Однако чем ближе мы подходили к Варяжскому морю, тем пугливее становились речные жители. Живущие на Вилии аукшайты безбоязненно выходили к нашим драккарам и охотно обменивали еду на шкуры и захваченные Олавом из Киева стеклянные бусы. Зато ближе к морю в поселениях пруссов и жемайтов наши корабли вызывали ужас. Заметив на реке большие драккары, мужчины выскакивали на берег в полном вооружении, а бабы и дети с воплями бежали в лес.
— Они учены данами, здесь ссориться не стоит, —негромко сказал Олаву Бьерн. — А то жемайты перекроют выход к морю.
— Запасы кончаются.
Кормщик кивнул:
— Можно попытать счастья на Боргундархольме.
Я сидела у ног кормщика и слышала его ответ. Перед глазами всплыло разоренное родное печище, бабы с распоротыми животами, изуродованные лица мужиков. Откуда-то потянуло горьким запахом дыма.
Зябко передернув плечами, я подвинулась к Бьерну:
— А что, это и впрямь нужно?
— Что нужно? — не понял кормщик.
— Ну, — я запнулась, — драться…
Он так удивился, что даже на миг отпустил весло:
— Ты куда собралась, девка? В баню или в поход? Мне стало стыдно и грустно. И о чем я только думала, когда навязывалась в поход с Олавом? Мечтала о любви и ласке, а какую увидела ласку, какую любовь?! Даже былая дружба куда-то утекла, оставив о себе лишь слабое воспоминание…
— Нынче нам многое нужно, — спокойно, будто выбирая товар на базаре, перечислял кормщик. — Возьмем еду, оружие, одежду. Неплохо бы золотишка, украшений для торга, коли придется торговать… Хорошо бы и вместо «Журавля» найти суденышко, а то драккары от лишних людей чуть бортами воду не черпают…
— Хватит, — я махнула рукой, — поняла.
Кормщик смолк, а я отошла к борту, села возле скрипящего весла и задумалась.
После Березины урмане перестали считать меня рабыней. Наравне со всеми я перетаскивала драккары через топи и сидела на веслах, но ничего не боялась. Зато теперь нежданно обретенная свобода напугала меня. Неужели мне придется взять в руки меч и убивать ни в чем не повинных людей?! Зачем? У них есть жены, матери, накопленное годами и непосильным трудом хозяйство. За что я оставлю их детей сиротами?!
Река вывела драккары в широкий пролив, и над головами закружились белые крупные чайки.
— Море! — громко закричал Олав. Весла шлепнули о воду, и урмане поднялись над своими скамьями. Я тоже встала и поглядела вперед. Там, за широкой песчаной косой, перекатывались горбатые серые валы.
Что-то восторженно вопя, урмане принялись хлопать друг друга по плечам, переговариваться, и только Бьерн остался серьезным.
— А ну, за дело! — рявкнул он на гребцов. Все еще улыбаясь, те уселись обратно.
Теперь «Рысь» пошла быстрее, а плеск волн о борт звучал радостно, словно приветственная песня.
— Родиной выдр мчался
Смелых вязов стяга
Нес тропою крачек,
В отчий край влекущий
Славный жерех леса, —
нараспев произнес кто-то из урман. Все одобрительно засмеялись, а я удивилась. Чем так порадовала воинов эта странная песня? Нелепый набор слов и никакого смысла!
Изот заметил мой удивленный взгляд и объяснил:
— Родина выдр — это море, жерех леса — рысь, вязы стяга — воины, а тропа крачек — опять море. Так поют их скальды, а по-словенски получится просто: корабль с названием «Рысь» плыл по морю к родным берегам и вез много воинов.
Я пожала плечами:
— Не понимаю я таких песен. Слушай, Изот, ты знаешь, куда мы идем?
— Наверное, на Боргундархольм, — оглядевшись, предположил лив. — Там можно неплохо поживиться, если напасть внезапно и решительно.
Я покопалась в памяти. Кажется, Боргундархольм — небольшой остров в Варяжском море, неподалеку от венедских земель, — был под властью данов.
— Верно. — Изот улыбнулся. — Но пока Харальд Синезубый, конунг данов, опомнится и поднимет своих воинов, у нас уже будет все необходимое.
— Но ведь он не отдаст свое добро просто так?
— На острове свой правитель-херсир. Это как у нас на .Руси Владимир — большой князь, и он собирает подати с малых. А у каждого малого князя — свои земли. Бывает, что малые жалуются киевскому на обидчиков, а бывает — молчат. Херсир на Боргундархольме платит Синезубому подати, но может не попросить у него защиты. — Лив налег на весло. — Кто знает, как распорядятся боги…
Теперь я уже совсем ничего не понимала. Пойти с двумя драккарами против могущественного конунга данов было почти то же самое, что сунуть голову в петлю, встать на тоненькую тростинку и надеяться, что она никогда не сломается! И урмане считали это мудрым решением?!
