Лицо старшего брата, при всей его смуглости, побледнело. Гочмурат, даже не удостоив младшего брата взгляда, метнулся туда, где Аташир-эфе вел беседу с аламанщиками.
— Я возражаю! — громко крикнул Гочмурат.— Пускай по жребию. Кому она выпадет, тот ее и уведет отсюда. Пусть будет только так! — Еще один ненормальный,— презрительно вымолвил Аташир-эфе. Другие аламанщики переглянулись, но никто не вымолвил ни слова — требование Гочмурата было справедливым. Довлет взглянул на Байсахата. Тот настолько был ошарашен неожиданным отпором его желанию завладеть пленившей его невольницей, что даже за саблю ухватился.
— Больше нет сумасшедших? — спросил в этот миг Аташир-эфе у других бандитов. Никто ему не ответил.— Тогда пускай жребий на нее тянут только эти двое...
— П-п-пред-водитель,— заговорил заикающийся беспалый аламанщик.— Твой внук д-ды-дол-жен т-тоже т-тогда от-казать-ся от ос-ос-тальной час-ти д-об-ра...
— Я отказываюсь,— заявил Гочмурат.— Если мне она выпадет...
Рыжебородый аламанщик сломал прутик, отломил от него несколько палочек, отвернулся, поколдовал и, повернувшись вновь к двум противникам, сказал:
— Тут десять палочек. Будете тянуть по очереди, пока кто-то не вытянет короткую...
Гочмурат первым выдернул из зажатых ладоней рыжебородого жребий — палочка оказалась длинной. Рыжебородый подставил палочки Байсахату. Тот тоже резким движением выдернул одну палочку — длинную. Гочмурат попытал вновь свое счастье — и опять его палочка оказалась длинной...
Забыв о том, что решается судьба человека, судьба нежной пленницы, с ужасом и трепетом наблюдающей за ходом жребия, бандиты, превратившись в сторонних наблюдателей, теперь горячими возгласами подбадривали состязавшихся.
— Моя! — вдруг завопил радостно Байсахат, когда в его руке оказалась коротенькая палочка.
Рыжебородый бандит разжал свои ладони, и все увидели, что оставшиеся у него в руках палочки длинные.
— Все по обычаю. Все справедливо,— утвердил своим словом выбор судьбы Аташир-эфе.— Бери свою рабыню и уходи отсюда,— приказал он Байсахату.
Все было кончено. Все усилия Довлета по спасению прекрасной пленницы оказались тщетными. И то, что он сделал для этого все, что было в его силах, Довлета никак не утешало.
Услыхав окончательный приговор деда, он безвольно опустился прямо на землю. Побледневшая Дильбер вскрикнула и упала на руки подхватившей ее пышноволосой женщины.
Лишь Гочмурат отнесся к своему проигрышу с полным безразличием: себя он предостерег от вполне возможного обвинения в трусости, а несчастная пленница его мало интересовала...
Байсахат подбежал к Дильбер, вырвал ее из рук сострадательной женщины и поволок из оврага в сторону своей юрты. Побежавшую за ней младшую сестренку перехватил рыжебородый аламанщик и отшвырнул назад, в толпу пленниц.
Жительницы селения, оказавшиеся свидетельницами этой сцены, громко зароптали, послышались и грозные выкрики видевших, как разлучают сестер, мужчин. Маленькая девочка вновь устремилась к сестре, и вновь ее перехватил рыжебородый, она забилась в его могучих ручищах, оглашая овраг пронзительным криком, полным отчаянья...
— Аташир! — вдруг раздался громкий, хотя и надтреснуто-старческий голос.— Это говорю тебе я, Заман-ага! Я шел в мечеть, вымаливать у аллаха прощения, чтобы он не обрушил свой гнев на все селение за злодейства твоей шайки. Ораз-хан оставил здесь меня за себя. Но над вами нет власти ни хана, ни аллаха. Одна лишь выгода власть имеет над вами... Если ты, Аташир, дошел до того, что у тебя нечего больше есть, то возьми у меня баранов, возьми вот эти деньги,— выхватил почтенный яшули из-за пояса мешочек с монетами,— но не смейте разлучать сестер. Ты меня слышишь, Аташир?
— Слышу,— спокойно ответил дед Довлета.— Но знаешь ли ты, яшули, кому хочешь вверить и младшую сестру, вслед за старшей?
— Я хорошо знаю всех жителей селения, они все теперь вверены моим заботам. Ты слышишь меня, Байсахат? — обратился Заман-ага к бандиту, который, смекнув, что может обзавестись еще одной рабыней, остановился.— Если я узнаю хотя бы об одной слезинке, вызванной тобой на лице этого ребенка, ты мне за это дорого заплатишь.
— Отпусти ее к сестре,— приказал Аташир-эфе рыжебородому бандиту, и тот неохотно подчинился.
Девочка бросилась догонять свою Дильбер.
