Теперь, когда Олав остался жив, все остальное не имело никакого значения.
— Ну и ну, — выйдя за ворота, забормотал мой провожатый. — Вот уж не ведал, что такое доведется увидеть — Сигурд с Али схлестнулись… Ругались-то они частенько, но чтоб так… Ну и ну.
Он покосился на меня и, убедившись, что я слушаю, продолжил:
— Теперь о княгине и Али звон пойдет по всему Киеву. Владимир такого не потерпит. Да никто и не думал, что у них все этак…
О чем он говорил? Я устало вздохнула. Приняв мой издох за сочувствие, парень понизил голос — Я так думаю, что Али теперь в Киеве недолго жить — Владимир его спровадит куда подальше. А Сигурд выкрутится — он и не из такой грязи выбирался.
Ощущая страшную, почти нечеловеческую усталость я едва разомкнула губы:
— А что будет со мной?
— Разве ты не слышала? — удивился парень. — Теперь ты — наложница Олава. Сигурд сам отказался от тебя, да и Владимир так порешил.
Он распахнул двери большой избы и впихнул меня внутрь:
— Будешь тут жить. Это дом Али.
— А где он сам?
Парень рассмеялся:
— Странная ты! Разве ему нынче до тебя? Ему перед Владимиром оправдываться надо — ведь все слышали, как княгиня назвала его любимым.
Любимым? Все?! Я отрицательно помотала головой. Нет, не все — я не слышала.
Я увидела Олава лишь спустя два дня. Неожиданно средь дождливой ночи он шумно ввалился в дом. Слуги всполошились и кто в чем выскочили ему навстречу. Я спустилась с повалуши и растерянно остановилась на лестнице. Грозный и самоуверенный мужчина, в насквозь промокшей одежде, с мечом на поясе и в высокой, боярской шапке над красивым лицом совсем не походил на того Олава, с которым когда-то в такие же грозовые ночи я пряталась на сеновале и поверяла самые жуткие тайны.
— А-а-а, Дара, — произнес он, — иди сюда. Даже его речь стала другой! Раньше Олав говорил со мной ласково, а не приказывал, словно собаке. Я упрямо мотнула головой, но Эйрик, старый дружинник, который распоряжался всем хозяйством Олава, вытолкнул меня на середину горницы и зло прошипел в спину:
— Тебе что ведено? Живо ступай! Оказавшись на виду против своей воли, я опустила голову и закусила губу. Моя вина была велика. По всему Киеву бродили слухи о любви Олава и княгини, об их тайной связи и неожиданной опале молодого воеводы. Все открылось из-за меня, и у Олава были причины сердиться но он заговорил о другом.
— Тело твоего слепого друга закопали за городищем на погосте. Эту вещицу я снял с его шеи — подумал, что тебе захочется иногда вспоминать о нем.
Он потянулся и вложил в мою руку маленький тряпичный сверток. Не разворачивая, я молча глядела в пол. Голос Олава был грустным и строгим, а его печальные синие глаза шарили по горнице, словно прощались с любимыми, уже ставшими привычными вещами. Он собирался оставить Киев!
Прижав к груди зажатый в ладонях тряпичный комочек, я хрипло спросила:
— Куда ты поедешь? Он пожал плечами:
— Не знаю. Может, стану свободным хевдингом, а может, вернусь домой, в Норвегию…
Я вспомнила — когда-то его отец. был там конунгом.
— Хочешь отомстить за отца?
Он усмехнулся:
— Ты все та же, Дара. Удивляюсь, что ты еще не нашла своего берсерка и не перерезала ему горло…
— Как ты Клеркону?
Теперь он уже смеялся:
— Торгсилю Вшивой Бороде очень понравилась бы эта история… — И легко прикоснувшись к моей щеке, быстро отдернул руку: — Конечно, я отомщу за отца и стану конунгом, но не так скоро. Моих людей очень мало, а другие, что пойдут со мной, не слишком верны. Аллогия дала лишь тех, кто не нужен ей самой, а Сигурд… —Улыбка так и не покинула его лица, лишь стала жесткой и презрительной: — Его людей я не взял.
Не зная, что сказать, я молча стояла рядом. А что я могла сказать? Что не хотела его ссоры с дядькой, что любила его все эти годы, и, что, будучи гонима сама, невольно привела Лихо и в его жизнь?
Сзади, едва слышно поскрипывая половицами, подошел Эйрик. Он принес хозяину сухое белье и чистые полотенца.
— Когда собираться? — укладывая на лавку принесенные вещи, спросил он. Быстрые руки старика неспещ. но перебрали одежду и вытянули длинное полотенце Словно завороженная, я уставилась на вышитых на нем петухов. Глядеть на изгнанного по моей вине друга было стыдно, а по сторонам — бесстыже. Олав вскинул голову
— Ты останешься тут, Эйрик.
Не соглашаясь, старик помотал головой.
— Ты останешься! — Олав встал и, словно забыв обо мне, зашагал по горнице. — Владимир зол на меня, но не на моих друзей. Ты будешь следить за моим двором и… — Он на мгновение запнулся, а потом вдруг совершенно другим тоном мягко произнес: — И за ней… Не хочу, чтоб с ней что-нибудь случилось!