Я ткнулась лбом в ладони и закрыла глаза. Над головой заунывно вопили чайки, внизу плескалось море, а большое полотнище паруса хлопало на ветру, словно крылья Лебединых Дев. Только нынче мы плыли не на сказочный остров Буян, где на Алатырь-камне высечены заветы Рода, а на столь же загадочный остров к мирным людям, которые и не ведали о надвигающейся беде.
Боргундархольм показался на рассвете. Он выплыл перед носом драккара небольшой черной точкой, затем приблизился и разросся в длинную береговую полосу. Я сдавила руками борт. Лавируя меж подводных валунов и бесшумно загребая веслами, урмане направили «Рысь» к острову. Олав поддел под рубаху длинную кольчугу и взялся за щит, Изот перетянул лоб широкой кожаной полоской, а глаз Бьерна почти не было видно из-под странного низкого шлема с длинной, закрывающей нос пластиной. Теперь кормщик походил на хищную, высматривающую добычу птицу.
— Сиди здесь, — негромко велел мне Олав. — Возьми топор, лук и не высовывайся, поняла?
Я кивнула. Мне не было страшно, жалость к живущим на острове пропала, а все внутри дрожало от нетерпения. «Скорее, скорее, скорее», — не понимая, кого и о чем прошу, шептала я.
С берега нас заметили. На каменном, окружившем городище валу заблестели шлемы. Обе «Рыси» ткнулись носами в берег почти одновременно, и тут же, не дожидаясь приказа, урмане посыпались в воду.
— Сиди тут! — исчезая за бортом, крикнул мне Олав. За ним спрыгнул Бьерн, и я осталась одна. Фигурки бегущих к валу воинов становились все меньше, а крики чаек все громче и настойчивей. Вскоре к ним прибавились и людские вопли. Кто в предсмертной мольбе взывал к богам — чужой дан, Олав, Бьерн, Изот или тот молоденький мальчишка, которого я вытащила из болота?!
Не желая видеть и слышать происходящего, я зажала уши и отвернулась. Теперь предо мной качалась «Малая Рысь». Царившие на ней тишина и покой наводили ужас. I. А если никто не вернется и этот красивый корабль так и останется тут — мертвый, но еще помнящий веселые голоса своих хозяев? А как же тогда я? Что будет со мной?!
Я решительно вскочила: «Нужно идти к Олаву, нужно идти». Но в это время на берегу закричал смертельно раненный воин, и дрогнувшие ноги бросили меня на настил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— Они учены данами, здесь ссориться не стоит, —негромко сказал Олаву Бьерн. — А то жемайты перекроют выход к морю.
— Запасы кончаются.
Кормщик кивнул:
— Можно попытать счастья на Боргундархольме.
Я сидела у ног кормщика и слышала его ответ. Перед глазами всплыло разоренное родное печище, бабы с распоротыми животами, изуродованные лица мужиков. Откуда-то потянуло горьким запахом дыма.
Зябко передернув плечами, я подвинулась к Бьерну:
— А что, это и впрямь нужно?
— Что нужно? — не понял кормщик.
— Ну, — я запнулась, — драться…
Он так удивился, что даже на миг отпустил весло:
— Ты куда собралась, девка? В баню или в поход? Мне стало стыдно и грустно. И о чем я только думала, когда навязывалась в поход с Олавом? Мечтала о любви и ласке, а какую увидела ласку, какую любовь?! Даже былая дружба куда-то утекла, оставив о себе лишь слабое воспоминание…
— Нынче нам многое нужно, — спокойно, будто выбирая товар на базаре, перечислял кормщик. — Возьмем еду, оружие, одежду. Неплохо бы золотишка, украшений для торга, коли придется торговать… Хорошо бы и вместо «Журавля» найти суденышко, а то драккары от лишних людей чуть бортами воду не черпают…
— Хватит, — я махнула рукой, — поняла.
Кормщик смолк, а я отошла к борту, села возле скрипящего весла и задумалась.
После Березины урмане перестали считать меня рабыней. Наравне со всеми я перетаскивала драккары через топи и сидела на веслах, но ничего не боялась. Зато теперь нежданно обретенная свобода напугала меня. Неужели мне придется взять в руки меч и убивать ни в чем не повинных людей?! Зачем? У них есть жены, матери, накопленное годами и непосильным трудом хозяйство. За что я оставлю их детей сиротами?!
Река вывела драккары в широкий пролив, и над головами закружились белые крупные чайки.
— Море! — громко закричал Олав. Весла шлепнули о воду, и урмане поднялись над своими скамьями. Я тоже встала и поглядела вперед. Там, за широкой песчаной косой, перекатывались горбатые серые валы.