— А деньги мои возьмите,— швырнул Заман-ага мешочек со звонкой монетой рыжебородому, который ловко поймал его на лету и вмиг повеселел.— Я беру всех в свидетели, что выкупил у них эту девочку, она не рабыня,— обратился Заман-ага к толпившимся у оврага жителям селения, подходя к младшей сестре Дильбер.— А ты, дитя,— погладил он ее по головке,— можешь оставаться при своей сестре, можешь прибегать в гости к дедушке Заману. А ты,— повернулся добрый старик к Байсахату,— пришли кого-либо из своих. Я дам трех баранов, чтобы тебе не был в тягость лишний рот. На первое время хватит. И запомни: тебе эта девочка не принадлежит...
Странное ощущение переживал сидевший в сторонке Довлет. Одолевали мальчика многие не изведанные ранее им чувства. Что же заставляло его решительно, хотя и безрезультатно вмешиваться в судьбу старшей из сестер? То, что он испытывал к ней жалость? «Нет, не только это»,— честно отвечал себе мальчик. То, что Дильбер была похожа немного лицом, а особенно зеленоватыми глазами на его мать, что и мать его когда-то была такой же невольницей? «Не только это»,— говорил себе Довлет. Было что-то еще, в чем он и самому себе не смел признаться. Но все это теперь не имело значения, прекрасная пленница навсегда досталась другому...
Уныло мальчик поплелся за своим дедом и другими ала-манщиками, которые отправились в крайнюю юрту ряда больших мясников, делить между собой остальную добычу. И опять его никто не остановил у входа в юрту, опять он, войдя внутрь, уселся у самого входа за служившей вместо двери кошмой. Что-то заставляло Довлета быть в этом поганом месте и своими глазами увидеть все до конца...
— Предводитель,— войдя, сообщил рыжебородый аламан-щик.— Явилась жена Велназара-ахуна. Что ей ответить?
— Э-э-то к-стати,— отозвался заикающийся аламанщик.— П-по-сле к-каж-дого нам-аза он б-бууу-дет пр-росить у аллаха в-взять нас п-од свое п-п-пок-ровитель-ство...
— Ну коли Велназар-ахун прислал свою жену,— решил Аташир-эфе, — то надо выделить ему один пай.
Бандиты стали вытаскивать на середину огромные чувалы, туго набитые награбленным добром, развязывали их и вываливали все в общую кучу. Тут были рулоны и отрезы разной материи, всякая одежда, медная и серебряная посуда, драгоценности, медные, серебряные и золотые монеты, отчеканенные в разных странах...
Двое наиболее опытных в таких делах бандитов принялись раскладывать добро на отдельные кучки, стараясь, чтобы в каждой из них оказалось добро, равное по цене другим кучкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Я возражаю! — громко крикнул Гочмурат.— Пускай по жребию. Кому она выпадет, тот ее и уведет отсюда. Пусть будет только так! — Еще один ненормальный,— презрительно вымолвил Аташир-эфе. Другие аламанщики переглянулись, но никто не вымолвил ни слова — требование Гочмурата было справедливым. Довлет взглянул на Байсахата. Тот настолько был ошарашен неожиданным отпором его желанию завладеть пленившей его невольницей, что даже за саблю ухватился.
— Больше нет сумасшедших? — спросил в этот миг Аташир-эфе у других бандитов. Никто ему не ответил.— Тогда пускай жребий на нее тянут только эти двое...
— П-п-пред-водитель,— заговорил заикающийся беспалый аламанщик.— Твой внук д-ды-дол-жен т-тоже т-тогда от-казать-ся от ос-ос-тальной час-ти д-об-ра...
— Я отказываюсь,— заявил Гочмурат.— Если мне она выпадет...
Рыжебородый аламанщик сломал прутик, отломил от него несколько палочек, отвернулся, поколдовал и, повернувшись вновь к двум противникам, сказал:
— Тут десять палочек. Будете тянуть по очереди, пока кто-то не вытянет короткую...
Гочмурат первым выдернул из зажатых ладоней рыжебородого жребий — палочка оказалась длинной. Рыжебородый подставил палочки Байсахату. Тот тоже резким движением выдернул одну палочку — длинную. Гочмурат попытал вновь свое счастье — и опять его палочка оказалась длинной...
Забыв о том, что решается судьба человека, судьба нежной пленницы, с ужасом и трепетом наблюдающей за ходом жребия, бандиты, превратившись в сторонних наблюдателей, теперь горячими возгласами подбадривали состязавшихся.
— Моя! — вдруг завопил радостно Байсахат, когда в его руке оказалась коротенькая палочка.
Рыжебородый бандит разжал свои ладони, и все увидели, что оставшиеся у него в руках палочки длинные.
— Все по обычаю. Все справедливо,— утвердил своим словом выбор судьбы Аташир-эфе.— Бери свою рабыню и уходи отсюда,— приказал он Байсахату.
Все было кончено. Все усилия Довлета по спасению прекрасной пленницы оказались тщетными. И то, что он сделал для этого все, что было в его силах, Довлета никак не утешало.
