Какое мне дело до норвежских тингов? Я сам по себе…
— На этом Фростатинге речь пойдет о тебе и твоих людях.
— Обо мне?!
Хакон откинулся к стене и прикрыл глаза.
— В Свее говорят, будто твои земли взяла Свейнхильд…
— Ненадолго. — Я мучительно раздумывал, кто из хирда оказался так болтлив, что поведал норвежцу о моих родовых землях.
— Значит, у тебя в Свее ничего не осталось?
— Осталось. Свейнхильд взяла землю только на три года. Право одаля — мое, — возразил я.
— На три, на шесть… — Хакон нетерпеливо притопнул ногой. — Какая разница? Мне нужны верные люди, а тебе нужны деньги на корабли. Я предлагаю тебе и твоему хирду землю и достойное содержание.
Ярл был прав, и мне не помешала бы усадьба в Норвегии. На время походов можно было бы оставить в ней управляющего или отдать в лен какому-нибудь бонду…
— Я подарю тебе свою усадьбу на севере и пожалую вейцлу со всех моих северных земель, — закончил Хакон.
Я вскочил. Дар был очень щедрым. Невероятно щедрым. Но чтоб взять землю ярла, мне придется принести ему клятву верности. Стоит ли это моей свободы? И что решит хирд?
— Я хочу подумать, ярл. Он встал:
— Думай два дня, а потом скажешь о своем решении и мы отправимся на Фростатинг.
В тот же день я рассказал о предложении Хакона хирду.
— Говорят, на севере у Хакона большая усадьба и вейцла с четверти северных угодий очень велика, — почесывая подбородок, заявил Скол. — Предложение ярла заманчиво, но что скажут северные бонды и Торир Олень? Его владения занимают почти половину северных земель. Да и на остальное он давно положил глаз.
— А какое нам дело до Торира? — возразил Фро-ди. — Нравится ему или нет, но он не станет оспаривать приказ ярла.
— Оспаривать-то, может, и не станет, но и жизни не даст, — упрямо бормотал Скол.
— Зато мы будем под защитой Хакона. Я — «за», — наконец решил Фроди и уселся на землю.
— И на хорошем содержании. Большое войско берет больше добычи… Я тоже не против, — неожиданно уступил Скол.
— Сможем зимовать с людьми ярла…
— И будет где завести семью… Один за другим хирдманны опускались на землю. Последнее слово оставалось за мной.
— Хорошо, мы возьмем предложенное! — сказал я. Перед отъездом на Фростатинг Хакон услышал о. нашем решении. Он уже готовился выехать. Лошади детерпеливо фыркали и мяли копытами землю.
— Тогда ты должен быть на тинге, — выслушав мой ответ, заявил ярл.
Все слышавший Карк подвел ко мне рыжего в подпалах жеребца и моргнул безбровыми веками:
— Удачи тебе, хевдинг!
Ехали мы недолго. Фростатинг собирался недалеко от Нидароса, за полями, возле большой ясеневой рощи-Заранее обнесенная веревками площадка для тридцати шести самых могущественных бондов — «лагрета» — пустовала, зато вокруг нее толпилось множество людей со всей средней и северной Норвегии. У южан был свой тинг.
Подъезжая, Хакон подтолкнул меня кулаком в бок и указал глазами на высокого седого старца в перевязанном веревкой плаще и красной шапке.
— Это Эцур Законоговоритель, — сказал Хакон. Я слышал об Эцуре. Старик хранил законы Фроста-тинга и считался одним из самых мудрых и уважаемых мужей страны. Однако в толпе он выделялся лишь высоким ростом, невероятной худобой и надменным выражением лица. Похоже, если этот человек что либо изрекал, то никогда не сомневался в собственной правоте.
Мы соскочили с лошадей, отвели их к дальним деревьям и двинулись к собранию. Немного не дойдя, Хакон остановился.
— Жди здесь, — приказал он и в сопровождении своих воинов нырнул в толпу. Маленький рост ярла не позволял мне видеть его, но, судя по приветственным возгласам, он успешно продвигался к законогово-рителю.
— Что ты тут забыл, Волк?
Я оглянулся. С тонконогой пегой кобылки слезал Торир Олень, тот самый северянин, которому могло не понравиться решение ярла. На груди воина поблескивали золоченные бляшки, а его конопатое лицо светилось довольством.
— Я пришел с Хаконом.
— А-а-а… — Торир потерял ко мне всякий интерес бросил поводья и кому-то помахал. Его узнали, окликнули, и спустя мгновение великан скрылся в гомонящей толпе.
А потом вдруг все стихло. Известные бонды чинно прошествовали на отгороженное веревками место и уселись на скамьи. Рядом с лагретой встал Эцур.
— Все ли получившие приглашение прибыли? — громко спросил он.
Зазвенело железо, и блестящие клинки взмыли над головами собравшихся. Поднятие оружия на тинге означало «да». Эцур удовлетворенно кивнул:
— Все ли прибывшие получили возмещение за хлопоты и плату за обратный путь?
