Прогнать его или отказать ему в помощи испугались — ведь колдуны умеют мстить даже после смерти, а принять — не хватило духу…
Мой взгляд пробежал по темным, припорошенным снегом валунам, поднялся и замер. На ясной голубизне неба темнел человеческий силуэт. Человек сидел на самом верху завала и глядел прямо на меня. Вздрогнув, я приподнялась. Незнакомец тоже встал. Солнце светило ему в затылок, поэтому лица было не разобрать, но белые, трепещущие на ветру волосы сразу выдали своего обладателя.
Баюн ничего не говорил, и я тоже молчала. Шурша по земле белыми крупяными зернами, поземка бежала от его ног к моим, и в тишине казалось, что я слышу ее тихий шепот:
— Не подходи, не подходи, не подходи… Я действительно опасалась подходить к Баюну. Хотелось верить, что он пришел сюда не из пустого интереса, а желая поддержать меня. Боясь спугнуть парня, я медленно опустилась на дерево. Баюн не ушел, не отвернулся, а лишь молча и как-то робко повторил мое движение. Было неловко ощущать на себе его пристальный взгляд, но и уходить не хотелось.
— Баюн, — прошептала я про себя, — зачем ты тут, Баюн?
Ветер взмыл вверх, понес мой вопрос в темноту леса.
— Ты плакала. Там, внутри…
Я вытянула шею, прислушалась, но вокруг лишь шуршала поземка. Сказал Баюн эти тихие слова или мне показалось? Если сказал — то не услышал ли их слепец? Старик так боялся, что я познакомлюсь с кем либо и разболтаю нашу тайну! Ведь воевода Сигурд сам пообещал покарать ослушника смертью. Конечно, если узнает о произошедшем…
— Ошибаешься, слепой боится совсем не воеводы…
— Баюн?!
— Не надо, не говори, я и так услышу. — Он не шевелился, но его голос звучал отчетливо и громко, словно Баюн говорил мне прямо в ухо. Я изумленно уставилась на маленькую, замершую вдали фигурку. Поземка металась над его головой, смешивалась с белыми волосами, и казалось, будто возле Баюна вертится какой-то неведомый белый дух.
— Я сам давно уже дух, — печально сказал он. — Дух-шилыхан. Только об этом никто знает. А узнают — станут гнать.
Я не сомневалась в этом. Коли местные пугались меня, то уж шилыхана точно не потерпели бы. А ведь он — совсем безвредный нежить, особенно когда один. И разве он виноват, что тоска по родичам задержала его на кромке, меж жизнью и смертью, и сделала водяным духом — шилыханом? Я многое слышала об этих детях-утопленниках, но видела впервые. Однако что-то в голосе и даже облике Баюна заставляло верить его словам.
— Я знал, что ты не испугаешься. — Баюн покачал головой, и облако вокруг него закружилось в веселой пляске. — Ты ведь не внучка слепого, ты из Приболотья.
— Знаешь наши места? — Я не сказала, лишь подумала, но ответ последовал незамедлительно:
— Нет. Но там еще слышат кромешников. Теперь я знаю это.
— Почему «теперь»?
— Ты слышишь меня, а другие — нет. — Он слегка повернул голову, словно указывая на избу слепца. — Даже он не слышит. Он ведь не рожденный колдун, только отдал душу марам, чтоб они помогли ему отомстить. Мары съели его сердце, а взамен подарили знания чародея. Теперь, если его враг умрет от его руки, мары отпустят его и заберут душу его врага, а до того ему суждено жить и бродить по свету, с одним лишь желанием — найти и отомстить.
О марах я тоже слышала. Их никто не видел, а если человеку доводилось встретить мару, то он падал и умирал на месте. Мать говорила, будто мары служат богине смерти Морене и пожирают души умерших.
Если все, что сказал Баюн, — правда, то угрозы слепца не пустая болтовня выжившего из ума старика. Мары — могучая сила. Одно лишь непонятно — кто же тот враг, которому желает отомстить слепец? Где он? И как старик найдет его?
— Разве ты не знаешь? — удивился Баюн.
—Дара!
Я обернулась. Крутя седой головой, колдун стоял в дверях нашей избы и беспомощно выкрикивал:
— Дара!
Живой голос смахнул наваждение. Темная фигурка Баюна пропала, и предо мной остались только голые камни и вихрящаяся по ним поземка.
— Дара!
— Я здесь.
Слепец удовлетворенно засопел и, осторожно переступая через рытвины, двинулся ко мне. Я тряхнула головой. Неужели тихий, протяжный голос Баюна всего лишь наваждение?! Мне многое мерещилось с той поры, как сгорело родное печище.
Махнув рукой, я зашагала к слепцу, но речи шилыхана не оставляли меня в покое — так и подмывало кинуться в деревню и, презрев косые взгляды, отыскать Баюна. Хотя, скорее всего, он даже не впустил бы меня на двор. Наваждение…
— Зачем ты ушла, Дара? — Старик озабоченно ощупал мое лицо и руки. — Гляди, как замерзла! Сигурду вряд ли понравилось бы, что ты бегаешь по холоду…
Не знаю почему, но после странного видения слова старика показались мне чужими и пустыми, будто заброшенный дом. Решившись, я уверенно сказала:
— А тебе что за дело до Сигурда? Ведь ты не служишь ему, так?
