Ведь у них имелись даже мешочки с водой из кожи вилорога, чтобы не страдать от жажды в дальних походах в безводной местности.
После полудня мы перевалили те самые высоты. Я вел отряд в одну, только мне известную, долину, в которой мы расположились на отдых — возле небольшого прохладного ручейка, текшего затем в Льяно-Эстакадо, к беловато-желтым пескам. Долина лежала в нескольких часах пути к югу от Ста деревьев, куда собирались подойти команчи.
Когда солнце зашло, мы сделали в пустыне привал. Она лежала вокруг нас, не нарушаемая ничем песчаная равнина, горизонт которой образовывал выписанную, как по циркулю, дугу, — огромный, посыпанный манной крупой и сахаром кухонный противень. По-моему, очень удачное сравнение, когда речь идет о пышущей, как печка, Льяно-Эстакадо!
Мы выставили часовых, хотя опасаться нам было нечего, и улеглись спать, дав лошадям воды и кукурузных початков, которых у нас с собой было великое множество. Прохладная ночь дала нам возможность хорошо выспаться, наутро мы были бодры и готовы к дальнейшему маршу.
Дорога привела нас в густые заросли кактусов, где пришлось во все глаза следить за нашими лошадьми, чтобы те не поранили ноги. Кактусы росли так тесно, что порой между ними просто невозможно было протиснуться. Тот, кто не знаком с их природой, не знает, как они растут, в каком порядке обычно располагаются, может запросто заблудиться среди этих колючих великанов и погибнуть без пищи и воды.
После полудня зной стал совершенно невыносимым. Дул обжигающий ветер, наполнявший воздух плотным мелким песком. Моя задача была самой сложной, потому как я нес ответственность за все происходящее, и прежде всего за людей. Сквозь пыльный горячий воздух невозможно было ничего разглядеть, но по отдельным признакам мне все же удавалось ориентироваться. Со мной, правда, был негр, он уже пересекал пустыню вместе с Кровавым Лисом, но тогда все решения принимал Лис, и Боб не мог мне ничем помочь. К тому же, с тех пор, как это было, какие-то кактусовые заросли исчезли, новые появились. Полагаться на компас мне не хотелось: чутье вестмена часто оказывается куда надежнее, чем прыгающая стрелка магнитного прибора.
Нам обязательно нужно было попасть туда, где между двух массивов кактусов начиналась тропа к источнику, но этого места я не нашел. Наверное, просто обознался, это и немудрено в такой темени. Я снова обратился к Бобу, и после нескольких наводящих вопросов он наконец сказал мне все, что должен был сказать раньше.
Кровавый Лис приложил максимум усилий, чтобы засадить кактусами все возможные пути к его убежищу. Каналы с водой он расположил таким образом, что кактусовая ограда вокруг его дома стала практически непреодолимой. Естественно, Лис оставил какие-то проходы в зарослях для себя и своих слуг, но отыскать их несведущему человеку было практически невозможно. Кроме того, проходы были такие узкие и шли такими зигзагами, что чужак, даже найдя их, тут же запутался бы в них.
Повторяю, все это стало возможным исключительно благодаря искусно спланированной сети ирригационных каналов. Теперь я знал, как мне добраться до дома Кровавого Лиса. Апачей брать с собой было нельзя, местоположение своего дома он скрывал даже от них. Апачи расположились лагерем. Я оставил с ними и всех белых и взял с собой только негра, чтобы он смог увидеть свою мать и Кровавого Лиса. Мы галопом обогнули обширные колючие заросли и скоро оказались на их восточной стороне. Это заняло примерно около часа. Мы нашли проход, и теперь ехали уже медленнее, уклоняясь от основного направления то вправо, то влево, как вели нас причудливые повороты. Наконец я заметил зеленые кроны деревьев, правда, все же слегка припорошенные песком, а потом, в их тени, и сам дом. Перед ним что-то делала чернокожая женщина. Увидев ее, Боб остановил лошадь и закричал:
— О! Матушка, Санна! Санна! Твой Боб возвращается. Боб здесь, снова здесь!
Она повернулась, увидела его и раскрыла объятия. Так она и стояла, не в силах проронить ни слова от радости. Сын подъехал к ней, спрыгнул с лошади и обнял Санну. На шум вышел тот, для кого возвращение негра представлялось загадкой. Но лицо этого человека оставалось бесстрастно.