Мечи опять поднялись. Потом Эцур поинтересовался, все ли знают, почему Фростатинг был перенесен на конец лета, а не знавшим объяснил, что задержка связана с просьбой ярла Хакона. Поведав об этом, он широко повел рукой в сторону и Хакон вышел вперед. Он волновался и неуверенно щурился.
— Я хотел изменить введенные подати, поскольку слышал, что многие из вас стали богаче, чем прежде, а других постигло несчастье, — начал он и в ответ на недовольный гул толпы поднял руку. — Я просил отложить тинг из-за последних. Все вы знаете, что случилось в Согне. Синезубый сжег наши усадьбы! Я спрашиваю: неужели он не взял всего, что ему причиталось с нашей земли?
Ответом послужила тишина. Бонды удивленно переглядывались и явно не понимали, к чему клонит ярл.
— Я спрашиваю: разве теперь мы должны платить подати Синезубому?! — все громче вопрошал Хакон. — Разве он уже не забрал того, что ему причиталось?
Последние слова Хакона потонули в восторженном та? вое. Бонды наконец-то поняли его мысль и теперь, поворачиваясь друг к другу, размахивали руками и обсуждали его предложение. Кто-то не желал платить и кричал о праве родовой земли, кто-то возмущался наглостью Синезубого, а кто-то боялся его мести. Эцур поднял руку, ц гомон стих.
— Отныне я не буду платить конунгу датчан никаких податей! — пронзительно выкрикнул Хакон.
Он умел убеждать. Да и трудно ли убедить тех, кто уже успел возненавидеть Синезубого? Первыми в знак согласия с Хаконом подняли оружие бонды с Согна, за ними — Треннелага. Постепенно к ним присоединились и остальные.
— А ты чего стоишь? — толкнул меня в бок один из случайных соседей, незнакомый русобородый бонд.
— Не мне решать ваши дела, — коротко ответил я. Бонд недовольно сморгнул:
— Тогда что ты тут делаешь?
— Пришел с Хаконом.
— С Хаконом? — Глаза спрашивающего округлились. Он фыркнул и повернулся в сторону лагреты:— Что делает тут этот человек?! Он же из Свей!
Все уставились на меня. Сотни, нет, тысячи ощупывающих, внимательных глаз.
— Хаки Волк! — узнал кто-то.
— Хаки сын Белоголового! Хаки-берсерк! — понеслось по толпе. Бонды отхлынули, будто опасались, что я выдерну меч и примусь кромсать их дрожащие, жирные туши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— На этом Фростатинге речь пойдет о тебе и твоих людях.
— Обо мне?!
Хакон откинулся к стене и прикрыл глаза.
— В Свее говорят, будто твои земли взяла Свейнхильд…
— Ненадолго. — Я мучительно раздумывал, кто из хирда оказался так болтлив, что поведал норвежцу о моих родовых землях.
— Значит, у тебя в Свее ничего не осталось?
— Осталось. Свейнхильд взяла землю только на три года. Право одаля — мое, — возразил я.
— На три, на шесть… — Хакон нетерпеливо притопнул ногой. — Какая разница? Мне нужны верные люди, а тебе нужны деньги на корабли. Я предлагаю тебе и твоему хирду землю и достойное содержание.
Ярл был прав, и мне не помешала бы усадьба в Норвегии. На время походов можно было бы оставить в ней управляющего или отдать в лен какому-нибудь бонду…
— Я подарю тебе свою усадьбу на севере и пожалую вейцлу со всех моих северных земель, — закончил Хакон.
Я вскочил. Дар был очень щедрым. Невероятно щедрым. Но чтоб взять землю ярла, мне придется принести ему клятву верности. Стоит ли это моей свободы? И что решит хирд?
— Я хочу подумать, ярл. Он встал:
— Думай два дня, а потом скажешь о своем решении и мы отправимся на Фростатинг.
В тот же день я рассказал о предложении Хакона хирду.
— Говорят, на севере у Хакона большая усадьба и вейцла с четверти северных угодий очень велика, — почесывая подбородок, заявил Скол. — Предложение ярла заманчиво, но что скажут северные бонды и Торир Олень? Его владения занимают почти половину северных земель. Да и на остальное он давно положил глаз.
— А какое нам дело до Торира? — возразил Фро-ди. — Нравится ему или нет, но он не станет оспаривать приказ ярла.
— Оспаривать-то, может, и не станет, но и жизни не даст, — упрямо бормотал Скол.
— Зато мы будем под защитой Хакона. Я — «за», — наконец решил Фроди и уселся на землю.
— И на хорошем содержании. Большое войско берет больше добычи… Я тоже не против, — неожиданно уступил Скол.
— Сможем зимовать с людьми ярла…
— И будет где завести семью… Один за другим хирдманны опускались на землю. Последнее слово оставалось за мной.
— Хорошо, мы возьмем предложенное! — сказал я. Перед отъездом на Фростатинг Хакон услышал о. нашем решении. Он уже готовился выехать. Лошади детерпеливо фыркали и мяли копытами землю.
