Знала только, что, по слухам, Хаки Волк ушел в Норвегию, в усадьбу ярла Хакона. Только бы найти это место и добраться до своего врага раньше, чем мары превратят меня в чудовище! Теперь у меня не возникнет сомнений…
Я шагнула к двери, и та широко распахнулась. Яркий свет и снежная белизна заставили меня зажмуриться.
— Брось нож! — громко приказал незнакомый голос.
Бросить? Не открывая глаз, я выпустила оружие. Сопротивляться было глупо — судя по звону мечей, фырканью лошадей и скрипу раннего снега, у дверей конюшни собралось не меньше десятка всадников.
«Не успела. Чуть-чуть не успела», — вертелось у меня в голове, и, вторя моим мыслям, надменный голос
Свейнхильд громко произнес:
— Помедли мы еще немного, и ты успела бы удрать, словенка…
— Дара! — через силу открыв глаза, сказала я. —
Меня зовут Дара!
.Казалось, Свейнхильд не услышала моих возражений.
— Взять ее! — приказала она.
Мои глаза уже привыкли к белизне снега и разглядели приехавших со Свейнхильд незнакомых всадников. Одежда и украшения выдавали в них знатных воинов. И где только Лисица набрала таких помощников? Или, услышав об озверевшей бабе, они сами захотели поглазеть на дикарку? Что ж, пускай смотрят, чай, до дыр не сотрут…
— Ее убить надо! Или судить! — Откуда-то вылез Хорек. Я шатнулась в его сторону, и, пискнув, управляющий скрылся.
— А чего ее судить? — небрежно откликнулся один из незнакомцев. — У нее хозяйка есть.
Не слезая с коня, он подъехал ближе. Обутая в теплый меховой сапог нога легонько толкнула меня в плечо. Я отдернулась и не удержалась, упала в снег. Всадник расхохотался:
— И это — баба-берсерк?! Да она и на ногах-то не стоит! — Все еще смеясь, он обернулся к пристыженному управляющему:. — Как ты не смог с ней совладать?!
— Она ж не только меня… Вон и Оспак, и Клещв скажут… — забормотал тот. Он боялся приезжего. Очень боялся. Даже больше, чем самой Свейнхильд. Я поднялась на ноги и оглядела незнакомца. Ничего особенного… Урманин как урманин, только одежда побогаче, чем у прочих. Верно, какой-нибудь ярл…
Я облизнула губы и улыбнулась:
— А ты, воин, тоже не из шибко смелых! Хорька на смех поднял, а сам явился в полном вооружении, будто приехал не на забаву, а на смертный бой!
Собравшиеся за всадниками люди расслышали мои слова и возмущенно заворчали. Свейнхильд достала из-за пояса плетку, но всадник опередил ее, вспорол пятками конские бока и рявкнул:
— Думай, с кем говоришь!
Плеть взметнулась и упала на мою щеку. По шее потекло что-то теплое и горячее. Несколько красных капель упало в снег. Я хотела ответить обидчику, но не успела. Тыча пальцами за мою спину, пешие урмане зло за-. гудели и двинулись вперед. Свейнхильд развернула кобылку.
— Стойте! — выкрикнула она.
— Да ты погляди, что эта тварь наделала! — заверещала какая-то баба. — За что мальчонку-то?!
Я догадалась оглянуться. Из конюшни выходил Левеет. Он сжимал голову обеими руками, беспомощно покачивался из стороны в сторону и жалобно стонал. Меня он не видел.
Надменный всадник, тот самый, что пнул меня .ногой, подъехал к пареньку и склонился:
— Эх, малец!
Его сильные руки подхватили мальчишку и уложили его поперек лошадиной шеи. Ноги Левеета замотались перед моим лицом. Я отвернулась. Нечего жалеть о том, что сделано. Этому учил меня Бьерн.
— Стойте! — опять выкрикнула Свейнхильд шумящей толпе.
Теперь ее услышали и остановились. Я не опустила головы —и хорошо видела злые лица урман. Ни одного сочувствующего взгляда, ни одной ободряющей улыбки… Чужая земля и чужие люди… Ах, матушка Мокоша, что же за нитку ты мне. спряла? Почему увела так далеко от милой земли, где если люди не пожалеют, так хоть березки поплачут?
Свейнхильд подъехала. Жаркий, пахнущий потом конский бок ткнулся мне в лицо.
— Я решила, как наказать словенку! — заявила Лисица. — Ее дела — дела дикой собаки! Хаки подарил ее, но мне не нужен такой дар! Я возвращаю ее хевдингу!
— Нет! — Высокий узколицый урманин в драной телогрее разрубил воздух кулаком и решительно двинулся к Свейнхильд. — Убить ее!
— Верно! Убить! — поддержала толпа. Лисица покосилась на всадника. Будто отказываясь участвовать в обсуждении, он качнул головой. Урмане приободрились.
— Я верну ее хевдингу! — опять крикнула Свейнхильд. — Если только она доживет до его возвращения!