Он неподвижно стоял в дверях, не сводя темных глаз с матери и сына. Его длинные, густые, иссиня-черные волосы были связаны в некое подобие пучка на затылке, прядь из которого свисала сзади ему на плечи. Ни одно перо, ни один знак отличия не украшал эту простую индейскую прическу. Любой человек, бросив на него хотя бы беглый взгляд, сразу понял бы, что перед ним необычный человек. Одет он был в кожу, как и я. На груди у него висели вышитые бисером мешочки, трубка и тройная нитка когтей и зубов гризли, которых он убил. Черты его по-мужски красивого лица можно было назвать римскими, правда, на нем немного выдавались скулы. Цвет его кожи был матовым, светло-коричневым, с бронзовым оттенком. Это был мой большой друг Виннету, вождь апачей, самый красивый и мужественный из всех индейцев, каких я знал за всю свою жизнь. Это славное имя на Диком Западе было в те времена известно каждому. Справедливый, верный и умный, мужественный до самоотверженности, друг и защитник всех обездоленных, какого бы они ни были цвета кожи, и в то же время противник любой несправедливости — таким его знали индейцы и вестмены, фермеры и путешественники, солдаты и золотоискатели. Какое счастье быть другом этого человека!
Боб продолжал обниматься с матерью, я же тем временем подошел ближе, и Виннету, узнав поступь моего коня, повернулся и посмотрел на меня, но по-прежнему ни одна мышца не дрогнула на его красивом лице. Я слез с лошади, он дотронулся до моих рук, потом сделал полшага назад, посмотрел на меня сверху вниз и произнес:
— Мой белый брат Шеттерхэнд приходит как роса к цветку, сохнущему в пустыне, и как орел охраняет гнездо своих птенцов. Ты нашел там, наверху в горах Сьерра-Мадре, мое послание?
Я ответил:
— Брат Виннету всегда в моем сердце, как солнечный луч у постели больного, и верен моей душе, как сын матери, которая его родила. Прошло много лун с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Там, наверху, в Сьерре, я прочитал под елью твои знаки. Я пришел с тремя сотнями апачей, которых ведет храбрый Энчар-Ро, чтобы передать их под твое командование. Кровавого Лиса здесь нет?
— Он выезжает несколько раз за день, чтобы встретить тебя. Сейчас его тоже нет, и…
Он прервался на полуслове и поглядел в другую сторону. Показались всадники — Олд Шурхэнд, Олд Уоббл, Холи и Энчар-Ро. А впереди всех ехал Кровавый Лис, одетый, как мексиканский вакеро на карнавале: его одежда была украшена бахромой, широкая красная лента заменяла ему пояс и свешивалась длинным концом с левого бока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362
После полудня мы перевалили те самые высоты. Я вел отряд в одну, только мне известную, долину, в которой мы расположились на отдых — возле небольшого прохладного ручейка, текшего затем в Льяно-Эстакадо, к беловато-желтым пескам. Долина лежала в нескольких часах пути к югу от Ста деревьев, куда собирались подойти команчи.
Когда солнце зашло, мы сделали в пустыне привал. Она лежала вокруг нас, не нарушаемая ничем песчаная равнина, горизонт которой образовывал выписанную, как по циркулю, дугу, — огромный, посыпанный манной крупой и сахаром кухонный противень. По-моему, очень удачное сравнение, когда речь идет о пышущей, как печка, Льяно-Эстакадо!
Мы выставили часовых, хотя опасаться нам было нечего, и улеглись спать, дав лошадям воды и кукурузных початков, которых у нас с собой было великое множество. Прохладная ночь дала нам возможность хорошо выспаться, наутро мы были бодры и готовы к дальнейшему маршу.
Дорога привела нас в густые заросли кактусов, где пришлось во все глаза следить за нашими лошадьми, чтобы те не поранили ноги. Кактусы росли так тесно, что порой между ними просто невозможно было протиснуться. Тот, кто не знаком с их природой, не знает, как они растут, в каком порядке обычно располагаются, может запросто заблудиться среди этих колючих великанов и погибнуть без пищи и воды.
После полудня зной стал совершенно невыносимым. Дул обжигающий ветер, наполнявший воздух плотным мелким песком. Моя задача была самой сложной, потому как я нес ответственность за все происходящее, и прежде всего за людей. Сквозь пыльный горячий воздух невозможно было ничего разглядеть, но по отдельным признакам мне все же удавалось ориентироваться. Со мной, правда, был негр, он уже пересекал пустыню вместе с Кровавым Лисом, но тогда все решения принимал Лис, и Боб не мог мне ничем помочь. К тому же, с тех пор, как это было, какие-то кактусовые заросли исчезли, новые появились. Полагаться на компас мне не хотелось: чутье вестмена часто оказывается куда надежнее, чем прыгающая стрелка магнитного прибора.