— Тогда ты должен быть на тинге, — выслушав мой ответ, заявил ярл.
Все слышавший Карк подвел ко мне рыжего в подпалах жеребца и моргнул безбровыми веками:
— Удачи тебе, хевдинг!
Ехали мы недолго. Фростатинг собирался недалеко от Нидароса, за полями, возле большой ясеневой рощи-Заранее обнесенная веревками площадка для тридцати шести самых могущественных бондов — «лагрета» — пустовала, зато вокруг нее толпилось множество людей со всей средней и северной Норвегии. У южан был свой тинг.
Подъезжая, Хакон подтолкнул меня кулаком в бок и указал глазами на высокого седого старца в перевязанном веревкой плаще и красной шапке.
— Это Эцур Законоговоритель, — сказал Хакон. Я слышал об Эцуре. Старик хранил законы Фроста-тинга и считался одним из самых мудрых и уважаемых мужей страны. Однако в толпе он выделялся лишь высоким ростом, невероятной худобой и надменным выражением лица. Похоже, если этот человек что либо изрекал, то никогда не сомневался в собственной правоте.
Мы соскочили с лошадей, отвели их к дальним деревьям и двинулись к собранию. Немного не дойдя, Хакон остановился.
— Жди здесь, — приказал он и в сопровождении своих воинов нырнул в толпу. Маленький рост ярла не позволял мне видеть его, но, судя по приветственным возгласам, он успешно продвигался к законогово-рителю.
— Что ты тут забыл, Волк?
Я оглянулся. С тонконогой пегой кобылки слезал Торир Олень, тот самый северянин, которому могло не понравиться решение ярла. На груди воина поблескивали золоченные бляшки, а его конопатое лицо светилось довольством.
— Я пришел с Хаконом.
— А-а-а… — Торир потерял ко мне всякий интерес бросил поводья и кому-то помахал. Его узнали, окликнули, и спустя мгновение великан скрылся в гомонящей толпе.
А потом вдруг все стихло. Известные бонды чинно прошествовали на отгороженное веревками место и уселись на скамьи. Рядом с лагретой встал Эцур.
— Все ли получившие приглашение прибыли? — громко спросил он.
Зазвенело железо, и блестящие клинки взмыли над головами собравшихся. Поднятие оружия на тинге означало «да». Эцур удовлетворенно кивнул:
— Все ли прибывшие получили возмещение за хлопоты и плату за обратный путь?
Мечи опять поднялись. Потом Эцур поинтересовался, все ли знают, почему Фростатинг был перенесен на конец лета, а не знавшим объяснил, что задержка связана с просьбой ярла Хакона. Поведав об этом, он широко повел рукой в сторону и Хакон вышел вперед. Он волновался и неуверенно щурился.
— Я хотел изменить введенные подати, поскольку слышал, что многие из вас стали богаче, чем прежде, а других постигло несчастье, — начал он и в ответ на недовольный гул толпы поднял руку. — Я просил отложить тинг из-за последних. Все вы знаете, что случилось в Согне. Синезубый сжег наши усадьбы! Я спрашиваю: неужели он не взял всего, что ему причиталось с нашей земли?
Ответом послужила тишина. Бонды удивленно переглядывались и явно не понимали, к чему клонит ярл.
— Я спрашиваю: разве теперь мы должны платить подати Синезубому?! — все громче вопрошал Хакон. — Разве он уже не забрал того, что ему причиталось?
Последние слова Хакона потонули в восторженном та? вое. Бонды наконец-то поняли его мысль и теперь, поворачиваясь друг к другу, размахивали руками и обсуждали его предложение. Кто-то не желал платить и кричал о праве родовой земли, кто-то возмущался наглостью Синезубого, а кто-то боялся его мести. Эцур поднял руку, ц гомон стих.
— Отныне я не буду платить конунгу датчан никаких податей! — пронзительно выкрикнул Хакон.
Он умел убеждать. Да и трудно ли убедить тех, кто уже успел возненавидеть Синезубого? Первыми в знак согласия с Хаконом подняли оружие бонды с Согна, за ними — Треннелага. Постепенно к ним присоединились и остальные.
— А ты чего стоишь? — толкнул меня в бок один из случайных соседей, незнакомый русобородый бонд.
— Не мне решать ваши дела, — коротко ответил я. Бонд недовольно сморгнул:
— Тогда что ты тут делаешь?
— Пришел с Хаконом.
— С Хаконом? — Глаза спрашивающего округлились. Он фыркнул и повернулся в сторону лагреты:— Что делает тут этот человек?! Он же из Свей!
Все уставились на меня. Сотни, нет, тысячи ощупывающих, внимательных глаз.
— Хаки Волк! — узнал кто-то.
— Хаки сын Белоголового! Хаки-берсерк! — понеслось по толпе. Бонды отхлынули, будто опасались, что я выдерну меч и примусь кромсать их дрожащие, жирные туши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146