Кто-то из наиболее смышленых задумался сразу, а спустя мгновение смысл ее слов дошел до остальных. Усадьба затихла, будто вымерла. Свейнхильд сжала маленькие кулачки:
— Она будет ждать его, как и положено дикому зверю, — на цепи во дворе! Нет большего позора, — и кивнула одному из всадников.
Тот подхватил мои руки и короткой петлей затянул узел на запястьях. В толпе засвистели. Всадники развернули лошадей. Веревка швырнула меня лицом на землю и поволокла за ними. «Хоть бы камень какой по пути», —задыхаясь от набивающегося в рот снега, успела подумать я. А потом уже не могла думать. Мир завертелся и холодными комьями залепил глаза и уши…
Очнулась я ночью. Небо сияло звездными дырами, а лунный свет тревожными бликами прыгал по сугробам вдоль стены. Чуть поодаль на утоптанном копытами снегу виднелись глубокие борозды.
"Как только жива осталась? — мелькнуло в голове. —
Эвон как мотали…"
Закусив губу, я встала и пошатываясь побрела к дверям. Измученное тело требовало тепла и покоя. Что-то зазвенело. Мой взгляд отыскал источник звука. Звон издавали звенья крепкой железной цепи. Один ее конец крепился к железному ободу на моей ноге, а другой тонул в сугробах. Ничего… Лишь бы согреться…
Обеими руками опираясь на покатую стену, я кое-как доковыляла до входа. Цепь натянулась. Зацепилась, что ли? Я дернула ногой. Бесполезно. Я вернулась и, упав возле закрепляющего цепь кола, всхлипнула. Звеньям ничего не мешало! Подлая Лисица нарочно приковала меня близ входа, но так, чтобы я не смогла войти!
«Может, хоть немного поддастся высунувшееся из земляной стены кольцо? — подумалось вдруг. — Ну-ка!» Оно не шевельнулось. Должно быть, железный прут протыкал стену жилища насквозь. На него надели цепь, потом загнули и заклепали… Все просто. Теперь не всякий кузнец расклепает…
Едва сдерживая слезы, я села на землю и тихонько завыла. Что же теперь делать? Лучше уж умереть, чем сидеть и ждать, когда мары превратят меня в жуткое, звероподобное существо! Они ведь и не подумают освободить меня. А Хаки… Кто знает, когда вернется этот берсерк? Может, никогда. Грозился же…
Взвыв, я вскочила и отчаянно задергала кольцо в разные стороны. Оно не поддавалось. Всю ночь я безуспешно выла, расшатывала кол и царапала стены, а утром поняла, что надеяться больше не на что, легла, свернулась клубком и стала ждать смерти. Глаза закрылись сами…
Меня разбудил ехидный голос Хорька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Я шагнула к двери, и та широко распахнулась. Яркий свет и снежная белизна заставили меня зажмуриться.
— Брось нож! — громко приказал незнакомый голос.
Бросить? Не открывая глаз, я выпустила оружие. Сопротивляться было глупо — судя по звону мечей, фырканью лошадей и скрипу раннего снега, у дверей конюшни собралось не меньше десятка всадников.
«Не успела. Чуть-чуть не успела», — вертелось у меня в голове, и, вторя моим мыслям, надменный голос
Свейнхильд громко произнес:
— Помедли мы еще немного, и ты успела бы удрать, словенка…
— Дара! — через силу открыв глаза, сказала я. —
Меня зовут Дара!
.Казалось, Свейнхильд не услышала моих возражений.
— Взять ее! — приказала она.
Мои глаза уже привыкли к белизне снега и разглядели приехавших со Свейнхильд незнакомых всадников. Одежда и украшения выдавали в них знатных воинов. И где только Лисица набрала таких помощников? Или, услышав об озверевшей бабе, они сами захотели поглазеть на дикарку? Что ж, пускай смотрят, чай, до дыр не сотрут…
— Ее убить надо! Или судить! — Откуда-то вылез Хорек. Я шатнулась в его сторону, и, пискнув, управляющий скрылся.
— А чего ее судить? — небрежно откликнулся один из незнакомцев. — У нее хозяйка есть.
Не слезая с коня, он подъехал ближе. Обутая в теплый меховой сапог нога легонько толкнула меня в плечо. Я отдернулась и не удержалась, упала в снег. Всадник расхохотался:
— И это — баба-берсерк?! Да она и на ногах-то не стоит! — Все еще смеясь, он обернулся к пристыженному управляющему:. — Как ты не смог с ней совладать?!
— Она ж не только меня… Вон и Оспак, и Клещв скажут… — забормотал тот. Он боялся приезжего. Очень боялся. Даже больше, чем самой Свейнхильд. Я поднялась на ноги и оглядела незнакомца. Ничего особенного… Урманин как урманин, только одежда побогаче, чем у прочих. Верно, какой-нибудь ярл…
Я облизнула губы и улыбнулась:
— А ты, воин, тоже не из шибко смелых! Хорька на смех поднял, а сам явился в полном вооружении, будто приехал не на забаву, а на смертный бой!
