В одни дыры проникал воздух, из других выходил пар. Выходил со звуком, напоминающим свист закипающего чайника.
– Боевое крещение! – объявил Семеныч, подставляя лицо дождю: – О, бог северных морей! К тебе мы обращаемся, великий и ужасный! Не соблаговолишь ли ты, о ужаснейший и величайший…
Шилов посмотрел вверх, в нос немедленно попала капля, и он чихнул, расстроив величие момента. Семеныч смотрел на Шилова с немым укором, ковшиком сложив огромные ручищи у груди.
– Извини, – буркнул Шилов.
Становилось зябко. С озера несло холодным дыханием чудища. Озеро бурлило: водную гладь дырявили поднимавшиеся со дна воздушные пузыри, вода у берега помутнела от крови. Шилов старался держаться подальше от кромки, потому что ему казалось, что из-под воды в любой момент может появиться осминожье скользкое щупальце, чтобы утащить его на дно.
– Среди нас есть два новичка, ни разу еще не охотившихся на злобную тварь, которую создал никто иной, как сатана Северных морей! – закричал Семеныч. – Они молоды, да, но настойчивы и сильны и в эту первую рыбалку они не разочаруют тебя, о, бог Северных морей! Я клянусь!!!
Он добавил тише: – Ну, поехали. Костик, приступай.
Шилов выбрал место, как ему казалось, посуше и с превеликой осторожностью опустился на колени, перекрестился и упал животом на щупальце. Щупальце вздрогнуло, но выдержало и принялось мягко пружинить под Шиловским животом, как бы массируя его. Под гладкой кожей щупальца бугрились мускулы, и Шилов подумал, что щупальце сильное, такое сильное, что запросто может скинуть его с себя, схватить за щиколотку и в миг утянуть в озеро. Но щупальце не скидывало, не тянуло, а покорно ждало своей участи. Дождь бил Шилова по спине. Вода заливала глаза. Шилов смотрел на щупальце, и ему становилось жаль его до слез. Проненко и Семеныч начали пилить, и в нос Шилову ударила вонь, напоминающая сразу о протухшей рыбе и о прорвавшей канализации. Он кривился, но терпел, лишь иногда булькал, надувая щеки, чтобы сдержать чих, или же чихал, если сдержать не получалось. Проненко желал ему здоровья, а Семеныч не желал, потому что злился, что Шилов ведет себя неподобающе для рыбака.
Рядом что-то чавкнуло, ударившись о влажный песок, и Шилов почувствовал, что щупальце выбирается из-под его живота и уходит под воду. Он поспешно вскочил на ноги и успел увидеть, как обрубок, из которого множественными тонкими фонтанчиками хлещет кровь, медленно втягивается в озеро. Налетели птицы, бесстрашно нырнули и понеслись за раненым щупальцем, сверля воду острыми клювами. Они клевали щупальце, откусывали мясо, проворно вылезали из воды, глотали урванный кусочек и снова ныряли. Вблизи птицы напоминали не чаек, а, скорее, беркутов, только маленьких. Кажется, то, что Шилов принял за перья, было на самом деле кожистыми образованиями.
Шилов повернулся. Довольные, в испачканных кровью дождевиках, Семеныч и Проненко держали в руках по куску щупальца. Ломти были здоровые, килограмм по семь-восемь каждый.
– Отличная рыбалка, парни! – крикнул Семеныч. Проненко улыбался и, кажется, на этот раз от души. Шилов почувствовал, что и сам усмехается. Он дрожал от возбуждения. Все-таки рыбалка – захватывающее дело. У него даже материться сил не оставалось, как пару минут назад: так вымотала рыбалка этого исконно русского доброго молодца.
Семеныч положил свой кусок на умытую дождевой водой гальку и сказал, засовывая руку за пазуху:
– Мы, ребята, отлично потр-рудились и должны обмыть р-рыбаческое крещение. Ваше крещение. – Добавил он со значением и погрозил пальцем куда-то между Проненко и Шиловым. – Вот, кстати, захватил тут…
Он извлек из-за пазухи ту самую бутыль вина, из холодильника.
– Чужая все-таки… «Воровать – нехорошо». Кажется, это в Библии говорится, одна из заповедей.
– Какая еще чужая? Наша, нос-понос! В нашем холодильнике нашли, значит, наша!
– А шашлык как же? – спросил Проненко, который никак не мог расстаться со своим куском и нежно прижимал его к груди, баюкал.