Я сдавила пальцами тряпичный узелок — последнюю память о старом слепце. Неужели Олав заботился обо мне?! Неужели?! Но я не собиралась оставаться без него в Киеве!
— За мной не нужно присматривать, я поеду с тобой! — громко сказала я. Олав остановился и недоумевающе взглянул в мою сторону. Я пояснила:
— Я не хочу оставаться тут без тебя, даже если вместе с Эйриком меня будет охранять весь честной Киев!
Олав удивленно воззрился на меня, челядь зашепталась за спиной, а Эйрик растерянно заморгал. Неожиданно мне стало легко и весело. Будь что будет, но я поеду с Олавом куда угодно, даже в его холодную северную страну, где живут такие, как Хаки, лишь бы он оставался рядом! Я уже видела себя средь бушующего моря на корабле Олава — свободную, бесстрашную и счастливую, когда услышала его смех. Я отвлеклась от мечтаний и взглянула ему в глаза. Согнувшись пополам, Олав опирался одной рукой на край стола, другой утирал выступившие на глазах слезы и задыхался от смеха:
— Ох, Дара! Ты… ты… Ты думала, я… О тебе… Ох!
Не понимая причины веселья, я робко улыбнулась и поглядела на Эйрика. Старик смущенно спрятал глаза. Он относился ко мне не хуже, чем к прочему добру Олава, — холил, берег и никогда не издевался, но на сейчас тоже едва удерживался от смеха. Я требовательно вскинула подбородок:
— Что такого я сказала?!
Эйрик взглянул на хохочущего Олава, а потом потянулся к моему уху:
Он говорил об Аллогии. Я должен следить, чтоб с княгиней не случилось ничего дурного и ее не постигла участь Гориславы.
— А ты думала, что я хочу сберечь тебя? — Олав наконец перестал смеяться, только глаза все еще искрились весельем. — Ох, Дара! Ты всего лишь наложница…
Оглохнув от страшного, столь небрежно выпавшего из его уст признания, я шарахнулась и прижалась спиной к стене.
Какая же я глупая! Размечталась о прежней любви! Да на что я ему — богатому, красивому, смелому? У его ног целый мир, сама княгиня дарит его своей любовью, а молва о его подвигах песнями летает по Руси! Разве он посмотрит на меня — долговязую безродную девку?! Конечно, я всего лишь наложница, прихоть, каких у него немало разбросано по всем полоненным городищам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— Ну и ну, — выйдя за ворота, забормотал мой провожатый. — Вот уж не ведал, что такое доведется увидеть — Сигурд с Али схлестнулись… Ругались-то они частенько, но чтоб так… Ну и ну.
Он покосился на меня и, убедившись, что я слушаю, продолжил:
— Теперь о княгине и Али звон пойдет по всему Киеву. Владимир такого не потерпит. Да никто и не думал, что у них все этак…
О чем он говорил? Я устало вздохнула. Приняв мой издох за сочувствие, парень понизил голос — Я так думаю, что Али теперь в Киеве недолго жить — Владимир его спровадит куда подальше. А Сигурд выкрутится — он и не из такой грязи выбирался.
Ощущая страшную, почти нечеловеческую усталость я едва разомкнула губы:
— А что будет со мной?
— Разве ты не слышала? — удивился парень. — Теперь ты — наложница Олава. Сигурд сам отказался от тебя, да и Владимир так порешил.
Он распахнул двери большой избы и впихнул меня внутрь:
— Будешь тут жить. Это дом Али.
— А где он сам?
Парень рассмеялся:
— Странная ты! Разве ему нынче до тебя? Ему перед Владимиром оправдываться надо — ведь все слышали, как княгиня назвала его любимым.
Любимым? Все?! Я отрицательно помотала головой. Нет, не все — я не слышала.
Я увидела Олава лишь спустя два дня. Неожиданно средь дождливой ночи он шумно ввалился в дом. Слуги всполошились и кто в чем выскочили ему навстречу. Я спустилась с повалуши и растерянно остановилась на лестнице. Грозный и самоуверенный мужчина, в насквозь промокшей одежде, с мечом на поясе и в высокой, боярской шапке над красивым лицом совсем не походил на того Олава, с которым когда-то в такие же грозовые ночи я пряталась на сеновале и поверяла самые жуткие тайны.
— А-а-а, Дара, — произнес он, — иди сюда. Даже его речь стала другой! Раньше Олав говорил со мной ласково, а не приказывал, словно собаке. Я упрямо мотнула головой, но Эйрик, старый дружинник, который распоряжался всем хозяйством Олава, вытолкнул меня на середину горницы и зло прошипел в спину:
— Тебе что ведено? Живо ступай! Оказавшись на виду против своей воли, я опустила голову и закусила губу. Моя вина была велика. По всему Киеву бродили слухи о любви Олава и княгини, об их тайной связи и неожиданной опале молодого воеводы. Все открылось из-за меня, и у Олава были причины сердиться но он заговорил о другом.