Что-то восторженно вопя, урмане принялись хлопать друг друга по плечам, переговариваться, и только Бьерн остался серьезным.
— А ну, за дело! — рявкнул он на гребцов. Все еще улыбаясь, те уселись обратно.
Теперь «Рысь» пошла быстрее, а плеск волн о борт звучал радостно, словно приветственная песня.
— Родиной выдр мчался
Смелых вязов стяга
Нес тропою крачек,
В отчий край влекущий
Славный жерех леса, —
нараспев произнес кто-то из урман. Все одобрительно засмеялись, а я удивилась. Чем так порадовала воинов эта странная песня? Нелепый набор слов и никакого смысла!
Изот заметил мой удивленный взгляд и объяснил:
— Родина выдр — это море, жерех леса — рысь, вязы стяга — воины, а тропа крачек — опять море. Так поют их скальды, а по-словенски получится просто: корабль с названием «Рысь» плыл по морю к родным берегам и вез много воинов.
Я пожала плечами:
— Не понимаю я таких песен. Слушай, Изот, ты знаешь, куда мы идем?
— Наверное, на Боргундархольм, — оглядевшись, предположил лив. — Там можно неплохо поживиться, если напасть внезапно и решительно.
Я покопалась в памяти. Кажется, Боргундархольм — небольшой остров в Варяжском море, неподалеку от венедских земель, — был под властью данов.
— Верно. — Изот улыбнулся. — Но пока Харальд Синезубый, конунг данов, опомнится и поднимет своих воинов, у нас уже будет все необходимое.
— Но ведь он не отдаст свое добро просто так?
— На острове свой правитель-херсир. Это как у нас на .Руси Владимир — большой князь, и он собирает подати с малых. А у каждого малого князя — свои земли. Бывает, что малые жалуются киевскому на обидчиков, а бывает — молчат. Херсир на Боргундархольме платит Синезубому подати, но может не попросить у него защиты. — Лив налег на весло. — Кто знает, как распорядятся боги…
Теперь я уже совсем ничего не понимала. Пойти с двумя драккарами против могущественного конунга данов было почти то же самое, что сунуть голову в петлю, встать на тоненькую тростинку и надеяться, что она никогда не сломается! И урмане считали это мудрым решением?!
Я ткнулась лбом в ладони и закрыла глаза. Над головой заунывно вопили чайки, внизу плескалось море, а большое полотнище паруса хлопало на ветру, словно крылья Лебединых Дев. Только нынче мы плыли не на сказочный остров Буян, где на Алатырь-камне высечены заветы Рода, а на столь же загадочный остров к мирным людям, которые и не ведали о надвигающейся беде.
Боргундархольм показался на рассвете. Он выплыл перед носом драккара небольшой черной точкой, затем приблизился и разросся в длинную береговую полосу. Я сдавила руками борт. Лавируя меж подводных валунов и бесшумно загребая веслами, урмане направили «Рысь» к острову. Олав поддел под рубаху длинную кольчугу и взялся за щит, Изот перетянул лоб широкой кожаной полоской, а глаз Бьерна почти не было видно из-под странного низкого шлема с длинной, закрывающей нос пластиной. Теперь кормщик походил на хищную, высматривающую добычу птицу.
— Сиди здесь, — негромко велел мне Олав. — Возьми топор, лук и не высовывайся, поняла?
Я кивнула. Мне не было страшно, жалость к живущим на острове пропала, а все внутри дрожало от нетерпения. «Скорее, скорее, скорее», — не понимая, кого и о чем прошу, шептала я.
С берега нас заметили. На каменном, окружившем городище валу заблестели шлемы. Обе «Рыси» ткнулись носами в берег почти одновременно, и тут же, не дожидаясь приказа, урмане посыпались в воду.
— Сиди тут! — исчезая за бортом, крикнул мне Олав. За ним спрыгнул Бьерн, и я осталась одна. Фигурки бегущих к валу воинов становились все меньше, а крики чаек все громче и настойчивей. Вскоре к ним прибавились и людские вопли. Кто в предсмертной мольбе взывал к богам — чужой дан, Олав, Бьерн, Изот или тот молоденький мальчишка, которого я вытащила из болота?!
Не желая видеть и слышать происходящего, я зажала уши и отвернулась. Теперь предо мной качалась «Малая Рысь». Царившие на ней тишина и покой наводили ужас. I. А если никто не вернется и этот красивый корабль так и останется тут — мертвый, но еще помнящий веселые голоса своих хозяев? А как же тогда я? Что будет со мной?!
Я решительно вскочила: «Нужно идти к Олаву, нужно идти». Но в это время на берегу закричал смертельно раненный воин, и дрогнувшие ноги бросили меня на настил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146