– Сейчас выпьем и спр-росим у малыша. – Семеныч кивнул на палатку и первым приложился к бутылке, приложился крепко, от души, глотая вино с наслаждением, словно то была божественная амброзия. Вылакав примерно половину, крякнул и вручил бутыль Проненко. Проненко едва-едва смочил вином губы и передал бутылку Шилову. Теперь они оба смотрели на Шилова, и ему ничего не оставалось, кроме как пить до дна. И он выпил вино до дна, чувствуя, как нос щекочут запахи винограда и лимона, корицы и миндаля. Как огонь в чистом виде, проникает сначала в горло, а потом льется лавой по пищеводу и согревает измученное тело. Как дождь тут же становится незначительной неприятностью, как прямо на глазах к серому миру возвращаются цвета, а ноги так и просятся пуститься в пляс и очень сложно удержать их, чтобы не пустились. Шилов слизнул с горлышка последнюю каплю и с размаху ударил бутылкой о большой острый камень, как бы принимая крещение. Осколки разлетелись в воздухе и тут же растаяли, словно сахарная вата. Бутылка была сделана по особой технологии, и полностью опустевшая, растворялась, превращалась в воду, а вода, подчиняясь заданной программе, испарялась.
– Мол-л-лодцы! – закричал Семеныч, обнял их обоих, подхватил свой ломоть и повел друзей к палатке. Вонючий кусок упирался Шилову чуть ли не в нос, но благодаря волшебному воздействию алкоголя, он совершенно не чувствовал вони. Ему чудилось, будто от кровавой раны пахнет цветами: ромашками и незабудками. Подумав о цветах, Шилов вспомнил Сонечку, свою тайную любовь, оставшуюся там, на Земле, и тяжко вздохнул. Но больше тяжко вздыхать было не резон, потому что они подошли к палатке вплотную. Семеныч отпустил их и обратился к продавцу, смешливому мальчугану в кепке.
– Парле ву франсе? Шпрехен зи…
– Да русский я, блин, – буркнул мальчишка, убирая со лба непослушный вихор. Внутри палатки было совсем сухо. Наверное, она генерировала особое водоотталкивающее поле. Шилов невольно прикипел взглядом к точно такой же бутылке, из которой они только что выпивали.
– Нам нужен мангал, юнга, – произнес Семеныч с необычайным пафосом, кисть правой руки сунув под левый борт дождевика. Не дожидаясь ответа, он спросил с интересом: – Русский? Ты здесь живешь?
– Вот, пожалуйста, прекрасный автономный мангал и биополено фирмы «Шворц» к нему. Работает прокат. Один час стоит червонец. Какой дурак будет жить на территории базы, вместе с туристами? Я живу там. – Он показал пальцем на дальний берег озера. – Мои родители родом из Одессы.
Семеныч поморщился, услышав цену, но торговаться не стал, немедленно вручил мальчугану кредитную карточку.
– На три часа. Одесса – кр-расивый город. Лестница у вас замечательная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Боевое крещение! – объявил Семеныч, подставляя лицо дождю: – О, бог северных морей! К тебе мы обращаемся, великий и ужасный! Не соблаговолишь ли ты, о ужаснейший и величайший…
Шилов посмотрел вверх, в нос немедленно попала капля, и он чихнул, расстроив величие момента. Семеныч смотрел на Шилова с немым укором, ковшиком сложив огромные ручищи у груди.
– Извини, – буркнул Шилов.
Становилось зябко. С озера несло холодным дыханием чудища. Озеро бурлило: водную гладь дырявили поднимавшиеся со дна воздушные пузыри, вода у берега помутнела от крови. Шилов старался держаться подальше от кромки, потому что ему казалось, что из-под воды в любой момент может появиться осминожье скользкое щупальце, чтобы утащить его на дно.
– Среди нас есть два новичка, ни разу еще не охотившихся на злобную тварь, которую создал никто иной, как сатана Северных морей! – закричал Семеныч. – Они молоды, да, но настойчивы и сильны и в эту первую рыбалку они не разочаруют тебя, о, бог Северных морей! Я клянусь!!!
Он добавил тише: – Ну, поехали. Костик, приступай.
Шилов выбрал место, как ему казалось, посуше и с превеликой осторожностью опустился на колени, перекрестился и упал животом на щупальце. Щупальце вздрогнуло, но выдержало и принялось мягко пружинить под Шиловским животом, как бы массируя его. Под гладкой кожей щупальца бугрились мускулы, и Шилов подумал, что щупальце сильное, такое сильное, что запросто может скинуть его с себя, схватить за щиколотку и в миг утянуть в озеро. Но щупальце не скидывало, не тянуло, а покорно ждало своей участи. Дождь бил Шилова по спине. Вода заливала глаза. Шилов смотрел на щупальце, и ему становилось жаль его до слез. Проненко и Семеныч начали пилить, и в нос Шилову ударила вонь, напоминающая сразу о протухшей рыбе и о прорвавшей канализации. Он кривился, но терпел, лишь иногда булькал, надувая щеки, чтобы сдержать чих, или же чихал, если сдержать не получалось. Проненко желал ему здоровья, а Семеныч не желал, потому что злился, что Шилов ведет себя неподобающе для рыбака.