Услыхав окончательный приговор деда, он безвольно опустился прямо на землю. Побледневшая Дильбер вскрикнула и упала на руки подхватившей ее пышноволосой женщины.
Лишь Гочмурат отнесся к своему проигрышу с полным безразличием: себя он предостерег от вполне возможного обвинения в трусости, а несчастная пленница его мало интересовала...
Байсахат подбежал к Дильбер, вырвал ее из рук сострадательной женщины и поволок из оврага в сторону своей юрты. Побежавшую за ней младшую сестренку перехватил рыжебородый аламанщик и отшвырнул назад, в толпу пленниц.
Жительницы селения, оказавшиеся свидетельницами этой сцены, громко зароптали, послышались и грозные выкрики видевших, как разлучают сестер, мужчин. Маленькая девочка вновь устремилась к сестре, и вновь ее перехватил рыжебородый, она забилась в его могучих ручищах, оглашая овраг пронзительным криком, полным отчаянья...
— Аташир! — вдруг раздался громкий, хотя и надтреснуто-старческий голос.— Это говорю тебе я, Заман-ага! Я шел в мечеть, вымаливать у аллаха прощения, чтобы он не обрушил свой гнев на все селение за злодейства твоей шайки. Ораз-хан оставил здесь меня за себя. Но над вами нет власти ни хана, ни аллаха. Одна лишь выгода власть имеет над вами... Если ты, Аташир, дошел до того, что у тебя нечего больше есть, то возьми у меня баранов, возьми вот эти деньги,— выхватил почтенный яшули из-за пояса мешочек с монетами,— но не смейте разлучать сестер. Ты меня слышишь, Аташир?
— Слышу,— спокойно ответил дед Довлета.— Но знаешь ли ты, яшули, кому хочешь вверить и младшую сестру, вслед за старшей?
— Я хорошо знаю всех жителей селения, они все теперь вверены моим заботам. Ты слышишь меня, Байсахат? — обратился Заман-ага к бандиту, который, смекнув, что может обзавестись еще одной рабыней, остановился.— Если я узнаю хотя бы об одной слезинке, вызванной тобой на лице этого ребенка, ты мне за это дорого заплатишь.
— Отпусти ее к сестре,— приказал Аташир-эфе рыжебородому бандиту, и тот неохотно подчинился.
Девочка бросилась догонять свою Дильбер.
— А деньги мои возьмите,— швырнул Заман-ага мешочек со звонкой монетой рыжебородому, который ловко поймал его на лету и вмиг повеселел.— Я беру всех в свидетели, что выкупил у них эту девочку, она не рабыня,— обратился Заман-ага к толпившимся у оврага жителям селения, подходя к младшей сестре Дильбер.— А ты, дитя,— погладил он ее по головке,— можешь оставаться при своей сестре, можешь прибегать в гости к дедушке Заману. А ты,— повернулся добрый старик к Байсахату,— пришли кого-либо из своих. Я дам трех баранов, чтобы тебе не был в тягость лишний рот. На первое время хватит. И запомни: тебе эта девочка не принадлежит...
Странное ощущение переживал сидевший в сторонке Довлет. Одолевали мальчика многие не изведанные ранее им чувства. Что же заставляло его решительно, хотя и безрезультатно вмешиваться в судьбу старшей из сестер? То, что он испытывал к ней жалость? «Нет, не только это»,— честно отвечал себе мальчик. То, что Дильбер была похожа немного лицом, а особенно зеленоватыми глазами на его мать, что и мать его когда-то была такой же невольницей? «Не только это»,— говорил себе Довлет. Было что-то еще, в чем он и самому себе не смел признаться. Но все это теперь не имело значения, прекрасная пленница навсегда досталась другому...
Уныло мальчик поплелся за своим дедом и другими ала-манщиками, которые отправились в крайнюю юрту ряда больших мясников, делить между собой остальную добычу. И опять его никто не остановил у входа в юрту, опять он, войдя внутрь, уселся у самого входа за служившей вместо двери кошмой. Что-то заставляло Довлета быть в этом поганом месте и своими глазами увидеть все до конца...
— Предводитель,— войдя, сообщил рыжебородый аламан-щик.— Явилась жена Велназара-ахуна. Что ей ответить?
— Э-э-то к-стати,— отозвался заикающийся аламанщик.— П-по-сле к-каж-дого нам-аза он б-бууу-дет пр-росить у аллаха в-взять нас п-од свое п-п-пок-ровитель-ство...
— Ну коли Велназар-ахун прислал свою жену,— решил Аташир-эфе, — то надо выделить ему один пай.
Бандиты стали вытаскивать на середину огромные чувалы, туго набитые награбленным добром, развязывали их и вываливали все в общую кучу. Тут были рулоны и отрезы разной материи, всякая одежда, медная и серебряная посуда, драгоценности, медные, серебряные и золотые монеты, отчеканенные в разных странах...
Двое наиболее опытных в таких делах бандитов принялись раскладывать добро на отдельные кучки, стараясь, чтобы в каждой из них оказалось добро, равное по цене другим кучкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111