Удар громовой Перуновой стрелы не напугал бы слепца сильнее. Его руки затряслись, а подбородок задергался, словно у припадочного:
— Кто? Кто… сказал?.. — через силу выдавил он. Я оцепенела. Так он лгал мне?! Все время лгал! Но зачем? К чему он забрал меня из Ладоги?! Для чего прикинулся слугой Сигурда?
Мысли прыгали в моей голове, вопросы жгли горло, но не требовали ответов. Гораздо важнее было другое — он предал меня! Предал, подобно Реконе и Реасу!
Что-то учуяв, старик отбросил посох и потянулся ко мне обеими руками, но было поздно. Я увернулась, бросилась в сторону и, не разбирая дороги, кинулась с холма, где под белым покрывалом дремало замерзшее озеро.
— Дара! Погоди! Послушай! Дара! — несся мне вслед дрожащий старческий голос, но я не верила ему. Он лгал, как лгал весь этот чужой и жестокий мир!
Зажав уши и спотыкаясь, я скатилась на снежную равнину и побежала подальше от зовущего стариковского голоса. Я ненавидела этого лживого слепого старика! На старости лет он нуждался в безропотной служанке и получил ее обманом и подлостью! Баюн, тот, примерещившийся мне Баюн шилыхан, сказал правду — слепец продал душу холодным созданиям Морены и ничем от них не отличался!
— Дара! — долетел до меня последний далекий вскрик. Он словно упреждал меня о чем-то, но понять о чем, я не успела — под ногой что-то хрустнуло, поддалось и потянуло вниз. Холод обдал живот, сдавил ребра и перехватил дыхание. Перед глазами мелькнули острые края полыньи. В последний миг я схватилась за них, но тонкий лед рассыпался под пальцами и мелким крошевом поплыл по воде. Водная пелена заслонила зеленую полосу леса вдали и маленькие, бегущие к полынье людские фигурки. Еще продолжая биться в тяжелом, будто набитом камнями, зипуне, я почуяла жгучую боль, удушье и в последний миг засмеялась. Это и впрямь было смешно — весь мой род истребил огонь, а меня утянула вода…
Я уже не услышала приближающихся криков и не почувствовала, как чьи-то быстрые руки ухватили меня за одежду и вытащили на лед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Мой взгляд пробежал по темным, припорошенным снегом валунам, поднялся и замер. На ясной голубизне неба темнел человеческий силуэт. Человек сидел на самом верху завала и глядел прямо на меня. Вздрогнув, я приподнялась. Незнакомец тоже встал. Солнце светило ему в затылок, поэтому лица было не разобрать, но белые, трепещущие на ветру волосы сразу выдали своего обладателя.
Баюн ничего не говорил, и я тоже молчала. Шурша по земле белыми крупяными зернами, поземка бежала от его ног к моим, и в тишине казалось, что я слышу ее тихий шепот:
— Не подходи, не подходи, не подходи… Я действительно опасалась подходить к Баюну. Хотелось верить, что он пришел сюда не из пустого интереса, а желая поддержать меня. Боясь спугнуть парня, я медленно опустилась на дерево. Баюн не ушел, не отвернулся, а лишь молча и как-то робко повторил мое движение. Было неловко ощущать на себе его пристальный взгляд, но и уходить не хотелось.
— Баюн, — прошептала я про себя, — зачем ты тут, Баюн?
Ветер взмыл вверх, понес мой вопрос в темноту леса.
— Ты плакала. Там, внутри…
Я вытянула шею, прислушалась, но вокруг лишь шуршала поземка. Сказал Баюн эти тихие слова или мне показалось? Если сказал — то не услышал ли их слепец? Старик так боялся, что я познакомлюсь с кем либо и разболтаю нашу тайну! Ведь воевода Сигурд сам пообещал покарать ослушника смертью. Конечно, если узнает о произошедшем…
— Ошибаешься, слепой боится совсем не воеводы…
— Баюн?!
— Не надо, не говори, я и так услышу. — Он не шевелился, но его голос звучал отчетливо и громко, словно Баюн говорил мне прямо в ухо. Я изумленно уставилась на маленькую, замершую вдали фигурку. Поземка металась над его головой, смешивалась с белыми волосами, и казалось, будто возле Баюна вертится какой-то неведомый белый дух.
— Я сам давно уже дух, — печально сказал он. — Дух-шилыхан. Только об этом никто знает. А узнают — станут гнать.
Я не сомневалась в этом. Коли местные пугались меня, то уж шилыхана точно не потерпели бы. А ведь он — совсем безвредный нежить, особенно когда один. И разве он виноват, что тоска по родичам задержала его на кромке, меж жизнью и смертью, и сделала водяным духом — шилыханом? Я многое слышала об этих детях-утопленниках, но видела впервые. Однако что-то в голосе и даже облике Баюна заставляло верить его словам.
