же минут они собирались бы?
Витек налил себе водки, заглотнул её одним глотком и набросился на закуску. Пока шеф ударился в воспоминания, можно спокойно перекусить. Он смахнул с тарелки ломтики ветчины, услужливо нарезанные охранником Сашей, и принялся за колбасу.
— Не, Сергеич, — проговорил он с набитым до отказа ртом, — мусора могли и два часа собираться. Ночь ведь на дворе. Пока проснулись, да пока по тачкам расселись. Так что это он нам группу поддержки вызвал. Его благодари.
— Ну, если это так, я ему лично между глаз маслину законопачу. Не люблю крови, но ему — не побрезгую.
— Давай я, Сергеич. Я и брезговать не стану. Мне это в удовольствие. — Витек подмял уже все, что было на столе, и, нацепив на вилку последний колбасный кружок, пристально разглядывал его, не решаясь отправить в рот.
— Да я знаю, тебе любого положить — удовольствие, — недовольно проворчал Махров, наливая себе ещё водки. Он махнул её и удивленно осмотрел пустой стол, пытаясь найти, чем бы закусить. Крикнул в кухню: — Сашок, принеси ещё чего-нибудь на зуб.
Услужливый охранник притащил из кухни ещё пару тарелок со снедью. Поставив тарелки на стол, он удалился с важным видом, словно говоря, что вот он бы никогда не сел в такую лужу.
— Скажешь, Сергеич, любого, — обиделся вдруг Витек, расчувствовавшись от выпитой водки. — Я же не киллер какой-нибудь сраный, который отца родного за тридцать сребреников в распыл пустит. Мне тоже человека мочкануть не в кайф. На душе скребет потом. Думаешь, я совсем ничего не чувствую? Только если от гниды какой-нибудь избавиться. Если для дела…
— Для дела оно в кайф, да? — Махров уставился куда-то в пространство отсутствующим взглядом. Видать, его тоже проняло. Или он вдруг задумался о вечном, на что частенько накатывает после стакана. — А я, Витек, и для дела не могу. Так мерзко на душе. До тошноты. Как представлю себе бардовую липкую жижу, которая растекается, растекается, и вот начинает под тебя подтекать… М-м, не могу.
— Стареешь ты, Сергеич, — констатировал Витек. — Извини, конечно, но такова се ля ви. Становишься слишком впечатлительным. Нельзя с такими чувствами дела делать. Совсем авторитет потеряешь.
— Может и старею…
— Вот потому всякие гниды, вроде Груздя, и лезут. Чувствуют твою слабину. Давно мы их мочили? Я уж и забыл, когда последний раз кого-то грохнули. Чулима, кажется, этого зарвавшегося ханурика. Когда это было? Полтора года назад. А надо все время о своей силе напоминать. Постоянно. Даже если нету повода.
Махров налил себе полный бокал и хлопнул его в один присест, закусил бутербродом с ветчиной. Немного успокоился, расфилософствовался:
— Да, это ты прав, о силе напоминать надо. Сталина почему боялись? Потому что о своей силе постоянно напоминал. По делу, не по делу — неважно. Главное, напоминать. Чтобы не забывали, кто главный пахан в стране. Вот кто был настоящий «авторитет». А мы перед ним — фраера недобитые. Шушера мелкотравчатая. Какой-то тухлый город держим. А он всю страну держал. Вот она — организованная на уровне государства преступность. А мы сейчас кто? Так, её загнивающие отростки.
Боксер блаженно развалился в кресле, вытянув ноги на середину комнаты и положив огромные ботинки друг на друга. Прикрыл глаза, намереваясь поспать.
— Ты вот о чем лучше думай, Сергеич — как теперь отмазываться будем? Если там у Груздя по делу написано, туго придется. Да и как бы Карась твой сраный нас не сдал. А то, может, пора манатки собирать и в бега?
Махров поднял на него глаза, возмущенно дыхнул в его сторону перегаром, стукнул кулаком по столику, смахнув пару тарелок на пол.
— Ты мне не указывай, о чем думать, сын драный! Я Карася знаю так давно, как ты маму свою не знаешь. А за него я, как за себя… Чтобы он кого ментам сдал? Скорее на себя наговорит. А бумажки эти выкупим. В ментуре всегда найдутся люди, которые хотят подзаработать. Я даже знаю одного. И ты его знаешь. Так что отмажемся, не впервой. И Карася отмажем. Чего ему опять на зону топать на старости лет! Дам ему бабок, пускай на воле отдыхает. Он свою работу сделал.
Витек всхрапнул, приоткрыл один глаз, буркнул:
— Тебе видней, Сергеич. — И погрузился в сон.
На дворе уже стояло утро.
Валера Груздь не привык ночевать в гостях. Он обожал свою трехспальную кровать, на которой можно было растянуться хоть вдоль, хоть поперек. Он вообще не любил тесноты. Малогабаритные квартиры, шестиметровые кухни, низкие потолки и узкие проходы были ему отвратительны. Он во всем предпочитал широту и размах. И крохотная танькина квартирка вызвала у него что-то вроде боязни замкнутого пространства. Несмотря на это, он остался у неё до утра.
В первом часу ночи, совершенно разомлев от шампанского и вкусной еды, которую ей скормил Валера, Танька вылезла из-за столика ресторана «У Мартына», славящемся отменной кухней и благочестивыми нравами. Валера подхватил её под мышку и потащил к своему индейскому джипу «Чероки». Он пообещал ей, что доставит её в целости и сохранности до своей постели, но Танька вдруг уперлась рогом и стала слезно убеждать его, что к нему ни в какую не поедет.
— Твою галерею я уже видела, Валерик, — заявила она. — Теперь посмотри, как простые манекенщицы живут. Может, это натолкнет тебя на мысль, что их надо поддерживать материально. А вообще, я просто хочу домой.
Валера плюнул и отвез её к ней домой, отпустив Чекуня восвояси. Квартира убила его наповал своей теснотой, и ему захотелось тут же её покинуть. Но Танька так соблазнительно упала на кровать, задрав юбку и раздвинув ноги, что он не смог отказать себе в удовольствии взгромоздиться на нее. Ну, а после напряженных минут безумной страсти в танькиных объятиях он окончательно разомлел, и ему уже было просто лень вылезать из постели и тащиться на другой конец города к себе домой. Эта минутная слабость и сыграла с ним паршивую шутку.
Утром, часов в восемь, он уже покинул очаровательную любовницу и поехал в свои апартаменты, чтобы заняться текущими делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103