— Тело твоего слепого друга закопали за городищем на погосте. Эту вещицу я снял с его шеи — подумал, что тебе захочется иногда вспоминать о нем.
Он потянулся и вложил в мою руку маленький тряпичный сверток. Не разворачивая, я молча глядела в пол. Голос Олава был грустным и строгим, а его печальные синие глаза шарили по горнице, словно прощались с любимыми, уже ставшими привычными вещами. Он собирался оставить Киев!
Прижав к груди зажатый в ладонях тряпичный комочек, я хрипло спросила:
— Куда ты поедешь? Он пожал плечами:
— Не знаю. Может, стану свободным хевдингом, а может, вернусь домой, в Норвегию…
Я вспомнила — когда-то его отец. был там конунгом.
— Хочешь отомстить за отца?
Он усмехнулся:
— Ты все та же, Дара. Удивляюсь, что ты еще не нашла своего берсерка и не перерезала ему горло…
— Как ты Клеркону?
Теперь он уже смеялся:
— Торгсилю Вшивой Бороде очень понравилась бы эта история… — И легко прикоснувшись к моей щеке, быстро отдернул руку: — Конечно, я отомщу за отца и стану конунгом, но не так скоро. Моих людей очень мало, а другие, что пойдут со мной, не слишком верны. Аллогия дала лишь тех, кто не нужен ей самой, а Сигурд… —Улыбка так и не покинула его лица, лишь стала жесткой и презрительной: — Его людей я не взял.
Не зная, что сказать, я молча стояла рядом. А что я могла сказать? Что не хотела его ссоры с дядькой, что любила его все эти годы, и, что, будучи гонима сама, невольно привела Лихо и в его жизнь?
Сзади, едва слышно поскрипывая половицами, подошел Эйрик. Он принес хозяину сухое белье и чистые полотенца.
— Когда собираться? — укладывая на лавку принесенные вещи, спросил он. Быстрые руки старика неспещ. но перебрали одежду и вытянули длинное полотенце Словно завороженная, я уставилась на вышитых на нем петухов. Глядеть на изгнанного по моей вине друга было стыдно, а по сторонам — бесстыже. Олав вскинул голову
— Ты останешься тут, Эйрик.
Не соглашаясь, старик помотал головой.
— Ты останешься! — Олав встал и, словно забыв обо мне, зашагал по горнице. — Владимир зол на меня, но не на моих друзей. Ты будешь следить за моим двором и… — Он на мгновение запнулся, а потом вдруг совершенно другим тоном мягко произнес: — И за ней… Не хочу, чтоб с ней что-нибудь случилось!
Я сдавила пальцами тряпичный узелок — последнюю память о старом слепце. Неужели Олав заботился обо мне?! Неужели?! Но я не собиралась оставаться без него в Киеве!
— За мной не нужно присматривать, я поеду с тобой! — громко сказала я. Олав остановился и недоумевающе взглянул в мою сторону. Я пояснила:
— Я не хочу оставаться тут без тебя, даже если вместе с Эйриком меня будет охранять весь честной Киев!
Олав удивленно воззрился на меня, челядь зашепталась за спиной, а Эйрик растерянно заморгал. Неожиданно мне стало легко и весело. Будь что будет, но я поеду с Олавом куда угодно, даже в его холодную северную страну, где живут такие, как Хаки, лишь бы он оставался рядом! Я уже видела себя средь бушующего моря на корабле Олава — свободную, бесстрашную и счастливую, когда услышала его смех. Я отвлеклась от мечтаний и взглянула ему в глаза. Согнувшись пополам, Олав опирался одной рукой на край стола, другой утирал выступившие на глазах слезы и задыхался от смеха:
— Ох, Дара! Ты… ты… Ты думала, я… О тебе… Ох!
Не понимая причины веселья, я робко улыбнулась и поглядела на Эйрика. Старик смущенно спрятал глаза. Он относился ко мне не хуже, чем к прочему добру Олава, — холил, берег и никогда не издевался, но на сейчас тоже едва удерживался от смеха. Я требовательно вскинула подбородок:
— Что такого я сказала?!
Эйрик взглянул на хохочущего Олава, а потом потянулся к моему уху:
Он говорил об Аллогии. Я должен следить, чтоб с княгиней не случилось ничего дурного и ее не постигла участь Гориславы.
— А ты думала, что я хочу сберечь тебя? — Олав наконец перестал смеяться, только глаза все еще искрились весельем. — Ох, Дара! Ты всего лишь наложница…
Оглохнув от страшного, столь небрежно выпавшего из его уст признания, я шарахнулась и прижалась спиной к стене.
Какая же я глупая! Размечталась о прежней любви! Да на что я ему — богатому, красивому, смелому? У его ног целый мир, сама княгиня дарит его своей любовью, а молва о его подвигах песнями летает по Руси! Разве он посмотрит на меня — долговязую безродную девку?! Конечно, я всего лишь наложница, прихоть, каких у него немало разбросано по всем полоненным городищам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146