Собравшиеся за всадниками люди расслышали мои слова и возмущенно заворчали. Свейнхильд достала из-за пояса плетку, но всадник опередил ее, вспорол пятками конские бока и рявкнул:
— Думай, с кем говоришь!
Плеть взметнулась и упала на мою щеку. По шее потекло что-то теплое и горячее. Несколько красных капель упало в снег. Я хотела ответить обидчику, но не успела. Тыча пальцами за мою спину, пешие урмане зло за-. гудели и двинулись вперед. Свейнхильд развернула кобылку.
— Стойте! — выкрикнула она.
— Да ты погляди, что эта тварь наделала! — заверещала какая-то баба. — За что мальчонку-то?!
Я догадалась оглянуться. Из конюшни выходил Левеет. Он сжимал голову обеими руками, беспомощно покачивался из стороны в сторону и жалобно стонал. Меня он не видел.
Надменный всадник, тот самый, что пнул меня .ногой, подъехал к пареньку и склонился:
— Эх, малец!
Его сильные руки подхватили мальчишку и уложили его поперек лошадиной шеи. Ноги Левеета замотались перед моим лицом. Я отвернулась. Нечего жалеть о том, что сделано. Этому учил меня Бьерн.
— Стойте! — опять выкрикнула Свейнхильд шумящей толпе.
Теперь ее услышали и остановились. Я не опустила головы —и хорошо видела злые лица урман. Ни одного сочувствующего взгляда, ни одной ободряющей улыбки… Чужая земля и чужие люди… Ах, матушка Мокоша, что же за нитку ты мне. спряла? Почему увела так далеко от милой земли, где если люди не пожалеют, так хоть березки поплачут?
Свейнхильд подъехала. Жаркий, пахнущий потом конский бок ткнулся мне в лицо.
— Я решила, как наказать словенку! — заявила Лисица. — Ее дела — дела дикой собаки! Хаки подарил ее, но мне не нужен такой дар! Я возвращаю ее хевдингу!
— Нет! — Высокий узколицый урманин в драной телогрее разрубил воздух кулаком и решительно двинулся к Свейнхильд. — Убить ее!
— Верно! Убить! — поддержала толпа. Лисица покосилась на всадника. Будто отказываясь участвовать в обсуждении, он качнул головой. Урмане приободрились.
— Я верну ее хевдингу! — опять крикнула Свейнхильд. — Если только она доживет до его возвращения!
Кто-то из наиболее смышленых задумался сразу, а спустя мгновение смысл ее слов дошел до остальных. Усадьба затихла, будто вымерла. Свейнхильд сжала маленькие кулачки:
— Она будет ждать его, как и положено дикому зверю, — на цепи во дворе! Нет большего позора, — и кивнула одному из всадников.
Тот подхватил мои руки и короткой петлей затянул узел на запястьях. В толпе засвистели. Всадники развернули лошадей. Веревка швырнула меня лицом на землю и поволокла за ними. «Хоть бы камень какой по пути», —задыхаясь от набивающегося в рот снега, успела подумать я. А потом уже не могла думать. Мир завертелся и холодными комьями залепил глаза и уши…
Очнулась я ночью. Небо сияло звездными дырами, а лунный свет тревожными бликами прыгал по сугробам вдоль стены. Чуть поодаль на утоптанном копытами снегу виднелись глубокие борозды.
"Как только жива осталась? — мелькнуло в голове. —
Эвон как мотали…"
Закусив губу, я встала и пошатываясь побрела к дверям. Измученное тело требовало тепла и покоя. Что-то зазвенело. Мой взгляд отыскал источник звука. Звон издавали звенья крепкой железной цепи. Один ее конец крепился к железному ободу на моей ноге, а другой тонул в сугробах. Ничего… Лишь бы согреться…
Обеими руками опираясь на покатую стену, я кое-как доковыляла до входа. Цепь натянулась. Зацепилась, что ли? Я дернула ногой. Бесполезно. Я вернулась и, упав возле закрепляющего цепь кола, всхлипнула. Звеньям ничего не мешало! Подлая Лисица нарочно приковала меня близ входа, но так, чтобы я не смогла войти!
«Может, хоть немного поддастся высунувшееся из земляной стены кольцо? — подумалось вдруг. — Ну-ка!» Оно не шевельнулось. Должно быть, железный прут протыкал стену жилища насквозь. На него надели цепь, потом загнули и заклепали… Все просто. Теперь не всякий кузнец расклепает…
Едва сдерживая слезы, я села на землю и тихонько завыла. Что же теперь делать? Лучше уж умереть, чем сидеть и ждать, когда мары превратят меня в жуткое, звероподобное существо! Они ведь и не подумают освободить меня. А Хаки… Кто знает, когда вернется этот берсерк? Может, никогда. Грозился же…
Взвыв, я вскочила и отчаянно задергала кольцо в разные стороны. Оно не поддавалось. Всю ночь я безуспешно выла, расшатывала кол и царапала стены, а утром поняла, что надеяться больше не на что, легла, свернулась клубком и стала ждать смерти. Глаза закрылись сами…
Меня разбудил ехидный голос Хорька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146