Нам обязательно нужно было попасть туда, где между двух массивов кактусов начиналась тропа к источнику, но этого места я не нашел. Наверное, просто обознался, это и немудрено в такой темени. Я снова обратился к Бобу, и после нескольких наводящих вопросов он наконец сказал мне все, что должен был сказать раньше.
Кровавый Лис приложил максимум усилий, чтобы засадить кактусами все возможные пути к его убежищу. Каналы с водой он расположил таким образом, что кактусовая ограда вокруг его дома стала практически непреодолимой. Естественно, Лис оставил какие-то проходы в зарослях для себя и своих слуг, но отыскать их несведущему человеку было практически невозможно. Кроме того, проходы были такие узкие и шли такими зигзагами, что чужак, даже найдя их, тут же запутался бы в них.
Повторяю, все это стало возможным исключительно благодаря искусно спланированной сети ирригационных каналов. Теперь я знал, как мне добраться до дома Кровавого Лиса. Апачей брать с собой было нельзя, местоположение своего дома он скрывал даже от них. Апачи расположились лагерем. Я оставил с ними и всех белых и взял с собой только негра, чтобы он смог увидеть свою мать и Кровавого Лиса. Мы галопом обогнули обширные колючие заросли и скоро оказались на их восточной стороне. Это заняло примерно около часа. Мы нашли проход, и теперь ехали уже медленнее, уклоняясь от основного направления то вправо, то влево, как вели нас причудливые повороты. Наконец я заметил зеленые кроны деревьев, правда, все же слегка припорошенные песком, а потом, в их тени, и сам дом. Перед ним что-то делала чернокожая женщина. Увидев ее, Боб остановил лошадь и закричал:
— О! Матушка, Санна! Санна! Твой Боб возвращается. Боб здесь, снова здесь!
Она повернулась, увидела его и раскрыла объятия. Так она и стояла, не в силах проронить ни слова от радости. Сын подъехал к ней, спрыгнул с лошади и обнял Санну. На шум вышел тот, для кого возвращение негра представлялось загадкой. Но лицо этого человека оставалось бесстрастно.
Он неподвижно стоял в дверях, не сводя темных глаз с матери и сына. Его длинные, густые, иссиня-черные волосы были связаны в некое подобие пучка на затылке, прядь из которого свисала сзади ему на плечи. Ни одно перо, ни один знак отличия не украшал эту простую индейскую прическу. Любой человек, бросив на него хотя бы беглый взгляд, сразу понял бы, что перед ним необычный человек. Одет он был в кожу, как и я. На груди у него висели вышитые бисером мешочки, трубка и тройная нитка когтей и зубов гризли, которых он убил. Черты его по-мужски красивого лица можно было назвать римскими, правда, на нем немного выдавались скулы. Цвет его кожи был матовым, светло-коричневым, с бронзовым оттенком. Это был мой большой друг Виннету, вождь апачей, самый красивый и мужественный из всех индейцев, каких я знал за всю свою жизнь. Это славное имя на Диком Западе было в те времена известно каждому. Справедливый, верный и умный, мужественный до самоотверженности, друг и защитник всех обездоленных, какого бы они ни были цвета кожи, и в то же время противник любой несправедливости — таким его знали индейцы и вестмены, фермеры и путешественники, солдаты и золотоискатели. Какое счастье быть другом этого человека!
Боб продолжал обниматься с матерью, я же тем временем подошел ближе, и Виннету, узнав поступь моего коня, повернулся и посмотрел на меня, но по-прежнему ни одна мышца не дрогнула на его красивом лице. Я слез с лошади, он дотронулся до моих рук, потом сделал полшага назад, посмотрел на меня сверху вниз и произнес:
— Мой белый брат Шеттерхэнд приходит как роса к цветку, сохнущему в пустыне, и как орел охраняет гнездо своих птенцов. Ты нашел там, наверху в горах Сьерра-Мадре, мое послание?
Я ответил:
— Брат Виннету всегда в моем сердце, как солнечный луч у постели больного, и верен моей душе, как сын матери, которая его родила. Прошло много лун с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Там, наверху, в Сьерре, я прочитал под елью твои знаки. Я пришел с тремя сотнями апачей, которых ведет храбрый Энчар-Ро, чтобы передать их под твое командование. Кровавого Лиса здесь нет?
— Он выезжает несколько раз за день, чтобы встретить тебя. Сейчас его тоже нет, и…
Он прервался на полуслове и поглядел в другую сторону. Показались всадники — Олд Шурхэнд, Олд Уоббл, Холи и Энчар-Ро. А впереди всех ехал Кровавый Лис, одетый, как мексиканский вакеро на карнавале: его одежда была украшена бахромой, широкая красная лента заменяла ему пояс и свешивалась длинным концом с левого бока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362