— Я знал, что ты не испугаешься. — Баюн покачал головой, и облако вокруг него закружилось в веселой пляске. — Ты ведь не внучка слепого, ты из Приболотья.
— Знаешь наши места? — Я не сказала, лишь подумала, но ответ последовал незамедлительно:
— Нет. Но там еще слышат кромешников. Теперь я знаю это.
— Почему «теперь»?
— Ты слышишь меня, а другие — нет. — Он слегка повернул голову, словно указывая на избу слепца. — Даже он не слышит. Он ведь не рожденный колдун, только отдал душу марам, чтоб они помогли ему отомстить. Мары съели его сердце, а взамен подарили знания чародея. Теперь, если его враг умрет от его руки, мары отпустят его и заберут душу его врага, а до того ему суждено жить и бродить по свету, с одним лишь желанием — найти и отомстить.
О марах я тоже слышала. Их никто не видел, а если человеку доводилось встретить мару, то он падал и умирал на месте. Мать говорила, будто мары служат богине смерти Морене и пожирают души умерших.
Если все, что сказал Баюн, — правда, то угрозы слепца не пустая болтовня выжившего из ума старика. Мары — могучая сила. Одно лишь непонятно — кто же тот враг, которому желает отомстить слепец? Где он? И как старик найдет его?
— Разве ты не знаешь? — удивился Баюн.
—Дара!
Я обернулась. Крутя седой головой, колдун стоял в дверях нашей избы и беспомощно выкрикивал:
— Дара!
Живой голос смахнул наваждение. Темная фигурка Баюна пропала, и предо мной остались только голые камни и вихрящаяся по ним поземка.
— Дара!
— Я здесь.
Слепец удовлетворенно засопел и, осторожно переступая через рытвины, двинулся ко мне. Я тряхнула головой. Неужели тихий, протяжный голос Баюна всего лишь наваждение?! Мне многое мерещилось с той поры, как сгорело родное печище.
Махнув рукой, я зашагала к слепцу, но речи шилыхана не оставляли меня в покое — так и подмывало кинуться в деревню и, презрев косые взгляды, отыскать Баюна. Хотя, скорее всего, он даже не впустил бы меня на двор. Наваждение…
— Зачем ты ушла, Дара? — Старик озабоченно ощупал мое лицо и руки. — Гляди, как замерзла! Сигурду вряд ли понравилось бы, что ты бегаешь по холоду…
Не знаю почему, но после странного видения слова старика показались мне чужими и пустыми, будто заброшенный дом. Решившись, я уверенно сказала:
— А тебе что за дело до Сигурда? Ведь ты не служишь ему, так?
Удар громовой Перуновой стрелы не напугал бы слепца сильнее. Его руки затряслись, а подбородок задергался, словно у припадочного:
— Кто? Кто… сказал?.. — через силу выдавил он. Я оцепенела. Так он лгал мне?! Все время лгал! Но зачем? К чему он забрал меня из Ладоги?! Для чего прикинулся слугой Сигурда?
Мысли прыгали в моей голове, вопросы жгли горло, но не требовали ответов. Гораздо важнее было другое — он предал меня! Предал, подобно Реконе и Реасу!
Что-то учуяв, старик отбросил посох и потянулся ко мне обеими руками, но было поздно. Я увернулась, бросилась в сторону и, не разбирая дороги, кинулась с холма, где под белым покрывалом дремало замерзшее озеро.
— Дара! Погоди! Послушай! Дара! — несся мне вслед дрожащий старческий голос, но я не верила ему. Он лгал, как лгал весь этот чужой и жестокий мир!
Зажав уши и спотыкаясь, я скатилась на снежную равнину и побежала подальше от зовущего стариковского голоса. Я ненавидела этого лживого слепого старика! На старости лет он нуждался в безропотной служанке и получил ее обманом и подлостью! Баюн, тот, примерещившийся мне Баюн шилыхан, сказал правду — слепец продал душу холодным созданиям Морены и ничем от них не отличался!
— Дара! — долетел до меня последний далекий вскрик. Он словно упреждал меня о чем-то, но понять о чем, я не успела — под ногой что-то хрустнуло, поддалось и потянуло вниз. Холод обдал живот, сдавил ребра и перехватил дыхание. Перед глазами мелькнули острые края полыньи. В последний миг я схватилась за них, но тонкий лед рассыпался под пальцами и мелким крошевом поплыл по воде. Водная пелена заслонила зеленую полосу леса вдали и маленькие, бегущие к полынье людские фигурки. Еще продолжая биться в тяжелом, будто набитом камнями, зипуне, я почуяла жгучую боль, удушье и в последний миг засмеялась. Это и впрямь было смешно — весь мой род истребил огонь, а меня утянула вода…
Я уже не услышала приближающихся криков и не почувствовала, как чьи-то быстрые руки ухватили меня за одежду и вытащили на лед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146