Рядом что-то чавкнуло, ударившись о влажный песок, и Шилов почувствовал, что щупальце выбирается из-под его живота и уходит под воду. Он поспешно вскочил на ноги и успел увидеть, как обрубок, из которого множественными тонкими фонтанчиками хлещет кровь, медленно втягивается в озеро. Налетели птицы, бесстрашно нырнули и понеслись за раненым щупальцем, сверля воду острыми клювами. Они клевали щупальце, откусывали мясо, проворно вылезали из воды, глотали урванный кусочек и снова ныряли. Вблизи птицы напоминали не чаек, а, скорее, беркутов, только маленьких. Кажется, то, что Шилов принял за перья, было на самом деле кожистыми образованиями.
Шилов повернулся. Довольные, в испачканных кровью дождевиках, Семеныч и Проненко держали в руках по куску щупальца. Ломти были здоровые, килограмм по семь-восемь каждый.
– Отличная рыбалка, парни! – крикнул Семеныч. Проненко улыбался и, кажется, на этот раз от души. Шилов почувствовал, что и сам усмехается. Он дрожал от возбуждения. Все-таки рыбалка – захватывающее дело. У него даже материться сил не оставалось, как пару минут назад: так вымотала рыбалка этого исконно русского доброго молодца.
Семеныч положил свой кусок на умытую дождевой водой гальку и сказал, засовывая руку за пазуху:
– Мы, ребята, отлично потр-рудились и должны обмыть р-рыбаческое крещение. Ваше крещение. – Добавил он со значением и погрозил пальцем куда-то между Проненко и Шиловым. – Вот, кстати, захватил тут…
Он извлек из-за пазухи ту самую бутыль вина, из холодильника.
– Чужая все-таки… «Воровать – нехорошо». Кажется, это в Библии говорится, одна из заповедей.
– Какая еще чужая? Наша, нос-понос! В нашем холодильнике нашли, значит, наша!
– А шашлык как же? – спросил Проненко, который никак не мог расстаться со своим куском и нежно прижимал его к груди, баюкал.
– Сейчас выпьем и спр-росим у малыша. – Семеныч кивнул на палатку и первым приложился к бутылке, приложился крепко, от души, глотая вино с наслаждением, словно то была божественная амброзия. Вылакав примерно половину, крякнул и вручил бутыль Проненко. Проненко едва-едва смочил вином губы и передал бутылку Шилову. Теперь они оба смотрели на Шилова, и ему ничего не оставалось, кроме как пить до дна. И он выпил вино до дна, чувствуя, как нос щекочут запахи винограда и лимона, корицы и миндаля. Как огонь в чистом виде, проникает сначала в горло, а потом льется лавой по пищеводу и согревает измученное тело. Как дождь тут же становится незначительной неприятностью, как прямо на глазах к серому миру возвращаются цвета, а ноги так и просятся пуститься в пляс и очень сложно удержать их, чтобы не пустились. Шилов слизнул с горлышка последнюю каплю и с размаху ударил бутылкой о большой острый камень, как бы принимая крещение. Осколки разлетелись в воздухе и тут же растаяли, словно сахарная вата. Бутылка была сделана по особой технологии, и полностью опустевшая, растворялась, превращалась в воду, а вода, подчиняясь заданной программе, испарялась.
– Мол-л-лодцы! – закричал Семеныч, обнял их обоих, подхватил свой ломоть и повел друзей к палатке. Вонючий кусок упирался Шилову чуть ли не в нос, но благодаря волшебному воздействию алкоголя, он совершенно не чувствовал вони. Ему чудилось, будто от кровавой раны пахнет цветами: ромашками и незабудками. Подумав о цветах, Шилов вспомнил Сонечку, свою тайную любовь, оставшуюся там, на Земле, и тяжко вздохнул. Но больше тяжко вздыхать было не резон, потому что они подошли к палатке вплотную. Семеныч отпустил их и обратился к продавцу, смешливому мальчугану в кепке.
– Парле ву франсе? Шпрехен зи…
– Да русский я, блин, – буркнул мальчишка, убирая со лба непослушный вихор. Внутри палатки было совсем сухо. Наверное, она генерировала особое водоотталкивающее поле. Шилов невольно прикипел взглядом к точно такой же бутылке, из которой они только что выпивали.
– Нам нужен мангал, юнга, – произнес Семеныч с необычайным пафосом, кисть правой руки сунув под левый борт дождевика. Не дожидаясь ответа, он спросил с интересом: – Русский? Ты здесь живешь?
– Вот, пожалуйста, прекрасный автономный мангал и биополено фирмы «Шворц» к нему. Работает прокат. Один час стоит червонец. Какой дурак будет жить на территории базы, вместе с туристами? Я живу там. – Он показал пальцем на дальний берег озера. – Мои родители родом из Одессы.
Семеныч поморщился, услышав цену, но торговаться не стал, немедленно вручил мальчугану кредитную карточку.
– На три часа. Одесса – кр-расивый город. Лестница у вас замечательная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99